В.Федоров А.Зайцев - Polo или ЗЕЛЕНЫЕ ОКОВЫ

–Он такой славный, Пашка нам запись показывал в группе. Они с Верой женаты уже пару лет, а Темка вот только у них появился.

–Мне больше нравится имя Олег.– Отец с нежностью посмотрел на свою подругу.

–Ну что Олег? Вот смотри Глебушка.– Рыжая мечтательно закатила глаза.– Такое имя нежное. Глебушка.– Снова повторила она, еще более смакуя имя.

–Нет, лучше Олег.

–Почему Олег?

–Я на своем примере. Мне в жизни ни одного дебила, которого бы звали Олег, не посчастливилось встретить. Их в природе не существует. Все Олеги– пацаны что надо…– Отец замолчал и искоса поглядел на Рыжую. Та не придала значения словам Отца, погруженная в смакование Глеба.

–Ну и что? Олег даже не звучит. Какое-то жесткое имя. Его даже ласкательно не назовешь.

–Как так. Олежек, Олеженька. Да мало ли.

–Ну это все не то.– Рыжая недовольно дернула за руку Отца.

–Давай сыночка заведем.– Отец вопросительно повел плечами, чуть касаясь Рыжей.

Рыжая резко остановилась и жадно впилась в губы Отца. Время остановилось.

Производство наследника– это очень важное решение. Рождение новой жизни не значит в похоти позволить слиться двум безумным клеткам. Отнюдь. Рождение сына– дозволение вселенной быть рядом с нами. Это значит позволить всемирным законам продолжать вершить мироздание. Это значит разрешить светилам светить, а планетам пресмыкаться. Только потому, что родился малыш.

Рыжая тихонько уткнулась носом в плечо Отцу и тихонько заплакала. Она плакала долго, плач ее переходил в легкий смех, который заканчивался всхлипами. Слезы текли по ее лицу. Отец целовал ее в промозглые щеки, однако Рыжая начинала всхлипывать еще громче и чаще. Они целовались и тонули в слезах.

Итак, решено. Быть новой жизни.

–А если родится девочка?– Сквозь слезы пробулькала соплями Рыжая.

–Забудь такое слово. Я составлю генеральный проект, чтобы все недостающие части тела у моего малыша были. Все. Чтобы он был красивым как мама и умен как папа.– С гордостью декларировал Отец.

–Ух ты какой.– Рыжая снова поцеловала Отца в губы.

–И назовем Олежеком.

–Ну вот тут ты не угадал. Не угадал. Глебушкой.– Рыжая нежно провела рукой по щеке Отца.

–Это мы еще обсудим. Знаешь модифицированный закон Архимеда?– Спросил Отец.

–Оригинал знаю.– Рыжая тыльной стороной ладони вытерла слезы, и немедленно стала похожа на картину импрессиониста. Черные потеки туши обозначили на ее челе путь ладони.

–Жидкость, опущенная в тело, через семь лет в школу пойдет.– Кивком констатировал Отец.

Рыжая хмыкнула, но спорить не стала. Они двинулись дальше по черным улочкам, в которых тонули недоверие и нелепости. Рыжий локон упрямо падал на ее лицо, чуть прикрывая черные кляксы остатков ее макияжа. Нос припух, губы раздуло от слез и всхлипываний. Но она даже так была мила желанна и привлекательна. Отец представил ее с животиком. Это будет так здорово, когда такая женщина будет носить под сердцем его малыша, маленького сорванца, которому будут служить звезды.

–Мама.– В пустоту сказал Отец.

–Что мама?– Не поняла Рыжая.

–Ты– мама. Классно.

Рыжая смутилась, ночная темень поглотила ее покрасневшие щеки.

–Мама.– Тихо повторила Рыжая.

Оба погрузились в сладостные мечты. Отец в своих мечтах играл с Олегом в песочнице, учил его выбирать материал для рогатки из ветвей сирени. У нее самая правильная вилка. Он вместе с малышом возил по мягкому ковру машинки, они втроем прогуливались по детской площадке, вымощенной серой тротуарной плиткой взявшись за руки. Он, Рыжая и Олежек. Отец уже возил маленького сына на спине. Олеженька заливался звонким чистым смехом, даря отцу свою чистую детскую любовь. Отец строил песчаные замки с Олеженькой на лазурном берегу озера, затем, набрав воды в ведерко, смывал его с лица земли под улюлюканье маленького сынишки.

Рыжая же наряжала Глебушку в синенький костюмчик, пошитый бархатом на манер пажеского камзола, она поправляла складочки на мальчишеском костюме, чтобы лучше сидел, купала в теплой ванне с пеной, обильно поливая спинку водой. Рыжая расчесывала мягкой массажной щеткой светлые соломенного цвета волосики Глебушки. Она целовала его в пухлые розовые щечки, от чего мальчишка нехотя кривился. Она водила его в детский сад, наполненный серебряными колокольчиками голосами детей. Она надевала на головку Глебушки очаровательную соломенную шляпку.

Влюбленные вышли к парку, озаренному белой луной. Парк под старину был выложен серыми пластиковыми плитами, на стыке которых поросла травка. В центре парка развалился фонтан, нехотя обмахивая себя жиденькими струйками прохладной влаги. Маленькие ручейки скатывались по неровным ребрам огромного камня, стоявшего в центре фонтана, словно могильная плита. Фонтан отмахивался от редких мух и комаров плевками воды, и чуть отводя дыхание, вздыхал свежим ветерком. Парк с боков порос тяжелыми высокими ивами и тополями, разлапистые ветви которых нехотя мели зеленую травку у своих ног. Старые деревья согнулись в немом поклоне венценосному каменному водолею, который нет-нет одарял деревья мириадой маленьких брызг, искрившихся в лунном свете серебром. Старые ивы, поросшие густыми косами, собой закрывали от всего мира своего господина, который даже не всех знал в лицо. Они были готовы ради него на все: готовы стоять в смиренном поклоне в темноте, взирая на своего повелителя из-за спин своих старых подруг, любоваться его самодовольством и непостоянством, очаровываться его формами, поросшими зеленой слизью и удобренными старой листвой. Они готовы были мириться со стайками пугливых воробьев, засыпавших на их ветвях, чуть только ночь возьмет свои права. Готовы были мириться и с зимой, которая закрывала белым саваном уснувшего господина, только бы всегда быть рядом с ним, только бы хоть мельком сквозь морозную вуаль посматривать на спящий фонтан. Фонари тоже были. Но как водится на Руси добрая половина не светила, другая половина, словно сквозь хмельной туман, мутно осматривала скромный пятачок земли у себя под ногами.

Рыжая опустилась на корточки перед струйкой воды, несмело бьющей из потайной трубки, зачерпнула ладошкой влагу и отерла свое заплаканное, но довольное лицо. Пугливо фыркнув, она утерлась носовым платком.

–Я посчитала тут. Критический срок у меня будет через три дня.– Она развернулась на каблучках к Отцу.

–Вот это хорошая новость!– Воскликнул Отец.– Да хоть бы и сегодня.

Отец поднял свою рыжую подругу за руки, обнял ее за талию и подарил глубокий, как Марианская впадина, поцелуй.

Ночь сгустила краски. Пьяные фонари, засиженные мухами и ночными мотыльками, уныло качали хмельными головами поскрипывая в такт бесстыжему ночному дуновению. Желтые мутные пятна света на траве неторопливо и печально дарили парку какое-то неуловимое очарование.