Анастасия Миллюр - Сбежать от судьбы или верните нам прошлого ректора! (СИ)

Ректор застыл, как и я. Мы в шоке смотрели друг на друга: я – потому что, ну, такое приключение для не совсем проснувшейся меня, с финальным выходом аморта – явный перебор, а лорд – потому что увидеть у себя на пороге полуголую девицу в откровенном пеньюаре, прижимающую к себе метлу – это зрелище для стойких (в прямом и переносном значении этого слова) мужиков. А еще меня поразило то, что на нем были солнечные очки! Да-да, не больше и не меньше! Я пыталась сообразить, где он нашел ультрафиолетовые лучи, от которых собственно собрался защищать глаза, или «блатным солнце светит всегда», м?

– Мира, зачем ты пришла? – отмер он, сглотнув.

– Это не я! – начала активно отпираться.

Аморт оперся плечом о косяк, хвост обернулся вокруг ноги.

– Да, а кто? – скептично спросил он.

Я выставила перед собой метлу.

– Это вот она!

– М-м, она тебя похитила, перетащила к моим дверям, а потом взяла твою руку и постучалась ей?

– Примерно, – кивнула я.

Ректор потер лоб.

– Это такая ересь, Мира, в которую еще пять месяцев назад я бы ни за что не поверил, но зная тебя...

– Будто это я виновата, – буркнула, а потом услышала какой-то подозрительный звук, знаете будто дерево ломается, удивленно посмотрела в сторону источника и снова застыла в шоке.

Рука аморта сжимала косяк с такой силой, что бедное дерево крошилось!

– А чего это вы... – начала я.

Метла не дала мне договорить. Почувствовав, что я ослабила захват, она вырвалась и ударила ректора по лбу. Я прижала ослабевшую, замерзшую руку ко рту. Ректор зашипел, метла отлетела от нас на добрых два метра, а очки, издавая прощальный треск, полетели на пол. Я в отупении проследила за их падением, перевела взгляд на лицо аморта, будто ожидая увидеть там как минимум третье ухо и замерла.

– А почему у вас глаза светятся? – спросила, с восхищением глядя на... собственно предмет вопроса.

Разноцветные радужки сияли, манили, звали нырнуть в омут с головой, отдаться чему-то неизведанному, непонятному, притягательному. Неосознанно сделала шаг вперед, стремясь приблизиться. Будто в опьянении дотронулась до щеки аморта, и руку пронзило миллионами иголочек. Ощущение такое потрясающее, что я, желая продлить его, нежно веду рукой по скуле тяжело дышащего мужчины, касаюсь костяшками пальцев заостренных и трепещущих крыльев носа, задеваю губы, постепенно спускаясь к шее. Словно вдалеке я слышала все тот же скрежет ломающегося дерева, но мне было все равно, я зациклилась на невероятных ощущениях, возникающих при прикосновении к аморту.

– Мира, – предостерегающе не то прорычал, не то простонал он.

Я не отреагировала. Ничего не видела перед собой кроме его глаз, ничего не чувствовала, кроме пожара внутри и его кожи под пальцами. И снова:

– Мира, – прозвучавшее, как его поражение и моя победа.

В следующее мгновение горячие руки оказались на моей талии, а губы смяли мои в грубом поцелуе. Этот момент был как взрыв мириадов фейерверков, как столп пламени, взметнувшийся в небо, как цунами, как...

Закрыв глаза, запустила руки в его волосы, прижимая аморта к себе. Его руки были повсюду, ненасытные, голодные. Грубые и одновременно сводящие с ума от нежности прикосновения устраивали настоящий взрыв в моей голове. Будто через толщу воды услышала, как хлопнула дверь, а затем меня прижали к чему-то холодному. Я закинула ноги ему на талию, и он тут же подхватил меня под ягодицы, не переставая целовать.

