Терри Пратчетт - Стража! Стража! (сборник)

В тот день Себя-Режу решил опробовать новый подход. Он ходил по улицам, широким и узким, со своей тележкой и орал:

– Сосиски! Горячие сосиски! В булочке. Пирожки с мясом! Хватайте, пока горячие!

Это было в некотором роде разминкой. Шансы на то, что какой-нибудь человек съест предлагаемое Достаблем блюдо – если только ему, запертому в доме и голодающему вот уже две недели, не подсунут сосиску под дверь, – в общем, шансы были весьма невелики. Наконец, Достабль воровато огляделся – в доках работало много троллей – и снял крышку с другого лотка.

Что же это такое? Ах да…

– Доломитовые конгломераты! Покупайте доломитовые конгломераты! Марганцевые гранулы! Хватайте, пока… э-э… грануловидные! – На мгновение он замолчал, а потом заорал снова: – Пемза! Пемза! Туф за доллар! Жареный известняк!…

Несколько троллей приблизились и уставились на него.

– Вот ты, сэр, – сказал Достабль, широко улыбаясь самому маленькому троллю, – ты выглядишь… очень голодным. Почему бы тебе не попробовать наш замечательный сланец в булочке? М-м-м! Отведай эти аллювиальные осадки, пальчики оближешь!

У Себя-Режу-Без-Ножа Достабля было несколько скверных черт характера, но видизм в их число не входил. Он любил всех, у кого есть деньги, вне зависимости от цвета и формы руки, их протягивающей. Достабль был сторонником мира, в котором мыслящее существо может ходить гордо, дышать свободно и наслаждаться жизнью, свободой и счастьем, твердо шагая навстречу новой заре. И если на этом самом пути к заре удается уговорить кого-нибудь из мыслящих существ купить продукт Достабля, так это только к лучшему.

Тролль с подозрением осмотрел лоток и взял булочку.

– Б-р-р-р, какая гадость! – рявкнул он. – В ней аммонит. Гадость!

– Извини? – не понял Достабль.

– А этот сланец, – сказал тролль, – черствый.

– Восхитительный и свежий! Как раз такой любила тесать твоя мамочка!

– Да, а этот чертов гранит весь пронизан кварцем, – добавил другой тролль, склонившись над Достаблем. – Кварц засоряет артерии.

Он бросил камень на лоток. Тролли не торопясь побрели прочь, изредка оборачиваясь, чтобы смерить Достабля подозрительными взглядами.

– Черствый? Черствый?! Как он может быть черствым? Это же камень! – закричал Достабль им вслед.

Но потом пожал плечами. Ну и ладно. Настоящий бизнесмен должен с достоинством пережить первое поражение.

Он закрыл крышкой лоток с камнями и открыл другой.

– Пещерная пища! Пещерная пища! Крыса! Крыса! Крыса-на-палочке! Крыса-в-булочке! Хватай, пока мертвые! Отведайте!…

Где-то наверху зазвенело стекло, и в лоток воткнулся младший констебль Дуббинс.

– Не стоило так торопиться, – укоризненно сказал Достабль. – Всем хватит.

– Вытащи меня, – раздался приглушенный голос Дуббинса, торчащего вверх ногами. – Или дай кетчуп.

Достабль схватил гнома за обледеневшие башмаки.

– Только что с гор спустился, да?

– Где мне найти человека, который держит ключи от склада?

– Если тебе понравилась наша крыса, почему бы не попробовать…

В руке Дуббинса, словно по волшебству, возник топор.

– Отрублю ноги по колено.

– ТебенуженГерхардСтелькаизГильдииМясников.

– Хорошо.

– Атеперьпрошуопуститопор.

Дуббинс убежал, поскальзываясь на булыжниках.

Достабль посмотрел на обломки тележки. Шевеля губами, подсчитал убытки.

– Эй! – закричал он вслед гному. – Ты должен мне за три крысы!

Лорд Витинари проводил взглядом капитана Ваймса, и ему стало немножко стыдно. Он не мог понять почему. Конечно, капитану пришлось несладко. Но другого выхода не было…

Патриций достал ключ из шкафчика, стоявшего рядом со столом, и подошел к стене. Его рука коснулась пятна на штукатурке, ничем не отличавшегося от других пятен, но от прикосновения именно к этому сработал потайной механизм и часть стены открылась. Хорошо смазанные петли даже не скрипнули.

Никто не знал всех проходов и тоннелей, спрятанных в стенах дворца; поговаривали, будто некоторые тоннели идут чуть ли не под всем городом. Отчасти в этом была правда: Анк-Морпорк славился своей разветвленной системой подвалов. Человек с киркой, хорошо ориентирующийся на местности, мог пройти куда угодно, нужно было только пробить старые, воздвигнутые давным-давно стены.

Лорд Витинари спустился по нескольким узким лестницам и прошел по коридору к двери, которую отпер ключом.

Помещение это нельзя было назвать темницей, оно было просторным, освещалось несколькими большими, но высоко расположенными окнами. В нем пахло деревянными опилками и клеем.

– Поберегись!

Патриций пригнулся.

Что-то похожее на летучую мышь с треском и жужжанием пролетело над его головой, беспорядочно покружилось в центре комнаты и развалилось на дюжину дергающихся кусков.

– Вот те на, – раздался мягкий голос. – Придется возвращаться к чертежной доске. Добрый день, ваша светлость.

– Добрый день, Леонард, – кивнул патриций. – Что это было?

– Я назвал это «машущим-крыльями-и-летающим-прибором», – ответил Леонард Щеботанский, спускаясь со своей стартовой стремянки. – Работает от скрученных вместе гуттаперчевых полос. Но, боюсь, над изобретением надо еще поработать.

Леонард Щеботанский был совсем не старым. Он относился к тем людям, которые начинают выглядеть почтенными в возрасте тридцати лет и, вероятно, точно так же будут выглядеть в девяносто. И лысым, если говорить честно, он не был. Просто его голова выросла из волос и возвышалась над ними, как величественный каменный купол над лесом.

Идеи порхают по вселенной туда-сюда. Главная их цель – если у идей, конечно, есть цель – это попасть в нужный ум в нужном месте в нужное время. Они задевают нужный нейрон, возникает цепная реакция, и через короткий промежуток времени кто-то уже щурится от света телевизионных софитов, сам недоумевая, и как это он додумался продавать хлеб в первозданном, донарезанном, виде.

Леонард Щеботанский знал о существовании вдохновляющих идей не понаслышке. Одним из его ранних изобретений стал заземленный ночной колпак, который он придумал в надежде на то, что эти треклятые идеи перестанут оставлять раскаленные добела следы в его измученном воображении. Однако колпак почти не помогал. Леонард из личного опыта знал, как стыдно просыпаться на простынях, испещренных эскизами неизвестных осадных машин и новейших устройств для чистки яблок.

Род Щеботанских был достаточно богат, и молодой Леонард учился во многих школах, откуда вынес огромный мешок разнообразных знаний, несмотря на привычку пялиться в окно и зарисовывать полет птиц. Леонард Щеботанский относился к категории тех несчастных людей, чья судьба – пребывать в неизбывном восхищении миром, его устройством, вкусом, формой и движением…