Надежда Кузьмина - Попала!

Но это было не все. Разгром должен был стать устрашающим. После потопа я предложила швырять из катапульт бурдюки с маслом, поджигая их горящими стрелами на лету. А если найдем тут нефть — а она наверняка где-то есть, просто я не умею объяснить, что надо искать, — устроить втихую нефтехранилище где-нибудь повыше на склоне и залить поверхность воды горящей нефтью.

Когда я озвучила это, Арвис посмотрел на меня с ужасом. Не знаю, сколько народа он убил за жизнь — восьмерых зарубил своим мечом только на моей памяти, — но жестокость предложенного мной метода устрашила даже его.

И я поняла, какое оружие надо нам иметь. Несколько снайперских винтовок с хорошей оптикой, чтобы пройтись по генералитету шиарда Талисии Биарсия, и минометы с чем-нибудь поубойнее и погадостнее. Ведь упрощенно говоря, миномет — это труба на плите. Но если две-три винтовки с хорошим запасом боеприпасов Аирунас мог прихватить с собой при обратном переходе, то минометы нужно было научиться делать самим. Как и всякий динамит или хотя бы тол.

Меня от всего этого тошнило. Но я стискивала зубы, садилась рядом с Арвисом и начинала снова и снова перебирать воспоминания в надежде выцепить еще что-нибудь полезное.

Но вообще маэллт был доволен. Прошло меньше месяца с начала нашей совместной работы, а у нас уже был вменяемый черновой план.

Кстати, Аирунас въехал в мою квартиру. Похоже, как я пахала тут, разбираясь с языком, учась зарабатывать на жизнь, так и он крутился в Москве. Раздобыл липовые документы, удостоверяющие, что он гражданин то ли Латвии, то ли Литвы. Воспользовавшись подсказкой, прикинулся родственником второй жены моего отца. Как-то исхитрился конвертировать, не попавшись, взятое с собой золото. Поучаствовал в боях на мечах без правил, выиграв кучку денег, и стал тренировать нескольких всерьез заинтересовавшихся его стилем фехтования состоятельных учеников. Кроме того, взамен его обучили обращаться со стрелковым оружием. Купил мотоцикл и стал носить черные кожаные штаны в обтяжку. Представив копию Арвиса в таком прикиде и коротенькой распахнутой жилетке на голое тело, я нервно сглотнула.

Отец прислал липовые справки о моей затяжной болезни, я несколько коряво написала гусиным пером на листе превосходной бумаги заявление об академическом отпуске, и верная Светка отволокла все это в учебную часть. Там вздохнули, но отпуск застрявшей в отдаленной местности колченогой калеке дали.

Пару раз Арвис оставался у нас в доме на целый день. Я была рада и не особо это скрывала. Почему-то выходило, что большую часть этого времени мы проводили в моей комнате, сидя рядышком на кровати. Казалось, ему этого довольно. А вот я начала изводиться — стоило маэллту показаться в поле зрения, и поселившаяся в моем животе саламандра начинала огненные танцы. Оставалось только закусывать губу, чтобы не показать, как одно его присутствие напрочь отшибает мне мозги.

Арвис рассказывал, как потихоньку перебирает придворных и приближенных. Одну паршивую овцу засек, но слишком мелкого ранга — о моем прибытии в этот мир шпионивший в пользу Талисии дворецкий знать не мог никак. Я тут ничем не могла помочь, так что просто поднимала другу настроение, демонстрируя по памяти детские мультфильмы и что-нибудь из комедий побезобиднее.

Да, именно другу. Когда я впервые поймала себя на том, что так его называю, сама удивилась. А потом поняла, что все верно — мы наконец-то поняли друг друга и теперь помогали один другому чем могли. Он спас жизнь мне — я, хоть и не столь героически, спасла жизнь ему. И стала ему доверять. Сейчас я бы не побоялась лечь с ним рядом в постель голышом — ничего бы он мне не сделал. Другой вопрос, что сделала бы я сама. Почти наверняка.

Несчастье случилось, когда я попросила Сируса проводить меня с утра пораньше на городской рынок. Мы только вышли из дома, пересекли пару пустынных лужаек с мокрой от утренней росы травой и свернули в тисовую аллею. Я даже не поняла, что произошло. Сирус вдруг споткнулся и стал заваливаться вбок. А потом меня что-то долбануло по затылку, и наступила темнота.

В себя я пришла, услышав голоса рядом. Голова не просто болела — раскалывалась, трещала, пухла. Я б, наверное, застонала, но рот оказался чем-то забит. Распахнула глаза — темно, как в печке. Почему? Я ослепла от удара? Попыталась сосредоточиться, и тут меня пнули в бок. Больно. Ощущение, что не рукой, а ногой.

— Так это она и есть? Говоришь, с этой девкой спит наш красавец Арвис? — поинтересовался бархатистый голос с легкой картавинкой. — Тогда правильно ты ей на голову ведро надел — так он ее не найдет.

— Да, эта тварь и есть. — Голос злой… и знакомый! Лириад! Вот зеленоглазая сволочь! И я с ведром на башке, потому и не вижу. И потому не смогу позвать Арвиса, что бы со мной ни случилось… А что во рту? Попыталась выплюнуть — не вышло. Какие-то тряпки вроде. Кляп.

— Ну, ты знаешь, куда ее везти. У границы вас встретят, я предупрежу. Наверняка он ей что-то в постели да рассказал. Наш чудесный мальчик с детства обожал бахвалиться. А если не рассказал, так просто, без ведра, как ее начнут пытать, она ему такую гамму незабываемых ощущений выдаст, что ему станет и не до брата, и не до обороны родной Аризенты. Палачи шиарда — редкие искусники. Да, награду получишь, когда довезешь. Давай, а мне пора назад, во дворец.

Кто-то схватил меня за плечи. Вторая пара грубых рук дернула за лодыжки.

— Ведро, ведро держите, чтоб не упало, — раздался третий голос. — Кидайте в карету на пол и ковром прикройте.

Меня швырнули, как мешок с картошкой. Потом сверху навалилась тяжесть. Дышать стало совсем нечем. Я почувствовала, как снова начинает уплывать сознание. Последнее, что услышала, был стук копыт и грохот колес по булыжной мостовой. Меня больно затрясло на жестком полу, а потом я просто отрубилась.

Когда очнулась, то была уже не в карете. Можно было дышать, потому что кто-то приподнял ведро до уровня щек. И, попытавшись разлепить веки, я поняла, что либо получила по голове еще крепче, чем думала, либо сейчас сумерки. Получалось, мы ехали весь день. И весь день я была в отключке — полузадохнувшаяся, в синяках, с битой головой и переполненным мочевым пузырем. Рядом ругались мужчины. Слишком громко — каждое слово отдавалось в висках вспышкой резкой боли. Связанных рук и ног я не чувствовала — наверное, их стянули слишком сильно.

— Дурак! Сказал, прикрой ковром, а не удуши! За мертвую ничего не дадут!

— Да живая! Вон теплая еще. И вроде шевельнулась.

Голоса замолчали. Чем-то мне не понравилась эта тишина.

— Кормить ее будем?

— А зачем? Пару дней протянет и так.

— А поить? Наверное ж, надо. А то совсем дохлая…