Терри Пратчетт - Наука Плоского Мира II: Земной шар

«Транспорт готов, джентльмены», — сообщил Думминг.

Один из Деканов, который старался держаться от своего двойника на расстоянии, поднял руку.

«А что случится с теми из нас, кто останется здесь?» — спросил он.

«Не имеет значения», — ответил Думминг Тупс. — «Они исчезнут в ту же секунду, что и мы, и те из нас, кто окажется в, эмм, другой штанине времени, сохранят воспоминания обоих людей. А теперь , пожалуйста, пусть один человек из каждой пары войдет внутрь круга».

Только Ринсвинды остались стоять на месте. Они знали, что случится дальше.

«Грустно как-то на это смотреть, да?» — сказал один из них, наблюдая за дракой. Обоим Деканам удалось с первого же раза выбить своего оппонента из круга.

«Особенно на хук слева, которым один из Тупсов только что уложил другого», — заметил второй Ринсвинд. — «Необычный навык для человека с его образованием».

«Да, уверенности в себе это вряд ли придаст. Подбросим монетку?»

«Да, почему бы и нет…»

Так они и сделали.

«Что ж, справедливо», — сказал победивший. — «Было приятно познакомиться со мной». Осторожно пробравшись через стонущие тела и последнюю пару все еще дерущихся волшебников, он сел в центре светящегося круга и как можно сильнее натянул шляпу себе на голову.

Через секунду он на короткое время превратился в шестимерный узел, а затем развязался и оказался на деревянному полу, в библиотеке.

«Что ж, это было несколько болезненно», — пробормотал он, оглядываясь вокруг.

Библиотекарь сидел на своем стуле. Ринсвинд оказался в окружении волшебников, которые выглядели удивленными и местами побитыми.

Доктор Ди с беспокойством наблюдал за ними.

«Да уж, похоже, ничего не получилось», — вздохнул он. — «У меня это тоже ни разу не сработало. Я прикажу слугам, чтобы они принесли немного еды».

Когда он ушел, волшебники посмотрели друг на друга.

«А нас точно здесь не было?» — спросил Преподаватель Современного Руносложения.

«Да, просто мы вернулись в то же самое время», — сказал Думминг, почесывая подбородок.

«Я помню все », — сказал Архканцлер. — «Просто поразительно! Я был тем, кто остался и одновременно тем, кто…»

«Давайте не будем об этом, ладно?» — прервал его Декан, отряхивая свою мантию.

Послышался приглушенный голос, который пытался привлечь к себе внимание. Библиотекарь раскрыл свою ладонь.

«Прошу внимания. Прошу внимания», — обратился к ним ГЕКС.

Думминг взял сферу.

«Мы слушаем».

«К этому дому приближаются эльфы».

«Они здесь? Посреди бела дня?» — удивился Чудакулли. — «В нашем чертовом мире? Да еще в нашем присутствии ? Вот уж наглость!»

Ринсвинд выглянул из окна и посмотрел на дорогу.

«Мне кажется», — спросил Декан. — «или здесь становится прохладно?»

К дому подъезжал экипаж, за которым трусцой бежала пара лакеев. По стандартам этого города экипаж был первоклассным. Он был черно-серебристым, с лошадями, украшенными плюмажем.

«Нет, не кажется», — ответил Ринсвинд, отходя от окна.

У входной двери послышался какой-то шум. Волшебники услышали отдаленный голос Ди и скрип лестницы.

«Братья мои», — сказал он, открывая дверь. — «Внизу вас ждет посетитель». Он одарил их обеспокоенной улыбкой: «Это дама…»

В чем состоит самая большая опасность для любого живого организма? Хищники? Стихийные бедствия? Соседние организмы того же вида, которые составляют самую очевидную конкуренцию за любой ресурс? Братья и сестры, которые соперничают друг с другом даже в одной семье или одном гнезде? Нет.

Самая большая опасность — это будущее.

Если вам удалось выжить до настоящего момента, то настоящее и прошлое не представляют для вас угрозы — по крайней мере, никаких новых опасностей там нет. В тот раз вы сломали ногу, она плохо зажила, и вы были уязвимы для львов, однако всегда стоит помнить об новых опасностях, которые таит в себе будущее. Нельзя изменить свое прошлое — если только вы не волшебник, но зато можно как-то повлиять на свое будущее. Собственно говоря, все наши действия меняют будущее — в том смысле, что благодаря им из туманного пространства будущих возможностей кристаллизуется то единственное будущее, которое произойдет на самом деле. Если вы все-таки волшебник, способный путешествовать в прошлое и менять его, то вам все равно придется задуматься о спектре тех возможностей, из которых кристаллизуется реальный ход событий. Находясь на вашей собственной временной линии, вы будете по-прежнему перемещаться в направлении вашего личного будущего — просто с точки зрения общепринятой истории эта линия будет многократно вычерчивать зигзаги.

Мы твердо верим в то, что существуем во времени, а не просто в постоянно изменяющемся настоящем. Именно поэтому мы так неравнодушны к историям о путешествиях во времени. И историям о будущем. Мы придумали весьма хитроумные способы предсказывать будущее и оказались во власти таких глубоко укоренившихся понятий, как Судьба и Свобода Воли, отражающих наше положение во времени и способность (или неспособность) изменять будущее. Тем не менее, наше отношение к будущему нельзя назвать однозначным. Во многих отношениях мы считаем будущее предопределенным и — обычно — не поддающимся нашему воздействию. А иначе как бы мы могли его предсказать? Большинство научных теорий о природе Вселенной детерминированны, то есть их законы порождают только одно возможное будущее.

Точнее, в квантовой механике присутствует неизбежный элемент случайности — по крайней мере, в соответствии с общепринятой точкой зрения подавляющего большинства физиков, однако при переходе от микроскопического мира к макроскопическому квантовая неопределенность растворяется и «декогерирует» — в результате, с физической точки зрения, практически все, с чем сталкивается человек в обычных условиях опять-таки подчиняется детерминированным законам. Однако это не означает, что мы заранее знаем, что произойдет в будущем. Мы уже видели, как две особенности механизма, лежащего в основе законов природы, — хаос и комплицитность — приводят к тому, что, с практической точки зрения, детерминированные системы не всегда оказываются предсказуемыми. И все же, когда мы думаем о себе, то абсолютно уверены в своей недетерминированности. Мы обладаем свободой воли и способны делать выбор. Мы можем выбирать, когда вставать с постели, что есть на завтрак и не включить ли радио, чтобы послушать сводку новостей.

Насчет свободной воли животных мы уже не так уверены. Делают ли выбор кошки или собаки? Или же они просто реагируют на врожденные и неизменные «позывы»? Когда речь идет о более простых организмах — например, амебах, — нам трудно вообразить, что они могут делать выбор между двумя альтернативами; с другой стороны, когда мы наблюдаем за ними в микроскоп, то создается явное впечатление, будто бы они знают, что делают. Мы с радостью верим в то, что это иллюзия, всего лишь легкомысленное проявление антропоморфизма, наделяющего крошечный пузырек химикатов человеческими качествами; конечно же, амеба детерминированно реагирует на изменение химического градиента в окружающей среде. Ее поведение кажется нам недетерминированным из-за уже упомянутых явлений хаоса и комплицитности. Напротив, когда мы сами делаем выбор, то совершенно четко представляем, как могли бы выбрать что-нибудь другое. В противном случае мы бы не стали называть это выбором.