Алексей Калугин - И черт с нами

Присев на корточки, полковник принялся изучать мой живот. Он даже попытался отвести в сторону руку, которой я зажимал рану, но я в ответ замычал и затряс протестующе головой.

– Ладно, Каштаков. – Малинин коснулся пальцами моего плеча. – Ты, главное, не дрейфь, все будет нормально…

При этом выражение лица у него было такое растерянное, что ясно становилось, ничего нормального уже не будет.

И тут мысль моя начала работать в правильном направлении. Наверное, от того, что мне уже абсолютно ясно сделалось – пришел мой конец, и только никак не хотелось умирать вот так, сидя на грязном тротуаре в луже собственной крови.

Пальцы, гладившие рукоятку пистолета, которым мне так и не довелось воспользоваться, я переместил чуть в сторону и просунул во внутренний карман пиджака. Так, телефон был на месте. Да и куда он мог деться?

Должно быть, в тот момент, когда, ухватив двумя пальцами телефон, я попытался вытащить его из кармана, на лице моем отразилось такое мучение, что полковник Малинин, уже звонивший куда-то по своему мобильнику, принялся меня успокаивать:

– Все в порядке, Каштаков… Порядок, понимаешь… Ничего страшного с тобой не случилось. Ща машина пригонит…

Как же мне надоела его привычка обращаться к собеседнику по фамилии! Будь у меня чуть больше сил, я бы непременно сказал Малинину об этом. Именно сейчас. Ну и пусть обидится, черт с ним, мне теперь все равно.

Я все же достал телефон, откинул пальцем крышку и нажал кнопку быстрого вызова. Гамигин ответил почти сразу:

– Слушаю.

– Анс… Забери меня… Отсюда…

– Дима, где ты?.. Что случилось?…

– Забери меня, Анс…

И все.

Наверное, я потерял сознание.

В себя я пришел утром следующего дня. Я лежал в кровати, укрытый теплым одеялом, в спальне свой новой квартиры в доме на Поварской. За окном светило солнце и радостно щебетали птахи, был по-настоящему весенний день. С кухни тянуло запахом чего-то невообразимо вкусного, вот только чего именно, понять я не мог.

– С добрым утречком, – сказала, заглянув в дверь спальни, Лоя Розье.

Сегодня на ней были голубые вытертые джинсы и полосатая маечка с короткими рукавами.

Я с благодарностью улыбнулся ей в ответ. Улыбка была хилой и бледной, как и полагается тяжелобольному. Я понимал, что жизни моей уже ничто не угрожает, – в противном случае я проснулся бы не дома, а в реанимационном отделении больницы при институте Склифосовского. Или, например, госпиталя ветеранов войн, куда меня мог устроить полковник Малинин. В ведомственный госпиталь НКГБ он бы меня отправлять не стал – конспирация! – а вот к ветеранам войн – за милую душу. И все же, возвращаясь к теме тяжелобольного, нельзя забывать о том, что совсем недавно я получил проникающее ножевое ранение брюшной полости. Говоря проще, мне, как барану, вспороли живот. В чем, отчасти, я сам же и был виноват. Отдался азарту погони, и вот вам результат, лежу в кровати весь в бинтах. Боли не чувствую только потому, что организм, как губка, наркотой пропитан. И за это я готов был сказать самое искреннее спасибо тому, кто время от времени подносил к моей ляжке пневмошприц. Одно только воспоминание о боли, что пережил я вчера, когда нож лжебродяги вспорол мне живот, вызывало холодный озноб и желание с головой забраться под одеяло.

– Рубашку я тебе купила новую, – сообщила Лоя.

Я все так же – вымученно, но с благодарностью – улыбаюсь. Спасибо тебе, родная.

– Пиджак и брюки полчаса назад принесли из чистки.

Ну, хорошо, допустим, кровь они отчистить сумели. А с дырой как? Заштопала, что ли? Я, конечно, понимаю, что деньги казенные, подотчетные, и все же… Ну, что за крохоборство такое! Я ведь за их, адское, то бишь, дело кровь свою проливал.

– Все вещи и пистолет в шкафу. Мобильник – на журнальном столике.

Я скосил взгляд – да, действительно, лежит. Только мне с кровати все равно не дотянуться.

– Шляпа в прихожей на вешалке. Ботинки – у двери.

Она что, издевается?! Какие еще ботинки! При чем тут ботинки? Мне врач лежать велел… Вернее, должен был велеть… Вернее, велел, но я этого не помню, потому что без сознания был… В конце концов, у меня живот распорот.

Я провел рукой по животу. Сунул ладонь под майку.

– Вставай, Дима, – наморщила свой милый носик Лоя. – Хватит изображать из себя Обломова.

Обломова?.. Какого такого Обломова?

Я провел ладонью по животу.

Постойте… Где бинты? Где швы, стягивающие края ужасного разреза слева до самого пупка?.. Пупок на месте, а вот ни бинтов, ни швов, ни самой раны… Я откинул одеяло и в полнейшем недоумении уставился на свой девственный живот. Посмотрел, погладил ладошкой, снова посмотрел.

– Фу, эксгибиционист, – насмешливо фыркнула Лоя. – Жду тебя на кухне. Завтрак уже готов.

Сказала и исчезла, оставив меня наедине с моим животом. Не стану скрывать – в растерянности. Я снова похлопал ладонью по животу. Как будто все в порядке. Так что же то было?.. Сон?.. Бред?.. Галлюцинация?.. Быть может, меня действительно накачали наркотиками, только не для того, чтобы облегчить боль после ранения в живот, а чтобы спровоцировать видения?.. Но кто?.. Когда?.. Зачем?..

Вопросы. Вопросы. Вопросы.

Оставалось надеяться, что у милой демоницы имелись ответы хотя бы на некоторые из них.

Я поднялся с постели, сделал несколько быстрых гимнастических движений – не потому, что имел такую привычку, а для того, чтобы еще раз удостовериться: с моим драгоценным телом все в порядке – после чего не спеша оделся. Одевался я всегда не спеша. Это был один из моих основополагающих жизненных принципов. Первый – одевайся не спеша, чтобы ничего не забыть. Второй – не беги за уходящим автобусом, придет другой.

Пиджак и галстук я надевать не стал, оставил расстегнутым воротник рубашки и немного подвернул рукава. Пусть к завтраку меня пригласила дама, но все же это была моя квартира. Оставалось только выйти в коридор и надеть ботинки, – ходить по квартире в носках я считал ниже своего достоинства. Но, обойдя кровать, я увидел на овальном прикроватном коврике пару кожаных домашних тапочек. Я подошел к коврику и осторожно вставил ноги в тапочки. Как же это было приятно! Надеть тапочки и выйти на кухню к завтраку, приготовленному заботливой женской рукой! Да, только теперь я окончательно убедился в том, что похвалы профессионализму Лои Розье, столь щедро расточаемые Гамигином, были не просто вежливостью в отношении коллеги. Кое в чем эта дамочка, несомненно, толк понимала.

Я расправил плечи, одернул рукава рубашки и понял, что готов. Практически ко всему. Да, чуть не забыл. Подойдя к зеркалу, я пару раз провел расческой по волосам. Вот теперь точно полный порядок. Улыбка на лице, задорный блеск в глазах. Чего мне еще не хватает для куража? Композиция «В середине поцелуя» в исполнении Зута Симса была бы сейчас как нельзя кстати. Впрочем, с этим можно повременить.