Майарана Мистеру - Прятки с Вельзевулом

Если бы ему не было достоверно известно, что женщина, которая много лет назад стала причиной смерти его брата была убита при неизвестных обстоятельствах, Вельзевул бы счел, что она только что стояла перед ним.　

Разве он мог забыть это ненавистное лицо без тени жалости в синих глазах? Этот вздёрнутый нос и пухлые губы, которые он неоднократно разрывал собственными когтями в своих фантазиях? Чёрные волосы, что наматывал на кулак, заставляя запрокидывать голову, в поисках хоть одной тени страха и сожаления.　

Перед глазами, как наяву всплыло воспоминание о последних минутах жизни брата. Такие же зелёные, как у него глаза и родная усмешка, что никогда не сходила с его губ. Он сидел прикованный к стене, с иронией рассматривая присутствующий здесь ковен, но всем было плевать. Всем, кроме Вельзевула, что рвался в мучениях, но не смел сделать и шага, потому что не имел на то права. Не имел права опозорить род и орден, что позволили ему явится на казнь. Поэтому справлялся с собой стиснув зубы и держа лицо каменным. И только старший брат Бериадор знал, как трудно Вельзевулу смотреть на всё это.　

«Никогда не верь женщинам, братец. Они хуже любого из нас» — последние слова брата были сопровождены красноречивым взглядом, полным сожаления, на Саяму Алайт. Главу ковена. Ведьму приговорившую его брата к смертной казни.　

Уже тогда Вельзевул понял, что Бериадора предала не просто ведьма с холодным взглядом, его предала любимая.　

Ещё три года назад моя тётя неоднократно повторяла, что я похожа на мать, как две капли воды. Тот же взгляд, от которого веет холодом и одиночеством. Те же губы, что могут нежно улыбаться, а в следующий миг нанести смертельное оскорбление. Те же стальные интонации, что она любила использовать в разговоре с людьми. И несмотря на то, что мне преподносилось это как оскорбление, в тайне я была рада, что во многом похожа на неё. Пусть и не такая холодная, как мне её описывали, но всё же похожа.　

Я не помнила, как она выглядела, не знала, какой она была, но очень часто размышляла над тем, как она погибла и как бы мы жили не случись этого. Как часто мы бы с ней виделись, я-то знаю, что мама очень много времени уделяла своей работе, но не верила, что осталась бы без её внимания и ласки, ведь, когда меня приняли в чужую семью, я была нормальным и жизнерадостным ребёнком. Со временем очень многое изменилось. Я прекратила искать в людях лучшее, несмотря на то, что каждый день мне говорили, что в каждом есть что-то хорошее. Перестала искать общения со сверстниками, ведь, меня не очень-то жаловали, считая уродом. Да, в школе я была уродом, не умеющим пользоваться своим даром. Да в общем-то и сейчас мало что изменилось, но в то время, когда моя внешность не была скрыта синергетической оболочкой, дело обстояло гораздо хуже. Имя Саяма Алайт было у всех на слуху. Моё настоящее имя тоже не очень-то отличается, а вкупе с внешностью не трудно догадаться кто является дочерью знаменитой ведьмы. Савайя Алайт, так меня звали ещё два с половиной года назад.　

Почему?　

Почему от этого ненавидящего взгляда мне на ум приходит только одна мысль? Вельзевул знал мою мать. Как бы сильно я не желала игнорировать эту догадку, она уже укоренилась в душе, запуская корни в самое сердце. Других домыслов у меня не имелось, эта была самой правдоподобной.　

За что?　

За что её можно было так ненавидеть? Неужели всё то, что мне о ней рассказывали было правдой? Правда, что она была деспотичной и жестокой, а ещё холодной, словно, глыба льда? Неужели, женщина, родившая меня, могла быть такой ужасной, что заслужила этот страшный взгляд? Я почти не помню её.　

И не верю.　