Только горячие губы, терзающие мой рот, только грубые прикосновения, заставляющие меня плавиться внутри, только наше дыхание в унисон, только его глаза, стоящие перед мысленным взором, будто клеймом выжженные в моей памяти. Его губы спустились к шее, и дальше вниз, а я не выдержала и протяжно застонала. Он тут же подхватил мой стон, поймал звук, срывающийся с моих губ.

Еще мгновение, и я лежу на прохладных шелковых простынях, он нависает надо мной, вглядывается в мое лицо, закусив губу, сдерживает себя. В течение нескольких мгновений тоже пытаюсь смотреть на него, но не выдерживаю, закрываю глаза, закидываю ноги на его талию, и начинаю скользить по его телу вверх и вниз, он издает стон. От этого звука все внутри меня пылает.

Чувствую, как задирается тончайший шелк моего одеяния, секундное ощущение прохлады на животе, которое тут же заменяется жаром его тела.

– Ты с ума меня сводишь, – рычит он, целует так, что я теряю мироощущение, а затем...

Я остаюсь одна. Поднимаюсь на локтях, судорожно озираюсь, стремясь найти его глаза. Замечаю аморта, вцепившегося в окно, с опущенной головой.

– Даринер, – зову я, мой голос вибрирует, вижу, как он дергается, а мне невыносимо без его прикосновений, без его глаз.

– Уйди, Ари, – почти стонет он.

Куда уйти? Зачем уйти? Как уйти?

– Даринер, иди ко мне, – зову его, не понимая, что происходит.

Но он все не приближается, а ко мне все возвращается разум. И ровно в то мгновение, как я вскакиваю с кровати, в ужасе осознавая, ГДЕ и ЧТО я делаю, а главное С КЕМ. Выдержка ректора, похоже, лопается, и он с рыком подлетает ко мне. Кое-как сообразив, что, скорее всего, на меня каким-то образом влияют его глаза, я тут же зажмуриваюсь и вопя как иерехонская труба, вылетаю из его комнаты. Адреналин, смешиваясь со страхом и азартом, бурлит в крови. Открываю глаза на лестнице и несусь вниз, судорожно одергивая пеньюар, кидаюсь к двери, дергаю за ручку. Бабушка моя! Закрыто! Лихорадочно ищу замок, чувствую горячее дыхание над ухом.

– Попалась, – промурчал аморт.

Я вскрикиваю, прижимаюсь лбом к двери, слышу: «Вам», горячее тело позади меня исчезает. В ужасе оглядываюсь и вижу метлу, которая и приголубила ректора. Первая мысль: «Ой, бабушка, ему же, наверное, больно!». Вторая: «Ну все, писец, теперь точно отчислят». А Метя сдав назад, набрала разгон и – ба-а-амс! – дверь открыта. Простив этой поганке все, что она натворила, вскакиваю на нее, и мы улетаем в закат, ну, точнее в рассвет.

На входе в общежитие мы опять же очень легко преодолели барьер и открыли дверь, затем понеслись вверх по лестнице, добрались до комнаты, захлопнули дверь, закрыли ее. Я слезла с метлы, подошла к стене и тихонечко по ней сползла.

Что сейчас было?! Как это объяснить?! В голове после пережитого пустота. Я полностью опустошена.

С помощью метлы добралась до кровати, упала на нее и вырубилась. Все, гейм овер, чур меня лет пятьдесят не трогать.

Неделю я проходила, прибывая в таком отрицании с собой, что философский принцип «Отрицание отрицания» нервно курит в сторонке.

С одной стороны мне хотелось… нет… не то что бы хотелось, а вроде мне нужно свести ректора и Аду. Но с другой стороны ректор-то мне самой нравится, да и я ему тоже. Пытка мыслями об аморте начиналась с момента открытия глаз после сна и до полной отключки мозги из-за недосыпа. Очень часто я стала ловить себя на том, что глупо улыбаюсь, глядя в никуда, а перед мысленным взором какая-нибудь встреча с ним или, что хуже, поцелуи.