Олег Готко - Земляки по разуму

Сквозь дыру в стене послышался звонок. Василий затушил сигарету, от которой во рту стало еще противнее, и пнул ногой соседа. Тот перевернулся на спину, но признаков возвращения в сознание не подал. Подхватив его под руки, он потащил Семена домой. В том, что это был Саньковский, сомневаться не приходилось, так как дух вождя уже оклемался и нянчился с новорожденным, натянув на себя штору для видимости. Переход в прежнее качество охотник воспринял как наказание за дерзкую просьбу и теперь зарабатывал баллы у рыбьего бога. В его положении выбирать не приходилось.

Звонок заливался всеми трелями ада.

Уложив бесчувственное бревно тела на диван, Рында на цыпочках, опасаясь, что именно ему придется отвечать за дела не в меру шумного духа, направился в прихожую. Под ногами предательски загрохотала выбитая дверь в гостиную.

Трели умолкли. Теперь терять было нечего, и Василий рывком открыл дверь. На пороге стояли два знакомых лица.

— Вам чего?

— Семена, — сказал Димка. — Или его уже забрали?

— Куда? — удивился Рында.

— Туда, — Самохин идиотски подмигнул и ткнул пальцем за плечо.

— Нет. Милиции здесь, слава Богу, еще не было, — буркнул Васька и сам удивился этому факту.

— А можно на Семена глянуть? — влез в разговор Длинный.

— Ты, ей-богу, как будто в зоопарк пришел!

— Да нет, почему же…

— А он все еще с топором? — перебил друга Димка.

«Началось, — подумал с тоской Рында. — Все-таки было бы лучше и спокойнее, если бы Машка отсюда не вышла… А что будет, когда сюда со своей сворой заявится этот больной старлей!..»

— Какой топор? О чем вы?! Спит себе мужик, отдыхает и видеть никого не хочет!

— Идем отсюда, Димка, — дернул приятеля за рукав Длинный. — Померещилось истеричке, а мы, как последние дураки…

— А в чем дело, мужики? — решил проявить вполне позволительное в данных обстоятельствах любопытство Василий. — И при чем здесь топор?

— Мария сказала, что Семен рехнулся и на нее с топором бросался…

— Да ну? — постарался искренне удивиться он. — В таком случае, совсем непонятно, кто из них рехнулся. Вы же видите, на мне — ни царапины.

— Что ж, передавай ему от нас привет, — попрощался Самохин.

— И соболезнования, — добавил Длинный.

Горелов был вне себя от ярости. Перерыв весь дом, он убедился, что ружье отец взял с собой на охоту. Вопросом, что можно делать на охоте без ружья, старлей себя не утруднил и лишь тихо матерился, стоя под душем.

Переодевшись, он обнаружил на столе записку матери о том, что ему звонили с работы. Махнув рукой, мол, семь бед — один ответ, «тигр в клетке» мерил комнату шагами, напрягая мозг в поисках пути справедливого отмщения. Что ему нужно предпринять, чтобы снова почувствовать себя полноценным милиционером? Что?!!

В голову лезла всякая чепуха вроде того, чтобы и самому схватить топор да крышку от кастрюли побольше и средневековым рыцарем броситься на врага. Вскрыть его замок набором ворованных отмычек и отобрать пистолет, заодно нацепив на эту сволочь наручники.

— Донкихотство, — цедил Горелов сквозь зубы, извращая идею Сервантеса, и продолжал метаться по квартире.

В конце концов, его взгляд и мгновенный выбор упал на нож и темные очки. Как ни странно, но они лежали рядом. Об очках не известно ничего, но нож на кухонном столе, говорят, к неприятностям.

Случайность это или нет, но старшей подругой и ближайшей соседкой Марииной матери была Варвара Моисеевна Цугундер. Внук ее — Славик — уже второй год ходил в школу самостоятельно и она безвылазно сидела у соседки, перемывая кости последним новостям. В этом сезоне было модным ГКЧП и путчисты.

Дело шло к вечеру и старушки оживленно чесали языками, предвкушая очередной пузырь «мыльной оперы» на родном телевидении, когда в дверь позвонили. Жулька, мирно дремавшая на половичке, лениво взлаяла, дублируя сигнальную систему. Наталья Семеновна сделала удивленные глаза и пошла открывать.

Там была дочь, и ее глаза светились в полутьме. Сообразительная собака на всякий случай забилась поглубже в темный угол коридора, а пораженная видом родного чада мать воскликнула:

— Что стряслось, дорогуша?

Мария с ходу выложила ей правду-матку и разрыдалась, не в силах более сдерживаться. Не секрет, что материнское сердце редко напоминает камень, подруга тоже не ударила имевшимся лицом в грязь, и квартира тут же наполнилась завываниями трех женщин, не считая собаки, чьи голосовые связки сам Бог устроил для этого вида вокальной деятельности наилучшим образом.

Когда первые слезы иссякли, а всхлипывания стали более напоминать пьяную икоту, нежели выражение горя, Варвара Моисеевна родила мудрую мысль, что с ней случалось нечасто:

— Надо спасать семью!

— Надо, — согласилась мать, никогда не затрагивавшая больную тему в беседах с соседкой, и тут же нахмурилась озадаченно. — А как же сериал?

Варвара Моисеевна на секунду растерялась, но ее выручило пророческое видение. Воспользовавшись неожиданно прорезавшимся даром, она предсказала с точностью до часа:

— Его повторят завтра утром!

— Доживем ли? — усомнилась подруга-пессимистка.

— Но спасать-то надо, Семеновна!

— Мм, — мать наткнулась на взгляд дочери, и мычание как рукой сняло. — Конечно!

— Всем умыться и вперед! — скомандовала отважная Варвара.

— У-у него топор! — выдавила из себя Мария.

— А у нас Жулечка! — не сдалась храбрая женщина. — Жулечка, ко мне!

Собака опасливо посмотрела на хозяйку. Происходящее не соответствовало просмотру сериала, хотя эффекты были схожими, и это настораживало.

Варваре Моисеевне, однако, нельзя было отказать в лицемерии. Выражение лица излучало как обычное радушие, так и еврейскую доброту. Виляя обрубком хвоста, Жуля выбралась из-под вешалки и подошла к ней.

Не более чем через десять минут спасательная экспедиция отправилась к цели. Как и положено, ее возглавляла теща Семена. За ней, продолжая всхлипывать, тащилась Мария, а замыкала процессию Цугундер с сучкой на руках.

Жулька мечтательным взором провожала деревья. Она не была знакома с творчеством Владимира Семеновича, но, похоже, что и в ее собачьей душе рождались стихи. Ей мнилось, что лучше деревьев могут быть только деревья, на которых еще бывала. Завидного размера уши слегка трепетали, подобно крыльям Пегаса, а сквозь зубы вырывалось задумчиво-лирическое повизгивание — она даже не подозревала о той героической роли, которую ей уготовили.

Медленно, но неуклонно маленький отряд приближался к обители «буйного дурака». Все трое были достойными преемницами тех женщин, батальон которых пытался оборонять Зимний дворец от озверевшей матросни. Разница заключалась лишь в том, что никто в том злополучном батальоне ни сном ни духом не ведал о существовании рабыни Изауры. В противном случае, история, возможно, сложилась бы иначе…