Не верю в это. Пусть я не помню, пусть не знаю, но поверить в то, что мама была в чём-то виновата перед всеми теми людьми, что к ней так плохо относились, я попросту не могла. Пусть я придумала, что эта женщина, чья кровь течёт в моих жилах, была светлым и добрым созданием, я не могу принять их ненависть. Она, то единственное, почему я люблю эту жизнь. Она дала мне её, растила до пяти лет и любила… наверное, но ведь, родила! Не избавилась на стадии зародыша, не отдала на поруки чужим людям, а смотрела на меня каждый день… Не значит ли это, что она любила меня?　

— Ты в порядке, Лапушка? — проворковал позабытый мною вампир.　

Бабушка всегда говорила, что у мамы был трудный характер. Она старалась не демонстрировать своих чувств окружающим и могла вытерпеть очень многое, но, если её доведут до бешенства… Обычно она была спокойной и рассудительной, но заводилась она за полторы секунды, превращаясь в неуравновешенную стерву, и тормозного пути не имела.　

Вот и я сейчас, хлопнув ресницами, оценила обстановку в которой находилась.　

Мы по-прежнему стояли у стены, только теперь находились под пристальным наблюдением адептов академии. И в связи с воспоминанием о недавних событиях, мои щеки снова залил румянец, но затем… Короткий удар коленом про меж ног вампира, дал понять последнему насколько сильно он меня обидел. Рого согнулся пополам, ругаясь и хрипя на чём свет стоит.　

— Лапушка зла. — Холодно отвечаю на вопрос вампира. — Очень зла, сукин ты сын! Сколько раз я тебе говорила, чтоб ты клыки свои не распускал?! Ещё один подобный манёвр, я тебя точно неизученным заклинанием шарахну, чтоб все свои навыки растеря…　

— Лоя?! — резко вскинулся вампир с искренним удивлением на лице.　

Сморщилась словно лимон проглотила, оглядывая свидетелей небольшой разборки. Ну кто меня за язык тянул, а?　

Свидетели подобному вопросу-утверждению немало удивились, но я быстро взяла себя в руки.　

— Вы обознались! — пропела и отправилась искать Васелевского, который должен мне сполна заплатить за этот инцидент.　

Несносный придурок, наверняка, и сам не ожидал, что всё выльется в серьёзные последствия, но спускать ему с рук этот недочёт я была не намерена. Не забыла ещё, как печально всё может закончиться, тем более что ректор был очень… ОЧЕНЬ зол. И даже не важно, что злость эта выходила за рамки данной ситуации, важно другое. Если он хоть каким-то боком прознает, что вина полностью лежит на хрупких плечах Лои Хепт, вышвырнет из стен академии, а дальше начнет разбираться на своё усмотрение, то есть, от лица Вельзевула, и чует моя нежная пятая точка, что жить мне, в таком случае, останется не долго.　

— Золотце! — окрикивает меня вампир каким-то радостным и многообещающим ехидным голосом. — Мой золотой, куда же ты?!　

Меня, самым натуральным образом, перекосило. Рого после нашей второй памятной встречи, проникся ко мне симпатией, что значительно усложнило мне жизнь. От этого бабника не было проходу, а виной тому, послужил нечаянный укус в запястье в момент нашего падения после столкновения в столовой. Как бы ни было банально, но я поскользнулась на какой-то разлитой жидкости и вцепилась в то, что было доступно моим рукам. Этим чем-то оказалась голова вампира, которому я чуть шею не свернула, именно это и послужило падением, а при столкновении с полом, его клыки оказались в моём запястье. Ну и лицо у него тогда было! Смесь удивления, возмущения и наслаждения. После этого, Рого просто обитал рядом со мной. Стоило только выйти с пар, как он уже поджидает, навязывая своё внимание. Мне это не нравилось, но я молчала, пока не начали происходить странные вещи, в которых я страдала больше всех, являясь случайным, но желанным донором для вампира. После таких вот «свиданий» я и стала золотцем, золотым и золотулечкой. Благо, я тогда додумалась сменить внешность, а Кама, моя сообразительная подруга, навешала вампиру лапши на уши, мол, Лоя перевелась в другую академию. Да-да, я полгода, не считая летних каникул, ходила, наслаждаясь отсутствием рядом с собой вампира, и надо же какая неудача.