Евгений Юллем - Янки. Книга 1

Пока дожидались полиции, я успел сбегать наверх.

— Что хотел? — сказала ламия, позевывая. Вот только не надо изображать, что спать хочешь — в аду ночи не бывает, а демоны не спят.

— Ты в курсе, что там за окном?

— А, про машину что ли?

— А про что же еще? Знаешь, кто поджег?

— Да тут и думать не надо. Разозлил ты этого говнюка. И почему у тебя такой талант всех бесить? Меня, Кощея, демонов, простых людей…

— Кончай тут философией заниматься. И начни заниматься поджигателем.

— Что, неужели попросишь завалить? — оживилась ламия.

— Нет, мокруха не нужна. Но нужно сделать так, чтобы у него и мысли не было больше пакостить.

— Перелом позвоночника, тяжелая черепно-мозговая, ослепление, кастрация? — с надеждой осведомилась серокожая тварь.

— Блин, ну почему у вас, демонов, все сводится к садизму? — досадливо сказал я.

— Я же боевой демон, не забывай!

— Все аккуратно и без фанатизма, предупреждаю! Максимум, как это пишут в протоколах, телесные повреждения легкой степени тяжести. Просто наказать и предупредить на будущее, только чтобы оно у него было, но не безоблачное.

— Ладно, я пошла! — скорчила рожу ламия.

И чертовка растаяла в воздухе. Ну а я вышел к сгоревшей машине, помогать маме отвечать на вопросы полицейских.

— Вы не в курсе, кто это мог сделать? — обратился к ней шериф Поплавски.

Ага, ну давай, валяй ваньку. Ты прекрасно знаешь, по крайней мере подозреваешь, кто это сделал.

— Даже и не знаю, — растерянно развела руками мать. — Какое-то хулиганство, наверное.

— Шериф, это магический поджог, — обратился к нему помощник. — Есть остаточный фон файрбола.

— Так и запишем, — шериф положил протокол на капот машины и, подсвечивая фонариком, начал в нем что-то писать.

— Может быть, какие-то враги есть?

— Да какие у нас могут быть враги? — развела руками мать.

— А у тебя, Томас? — многозначительно спросил шериф. Ага. Намек понял. «Надо бы тонко намекнуть Штирлицу, что им интересуется Ева Браун… — Ба, Штирлиц, да вами же интересуется Ева Браун!» — примерно так. Если промолчу — все спустят на тормозах. А если скажу, что есть враги, то мусора сразу прицепятся, дело дойдет до разборок, семья Грега пойдет в суд, а учитывая, что судья симпатизирует добрым католикам и вообще, довольно сильной общине…

— Даже, не представляю, шериф!

— Ну вот и хорошо, — облегченно вздохнул шериф. — Подпишите пока протокол…

— Шериф, у нас происшествие! — помощник высунулся из машины, держа тангенту в руках.

— Что такое, Робсон?

— Нападение на Грега Ласки, сэр!

— Да ну? — удивленно сказал шериф, и окинул меня внимательным взглядом. — Когда?

— Пять минут назад.

— В каком состоянии?

— Неотложка только что подъехала.

— И как он?

— Вроде пара переломов, а так — жив.

— Ладно, миссис Хоуп, прошу прощения, служба! — шериф приложил два пальца к полям своей форменной шляпы. — Завтра заезжайте в участок, оформите бумаги для страховой.

— Поняла, — понуро сказала мать. Я обнял ее за плечи и проводил в дом. Ну что же, Грег, скотина, надеюсь выдали тебе по заслугам. А все ведь началось с пустяка — подумаешь, не дали списать домашку, дело житейское, фигня, про которую и не вспомнить через месяц. Но дальше пошла эскалация конфликта, и простая с виду бы фигня стала поводом для таких разборок.

— Ты чего такой смурной? — спросил Четыре Глаза с утра, глядя на мои красные, как у бешеной селедки, буркала.

— Да не спал всю ночь. Какой-то урод ночью сжег нашу машину, — ответил я, позевывая. — Тут фиг уснешь.

— Ну да, точно, — подтвердил Джимми. — От такого не уснешь. И, кстати, что-то я этого урода сегодня в классе не вижу…

— Может, опять с толчка неудачно слез. Ладно, давай домашку по математике сверим.

Мы с ним быстренько сверились с ответами, все нормально. Я с удовлетворением отметил, что теперь она была канонично решена строго по учебнику, в рамках школьного курса. Правда, это меня не спасет от Фурика. И точно — открыв самостоятельную в классе, я тупо уставился на производные, которые уж точно в восьмом классе не проходят, а определение и самые начала дают только в десятом. Блин, ну вот какого, покосился я на Фурика. А тот сидел, глядя на меня с ехидством в глазах. Ладно, скотина, на тебе решение! И я быстро зачеркал ручкой в рабочей тетради. Что может быть хуже? Впрочем, может. Если миссис Мартенс, по Науке, даст задачи по физике. Даже по элементарной. Или по химии — все эти валентности, моли и прочие насекомые для меня были сложноваты в понимании еще в моей школе. Вот как сделать взрывчатку из бытовой химии — кто из пацанов этим в школе не занимался, я сам чудом жив и не инвалидом остался — это да. И валентности для этого знать не надо. Но здесь, похоже, это не в ходу — смартфоны и магия заменили все. Не быть местным школьникам партизанами и рейнджерами, максимум на что они способны — послать смайлик с изображением говна злобному противнику, и считать это выполнением патриотического долга в духе минитменов.

— Хоуп, остаетесь! — предупредил Фурик, когда я подошел к нему с тетрадью. И ведь никуда не отвертишься, урок-то последний.

Я с горестной мордой сел на переднюю парту, ловя на себе сочувствующие взгляды однокласников. Фурик, дождавшись пока все выйдут, развернул мою тетрадь.

— Тэкс, посмотрим… — он уткнулся носом в мои каракули. — Хм, все верно. Откуда такие познания в математике, а, Хоуп? Раньше вроде на «С» и «D», а теперь опережаем школьную программу?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Само так вышло. Открыл справочник по математике, заинтересовался…

— Такое бывает, но редко, — опять щекотка, еще один проверяет меня на правдивость. Ну проверяй, проверяй — на меня это не действует, волхва такой фигней не пронять. Это для обычных людей. — Правду говоришь. А что насчет индивидуальных занятий?

— Индивидуальных занятий? — врешь, не возьмешь. Не хочу я корпеть над формулами, пока у меня другие интересы. Да и провести золотой период юности в интегралах и прочих там лапласианах мне ну никак не светило.

— Вы знаете, я как-то об этом не думал, — сказал я. — Просто это мне нравится, но я не чувствую в себе больших способностей. Это как по аналогии со спортом — у каждого есть свой потолок. Вот представьте, спортсмен бегает, прыгает, катается, ему это нравится, все у него замечательно получается. А потом хлоп — и все. Результаты не растут. Другие, более одаренные, давно его превосходят. А потом тренер, который возлагал на него большие надежды, вложил в него душу и много труда, в нем разочаровывается и злится на него, потом плюет и уходит, оставив разбитые мечты у себя и у него. А он просто не может, как не тужится и не пыжится. Так и здесь — вы готовы тратить на меня время и силы, но у меня есть потолок, который я чувствую. Максимум — школьная олимпиада по математике, вот это мой потолок. Нет во мне дара божьего по математике, я его не чувствую.