Сергей Платов - Рыжее пророчество

Я окончательно освободил клюв, расправил крылья, нахмурился и… опять колданул, меняя свой облик. На этот раз перед ошалевшей публикой красовался боевой петух. Для солидности я ему (то есть себе) добавил роста, массы, остроты клюва и масштабности шпор. В общем, это уже был не живой будильник, а пернатый убивец.

Профессионально распушив перья, надвинув на глаза гребешок и звякнув шпорами, я ринулся в атаку.

На этот раз она была значительно успешнее. Задиристый петушиный характер был как раз по мне, и я оторвался по полной. Я прыгал, бил крыльями, клевался, колол шпорами, уходил от ударов, и опять клевался, и опять прыгал. Шлепки, мешая друг другу и не сумев организовать достойное сопротивление агрессивной птичке, в какой-то момент предприняли отчаянную попытку прорваться к девчонкам, но тут же были отброшены объединенными силами моего семейства. Клыки, когти, колдовство и серебряный канделябр сыграли свою роль, а уж остальное было делом техники. Ловко, одним движением лапы, я скидывал шлемы с голов, а острый клюв ставил жирную точку в этом акте. А если быть точнее, то три точки.

Наконец дело было сделано, и, смахнув крылом капли пота со лба, я вернул себе человеческий облик.

– Пап, а чего ты с ними так долго возился? – тут же раздался невинный голосок Лучезары.

– И зачем были нужны эти нелепые превращения? – не остался в стороне и второй рыжий лисенок. – У тебя же посох есть!

– Раз, два – и готово.

– А так получилось сплошное нерациональное использование колдовства.

Знаете, мне стало как-то даже обидно. Я тут прыгаю, стараюсь, целое представление закатил, а они мне такое выдают. Интересно, что мне надо было выкинуть, чтобы они остались довольны? Эх, молодежь, никакого уважения к старшим!

Я хотел было возмутиться, но потом передумал и только с досады пнул валяющийся у моих ног шлем одного из шлепков. Головной убор стремительно набрал высоту, выбил окно и скрылся с глаз долой. Через мгновение со двора раздался характерный вскрик. Именно он вывел меня из оцепенения и вернул на грешную землю. Битва-то не закончилась, а я тут в обиды глупые ударился. Ладно, потом поговорю с девчонками, а пока пойду ребятам подмогну.

– Справитесь тут без меня? – бросил я Серогору.

– Беги, беги, – отозвался тот и ободряюще кивнул: – Справимся.

Я напоследок бросил на Лучезару с Василиной осуждающий взгляд, взял из рук Селистены посох и сломя голову бросился на подмогу ратникам, которые вели бой с наседающей нечистью.

Все-таки жалко, что девчонки не оценили моего показательного выступления. С соколом я, конечно, не угадал, а петушок получился очень даже милым, один гребешок чего стоил. И вообще, ко всякому делу нужно подходить с фантазией, тогда и жить веселее будет.

С такими вот мыслями в голове я несся по терему навстречу очередной заварушке. После всей этой нелепой княжеской службы я так истосковался по хорошей драке. Нет, в боярской думе мне тоже пришлось несколько раз пускать в ход кулаки, но это была никакая не драка, а всего лишь парламентские слушания. К тому же я был не виноват, что боярин Филипп в качестве аргументов чаще всего использует отборный мат, а в качестве доводов грубую силу. Вот и пришлось ему наглядно пояснить, что мой план развития города гораздо лучше его, удары точнее, а аргументы весомее. Кстати, после той самой дискуссии остальные бояре признали меня за своего, а еще после ряда подобных споров даже стали прислушиваться к моему мнению. Оно и немудрено, рука у меня тяжелая даже без всякого колдовства.

Но это все, конечно, ерунда по сравнению с той кашей, которая заварилась сегодня ночью в тереме у Антипа. Кто и зачем послал сюда наемников и нечисть, можно будет разобраться потом, а сейчас нужно просто их всех перебить, и тут у меня рука не дрогнет. В конце концов, имею полное право. В прошлом году мною был подготовлен, принят боярской думой во втором чтении и подписан князем закон «О необходимой самообороне и защите своего жилища». А там черным по белому написано, что каждый житель княжества, застав лихого человека или ворога в своем доме, и творящего там непотребства, может с чистой совестью прервать его жизненный путь любым подручным средством. Будь то сковорода, скалка, сабля или колдовской посох. Последнее, кстати, эффективнее всего.

Именно с посохом на изготовку я ворвался в трапезную. Очень даже вовремя ворвался… Два зеленых квача зажали Федора в угол и, несмотря на яростное сопротивление последнего, явно собирались перекусить ратником. Для Фрола этот милый междусобойчик уже закончился, причем довольно плохо. Блаженно закатив выпученные глаза, его лениво переваривал в уголочке третий квач. В горнице все было перевернуто вверх дном, и, мельком бросив взгляд на пол, я насчитал не менее пяти поверженных квачей, разбросанных в хаотичном беспорядке. Конечно же братья постарались продать свои жизни как можно дороже. И я лично двумя руками за такую вот спекуляцию.

– Хорошо еще, что зеленые попались, – философски заметил я и, хищно улыбаясь, поднял посох.

Вы представляете, какой звук издает перезрелый кабачок, ежели его банально уронить на пол? Именно такие звуки и последовали через небольшую паузу.

Холодная белая молния вырвалась из посоха и разнесла на куски ближнего квача, который ловко заплевывал липкой слюной Федора, явно собираясь познакомиться с ратником как можно ближе. Спустя мгновение второй квач присоединился к товарищу, окончательно приведя трапезную в нерабочее состояние. Думаю, что принимать пищу в этом помещении можно будет не скоро. И это после того как Кузьминична тут затевала не менее двух генеральных уборок в день.

Если Федора избавить от излишнего внимания огромных лягушек с мозгами набекрень было проще простого, то вернуть на свет божий его брата оказалось сложнее. Тут резко ронять кабачок было опасно, можно и начинку повредить. В том, что Фрол был еще жив, я не сомневался. Зеленому квачу нужно несколько часов, чтобы переварить захваченную и обездвиженную с помощью липкой слюны жертву. Именно поэтому я был максимально осторожен и ударил в четверть силы. Впрочем, этого хватило за глаза, и ратник оказался на свободе. Еще некоторое время нам с Федором понадобилось, чтобы окончательно освободить Фрола от липких пут, пока вернувшийся буквально с того света ратник вновь не обрел дар речи.

– Я уже думал, что мне конец, – признался Фрол, – спасибо тебе, боярин.

При упоминании моего нынешнего титула я невольно поморщился. Все это время я ощущал себя больше колдуном, чем обладателем высоченной бобровой шапки, и это ощущение меня абсолютно устраивало. Тут еще масла в огонь подлил Федор:

– Спасибо, Даромир Серафимович. Спас брата.