Терри Пратчетт - Наука Плоского Мира II: Земной шар

«Италия, кажется», — ответил Ринсвинд. — «Все остальные ели макароны».

«Ну так вот, там не только полно церквей, войн и всяких ужасов, но еще и встречаются самые удивительные произведения искусства. Даже лучше, чем у нас дома. У нас есть повод гордиться, джентльмены».

«Но когда мы показали им книгу, которую Библиотекарь нашел в Б-пространстве — ту, о великих творениях искусства, с красочными иллюстрациями…» — пробормотал Заведующий Кафедрой Беспредметных Изысканий, как если бы у него в голове вертелась какая-то мысль, но он не был уверен в том, как ее сформулировать.

«И?» — спросил Чудакулли.

«… ну, это же не было жульничеством , нет?»

«Конечно, нет», — сказал Чудакулли. — «Они бы все равно их где-нибудь нарисовали. В каком-нибудь другом измерении. Тут что-то квантовое. Параллельные возможности или что-то вроде того. Но на самом деле это и не важно. Где бы они ни кружились, в итоге все случается здесь».

«Но я все-таки думаю, что мы наговорили лишнего тому здоровому парню с лысиной», — высказался Декан. — «Помните того художника? Он, случайно, не двойник Леонарда Щеботанского? Борода, хорошо поставленный голос? Тебе не стоило рассказывать ему о летающей машине, которую построил Леонард».

«Да ладно, он столько всего записывал, что никто и не заметит», — возразил Чудакулли. — «И вообще, кому запомнится художник, который даже простую улыбку не может нарисовать? Смысл в том , джентльмены, что фантазия и эм… смекалка идут рука об руку. Они прокладывают друг другу дорогу. И разделить их каким-нибудь большим рычагом нельзя. Прежде чем что-нибудь сделать, это что-то нужно вообразить у себя в голове».

«Но эльфы по-прежнему здесь», — сказал Преподаватель Современного Руносложения. — «Все, чего мы добились, — так это сыграли им на руку. Я не вижу в этом смысла !»

«А, это как раз второй этап», — пояснил Думминг. — «Ринсвинд?»

«Чего?»

«Ты расскажешь о втором этапе. Или забыл? Ты говорил, что нам надо привести этот мир в подходящее состояние».

«Но я не думал, что мне придется делать презентацию!»

«То есть слайдов у тебя нет? И документации тоже?»

«Документация мне только мешает», — ответил Ринсвинд. — «Но все очевидно, разве нет? Мы говорим: «Видеть — значит верить»…, но, поразмыслив, я понял, что на самом деле это не так. Мы не верим в стулья. Стул — это просто вещь, которая существует».

«И что с того?» — спросил Чудакулли.

«Мы не верим в то, что видим. Мы верим в то, чего не видим».

«И?»

«Я сравнил этот мир с данными Б-пространства, и думаю, что, благодаря нам, люди смогут здесь выжить», — объяснил Ринсвинд. — «Потому что теперь они умеют рисовать богов и чудовищ. А когда они нарисованы, вера в них перестает быть необходимостью».

После продолжительного молчания Заведующий Кафедрой Беспредметных изысканий сказал: «А никто, кроме меня, не обратил внимание, сколько гигантских соборов они выстроили на этом континенте? Огромные здания с искусной отделкой? А художники, с которыми мы разговаривали, были крайне увлечены религиозной живописью…»

«К чему ты клонишь?» — спросил Чудакулли.

«Я хочу сказать, что все это происходит в то же самое время, когда люди стали проявлять настоящий интерес к устройству их мира. Они стали задавать больше вопросов в духе «Как?» или «Почему?»», — ответил Заведующий Кафедрой. — «Они ведут себя, как Фокиец, но не сходят при этом с ума. Ринсвинд, по-видимому, хотел сказать, что мы уничтожаем местных богов».

Волшебники посмотрели на него.

«Эмм», — продолжал он, — «Пока бог кажется огромным, могущественным и вездесущим, бояться его вполне естественно. Но стоит кому-нибудь изобразить бога в виде большого бородатого мужика на небе, как вскоре люди начинают рассуждать в таком духе: «Глупости это все — нет на небе никаких бородатых мужиков, давай-ка лучше придумаем Логику»».

«А здесь разве не могут жить боги?» — спросил Преподаватель Современного Руносложения. — «У нас ведь их полным-полно ».

«В этой вселенной мы так и не смогли обнаружить богород», — задумчиво сказал Думминг.

«Да, но говорят, что разумные существа вырабатывают его так же, как коровы — болотный газ», — заметил Чудакулли.

«Если вселенная основана на магии — да, без сомнения», — возразил Думминг. — «А в основе этого мира лежит всего лишь искривленное пространство».

«Что ж, здесь было немало войн, немало людей погибло и, готов спорить, здесь найдется немало верующих», — продолжил Заведующий Кафедрой Беспредметных Изысканий, который, как теперь казалось, чувствовал себя крайне неловко. — «Когда тысячи умирают во имя бога, возникает бог. И даже когда кто-то готов умереть во имя бога, возникает бог».

«Да, у нас дома. Но верно ли это здесь?» — спросил Думминг.

Какое-то время волшебники сидели молча.

«А мы можем из-за этого попасть в какие-нибудь неприятности на почве религии?» — спросил Декан.

«Пока что никого из нас молнией не било», — заметил Чудакулли.

«Верно, верно. Просто было бы неплохо придумать менее, эмм, опасный способ проверки», — сказал Заведующий Кафедрой Беспредметных Изысканий. — «Эмм… религия, доминирующая на этом континенте, кажется, выглядит знакомой — она чем-то напоминает Старое Омнианство».

«Их бог так любит карать безбожников?»

«В последнее время — нет. Ни огонь с небес, ни всемирный потоп, ни превращение в пищевые добавки его не интересуют»

«Дай угадаю», — вмешался Чудакулли. — «Появился перед народным массами, дал несколько простых заповедей о морали, а потом — тишина? Не считая, конечно, миллионов людей, спорящих о том, что же на самом деле означают заповеди «Не кради» и «Не убивай»?»

«Именно».

«Значит, она ничем не отличается от Омнианства», — хмуро заметил Архканцлер. — «Шумная религия с молчаливым богом. Нам нужно действовать осторожно, джентльмены».

«Но я ведь уже обращал ваше внимание на то, что в этой вселенной мы не смогли обнаружить присутствия каких бы то ни было богов!» — воскликнул Думминг.

«Да, есть над чем поломать голову», — сказал Чудакулли. — «Так или иначе, здесь мы лишены волшебной силы, так что осторожность нам не помешает».

Думминг открыл рот. Он хотел сказать: «Да мы же все знаем об этом мире! Мы видели его зарождение! Все сводится к шарам, летающим по кривой. К материи, искривляющей пространство, и пространству, которое перемещает материю. В этом мире все объясняется несколькими простыми правилами! Вот и все! Все дело в правилах! Это так… логично».

Он хотел, чтобы все было логично. Плоский мир таковым не был. Некоторые события случались по прихоти богов, некоторые — просто потому, что на тот момент казались хорошей идеей, а некоторые — так и вообще по чистой случайности. Но логики в них не было — во всяком случае, логики, которая могла бы удовлетворить Думминга. В простыне, позаимствованной у доктора Ди, Думминг отправился в Афины — небольшой город, о котором рассказывал Ринсвинд — там он прислушивался к разговорам людей, не так уж сильно отличавшихся от Эфебских философов с их рассуждениями о логике, и чуть было не прослезился. Им не пришлось жить в мире, где все меняется по чьей-нибудь прихоти.