Терри Пратчетт - Роковая музыка (Музыка души)

— О, ПРОКЛЯТЬЕ!

Барахло начало разваливаться. Библиотекарь скрепил его на совесть, но трухлявое дерево и хрупкие кости не могли долго выдерживать такое напряжение. Перья и бусинки разлетались во все стороны и, дымя, опускались на дорогу. Колесо, соскочив со своей оси, покинуло компанию и поскакало по дороге, теряя спицы, когда агрегат почти на боку вписался в поворот. Однако это не играло никакой роли — что-то, похожее на душу, мерцало там, где отвалились составные части. Как если бы вы взяли блестящую машины и направили на нее свет так, что вся она засияла и пошла бликами, а затем убрали машину, оставив свет…

Остались только лошадиный череп и заднее колесо, которое крутилось в вилке, сработанной из чистого света, и тлело.

Хреновина с ревом обошла Достабля, отчего его лошадь сбросила седока в канаву и унеслась прочь.

Смерть привык ездить с ветерком. Теоретически он и так был повсюду, поджидая каждого. Самый быстрый способ передвижения — сразу пребывать в пункте назначения. Он бы никогда не добился этого, двигаясь медленно. Окружающий пейзаж, как правило, виделся ему размытым; но никогда до сих пор он не оказывался в четырех дюймах от его колена на поворотах.

Телега сползла еще немного; теперь уже и Клиф смотрел прямо во тьму.

Что-то коснулось его плеча.

— ХВАТАЙСЯ ЗА НЕЕ. НО НЕ ПРИКАСАЙСЯ К ЛЕЗВИЮ.

Бадди наклонился вперед.

— Глод, если ты бросишь сумку, я…

— Даже и не думай об этом.

— Глод, в саване нет карманов.

— Значит, ты выбрал плохого портного.

Наконец Бадди ухитрился ухватить его за свободную ногу и потянул. Один за другим, цепляясь друг за друга, Банда извлекла себя из пропасти на дорогу. И повернулась лицом к Сьюзан.

— Белая лошадь, — сказал Асфальт. — Черный плащ. Коса. Хмм…

— Ты тоже можешь видеть ее? — спросил Бадди.

— Я надеюсь, мы не будем об этом жалеть, — заметил Клиф.

Сьюзан извлекла жизнеизмеритель и критически осмотрела его.

— Я полагаю, мы уже не успеем расторгнуть кое-какую сделку? — спросил Глод.

— Я просто выясняю, мертв ты уже или нет, — объяснила Сьюзан.

— Я думаю, жив, — сказал Глод.

— Держись за эту мысль.

Скрежет заставил их обернуться. Телега съехала вперед и рухнула в ущелье. Сперва она с грохотом налетела на скалу, торчащую на полпути вниз, а затем, с гораздо более удаленным треском, обрушилась на каменистое дно. Оранжевые языки пламени со звуком «уумпф» взметнулись вверх, когда вспыхнуло масло в фонарях. Колесо, оставляя горящий след, покатилось прочь от груды обломков.

— Мы должны были быть там, — сказал Клиф.

— А тебе не кажется, что нам лучше теперь свалить? — спросил Глод.

— Угу, — ответил Клиф. — Раз уж мы не погибли под горящими обломками.

— Ну да, но она выглядит чересчур… потусторонне…

— По мне так прекрасно. В любой день возьму потустороннее в хорошо прожаренном виде.

За их спиной Бадди повернулся к Сьюзан.

— Я… разобралась с этим, — сказала она. — Музыка раскачивала историю, мне кажется. Она чужая в нашей истории. Можешь припомнить, где ты ее нашел?

Бадди вытаращился на нее. Будучи только-только спасенным от смерти привлекательной девушкой на белой лошади, вы не слишком готовы к расспросам о покупках.

— В лавке в Анк-Морпорке, — сказал Клиф.

— В таинственной древней лавке?

— Таинственной, как все прочие. Там…

— Вы возвращались туда? Нашли ее на том же месте?

— Да, ответил Клиф.

— Нет, — ответил Глод.

— Куча любопытных товаров, которые хочется заполучить, чтобы хорошенько разобраться в них?

— Да! — ответили Клиф и Глод хором.

— А, — сказала Сьюзан. — Лавка этого сорта.

— Я знал, что ее там не было, — заявил Глод. — Разве я не говорил, что ее там не было? Я сказал: ее там не было. Я сказал, что она сверхъестественная.

— Я думал, это значит — длинная, — заметил Асфальт.

Клиф раскрыл ладонь.

— Снег перестал, — сообщил он.

— Я выкинул эту штуковину в ущелье, — сказал Бадди. — Я… мне она больше не нужна. Она, должно быть, разлетелась в щепки.

— Нет, — сказала Сьюзан. — Это не то, что можно…

— Облака… они стали какие-то сверхъестественные, — сказал Глод, глядя вверх.

— Что, длинные? — спросил Асфальт.

Они все почувствовали это… ощущение, как будто стена, окружающая мир, исчезла. Воздух загудел.

— А теперь что это такое? — спросил Асфальт, когда они инстинктивно сбились вместе.

— Ты должен знать, — заметил Глод. — Ну, ты же везде побывал, все повидал.

Сверкнула белая вспышка. А затем сам воздух стал светом — белым, как лунный и ярким, как солнечный. Возник звук, подобный реву миллионов голосов.

И сказал:

— Дайте мне показать вам, кто я. Я — музыка.

Сумкоротый зажег каретные фонари.

— Пошевеливайся, парень! — заорал мистер Клит. — Мы же хотели поймать их, ты забыл? Хат. Хат. Хат.

— Не понимаю, какой в этом смысл теперь, когда они сбежали, — проворчал Сумкоротый, заскакивая в экипаж, когда мистер Клит хлестнул лошадей. — Я хочу сказать — они ведь удрали отсюда. А нам больше ничего от них надо и не надо, разве не так?

— Нет! Ты же видел их. Они — это… это душа всех этих безобразий, — сказал Клит. — Мы не можем допустить, чтобы подобное повторилось.

Сумкоротый смотрел в сторону. Уже не первый раз он думал о том, что мистер Клит никогда не играл в составе оркестра и что вдобавок он из тех, кто выстраивает свое персональное пылающее безумие из сумасшедших и горячих частей.

Сумкоротый не имел ничего против фокстрота на пальцах или черепномозгового фанданго, но он никого не убивал, по крайней мере специально. Сумкоротый предполагал, что и у него есть душа, возможно, с прорехами и слегка обтрепанная по краям, и лелеял надежду, что в свое время бог Рег подыщет ему местечко в небесном оркестре. Если вы убийца, на хороший инструмент рассчитывать не приходится. Скорее всего, вам достанется какой-нибудь альт.

— Как насчет того, чтобы бросить это дело? — спросил он. — В смысле, они все равно не вернутся…

— Заткнись!

— Но в этом же нет никакого смысла…

Лошади шарахнулись в сторону. Карета содрогнулась. Нечто размытое пронеслось мимо, оставив за собой полосу голубых огоньков, которые еще некоторое время тлели, а потом погасли.

Смерть предполагал, что в какой-то момент ему придется остановиться. Однако его глодало неприятное подозрение, что в той темной энциклопедии, в которой говориться о призрачных машинах, слово «тормозить» встречается не чаще понятия «безопасная езда». Совсем не в их природе останавливаться каким-то образом, кроме как при трагических обстоятельствах в конце третьего куплета.

В этом была главная сложность с Музыкой Рока — она норовила переделать все на свой собственный особый манер.