Терри Пратчетт - Правда

Снова показалось, что он сейчас упадет, и снова он сумел взять себя в руки. Сахарисса с ужасом смотрела на то, как он размахивает в воздухе арбалетом. Ее чувство самосохранения, наконец, заставило себя услышать.

– Что насчет остальных? – спросил мистер Тюльпан. – Грохнем их прямо щас?

– Да черт с ними, свяжи их, и пусть остаются здесь.

– Но мы всегда…

– Оставь их!

– Ты уверен, что с тобой все в норме?

– Нет! Не уверен! Просто оставь их, понял? У нас нет времени!

– У нас куча вр….

– У меня его нет! – мистер Гвоздь подошел к Сахариссе. – Кто дал тебе ключ?

– Я не собираюсь…

– Ты хочешь, чтобы мистер Тюльпан сказал «прощайте!» нашим пьяным друзьям? – он чувствовал себя весьма неуверенно в сфере морали, но подозревал, что в этом случае все будет о'кей. В конце концов, тогда их тени будут преследовать мистера Тюльпана, а не его…

– Этот дом принадлежит лорду де Словье, а ключ мне дал его сын! – с триумфом объявила Сахарисса. – Вот! Это его вы встретили в редакции! Теперь вы понимаете, во что ввязались, а?

Мистер Гвоздь уставился на нее.

Потом сказал:

– Именно это я и намерен выяснить. Не вздумай бежать. Не вздумай кричать. Иди рядом с нами, как ни в чем не бывало, и все будет… – он замолчал. – Я собирался сказать, «все будет в порядке», но это прозвучало бы глупо, верно…?

Идти с командой по улицам быстро не получалось. Мир для них был как театр, галерея искусств, мьюзик-холл, ресторан и плевательница в одном флаконе, и в любом случае, никто из них не собирался идти прямо туда, куда нужно.

Сопровождавший их пудель Триксибелл стрался держаться по возможности в центре группы. Глубокую Кость вообще не было видно. Вильям вызвался нести Гаффса, поскольку ощущал, что собака отчасти принадлежит ему. Как минимум, этот пес обошелся ему в сотню долларов. У него, правда, этой сотни не было, но, конечно же, когда выйдет завтрашний номер, она у него будет. Кто бы ни охотился за псом, вряд ли они рискнут предпринять что-то прямо сейчас, на улице, среди бела дня, хотя день вокруг стремительно темнел. Облака укрыли небо, как стеганым одеялом, и спускавшийся с небес туман встретился с туманом, поднимавшемся от реки, провсюду залегли тени.

Вильям пытался придумать заголовок. Пока у него не очень получалось. Так много надо было сказать в нем, а Вильяму было трудно запихнуть все сложности мира в шесть слов максимум. У Сахариссы такое получалось лучше, потому что она относилась к словам, будто к глыбам из букв, которые можно слепить вместе, неважно, какой ценой. Ее лучший заголовок был придуман к статье о какой-то скучной сваре внутри Гильдий, шириной в одну колонку, и он звучал так:

РАССЛЕДОВАНИЕ

ШОКИРУЮЩЕГО

СКАНДАЛА

В ГИЛЬДИЯХ

Вильям был просто не готов оценивать слова исключительно в зависимости от их длины, а она обзавелась такой привычкой за два дня. Он с трудом отучил ее называть лорда Ветинари «БОСС ГОРОДА». Формально, это было правильное описание, и к нему можно было придти, повозившись со словарем, а, кроме того, оно прекрасно умещалось в одну колонку, но сам вид этих слов заставлял Вильяма ощущать себя весьма уязвимым.

Он был так поглощен этими мыслями, что вместе с командой вошел в сарай, и только потом заподозрил, что дела плохи, увидев лица гномов.

– А, вот и наш щелкопер, – сказал мистер Гвоздь, шагнув вперед. – Закройте дверь, мистер Тюльпан.

Мистер Тюльпан одной рукой захлопнул дверь. Другая его рука зажимала рот Сахариссе. Она вытаращила глаза, увидев Вильяма.

– И вы принесли с собой собачку, – заметил мистер Гвоздь.

Гаффс зарычал при его приближении. Вильям подался назад.

– Скоро здесь появится Стража, – предупредил Вильям.

Гаффс продолжал рычать все громче.

– Это меня не волнует, – ответил мистер Гвоздь. – Учитывая то, что я знаю. Учитывая, кого я знаю. Где этот чертов вампир?

– Я не знаю! Он не всегда с нами! – ответил Вильям.

– Правда? Тогда ты ответишь за него! – сказал мистер Гвоздь, размахивая карманным арбалетом в нескольких дюймах от лица Вильяма. – Если он не появится через две минуты, я…

Гаффс прыгнул из рук Вильяма. Его лай звучал как вурвур впавшей в ярость маленькой собаки. Гвоздь попятился, подняв руку, чтобы защитить лицо. Арбалет выстрелил. Стрела попала в одну из ламп над печатным прессом. Лампа взорвалась.

Вниз пролилось горящее масло. Оно упало пылающими каплями на металл, старых лошадок-качалок и гномов.

Мистер Тюльпан отпустил Сахариссу, чтобы помочь коллеге; как будто в медленном танце стремительно следующих друг за другом событий, она повернулась к Тюльпану и со всей силы погрузила колено в то место, котрое делало пастренак действительно очень смешнам овощем.

Вильям схватил ее, когда она пролетала мимо, и выпихнул на свежий воздух. Пока он прокладыал путь через ряды команды, которая инстинктивно реагировала на огонь так же, как на воду и мыло, комната превратилась в ад пылающих обломков. Гномы пытались потушить горящий хлам. Гномы пытались потушить свои бороды. Некоторые стали наступать на мистера Тюльпана, который стоял на коленях и блевал. А мистер Гвоздь в это время крутился на месте и отмахивался от разъяренного Гаффса, который умудрился, не прекращая рычать, погрузить зубы в его руку до самой кости.

Вильям сложил руки рупором.

– Убирайтесь отсюда! – проревел он. – Банки с краской!

Один или два гнома услышали его и оглянулись на полки с банками, как раз в тот момент, когда первая из них взорвалась.

Банки были очень старыми, теперь они представляли из себя не более чем ржавчину, склеенную осадком всяких химикатов. Некоторые из них уже начали гореть.

Мистер Гвоздь скакал по всей комнате, страясь стряхнуть разъяренную собаку со своей руки.

– Уберите от меня чертова пса! – орал он.

– К черту …ную собаку, мой …ный костюм горит! – вопил мистер Тюльпан, пытаясь сбить огонь со своего рукава.

Банка, некогда заполненная эмалью, взлетела из пылающего хаоса, и, крутясь в воздухе с жутким зип-зип, взорвалась прямо на печатном прессе.

Вильям схватил Доброгора за плечо.

– Я сказал, бежим!

– Мой пресс! Он горит!

– Лучше он, чем мы! Сматываемся!

Говорят, гномы гораздо больше волнуются о всяких неодушевленных предметах, о железе и золоте, чем о людях; потому что золота и железа в мире ограниченное количество, а людей становится все больше и больше, куда ни взгляни. Говорят такое в основном люди вроде мистера Подорожнинга.

Однако о неодушевленных предметах они действительно очень волнуются, это чистая правда. Без инструментов люди не более, чем сообразительные животные.

Гномы-печатники стояли у дверей типографии с топорами наготове. Из дверей валил наружу удушливый коричневый дым. Языки огня лизали карнизы. Некоторые участки жестяной крыши прогнулись и обрушились.