Джеймс Блэйлок - Гомункул

Голова покойницы, вывернутая в его сторону, криво завалилась к грудной клетке. Плоть свисала под пустыми глазницами клочками ветхого пергамента. Казалось, легкое дуновение из разбитого окна способно обратить в пыль эти старые кости. Или, возможно, они поднимутся на этом дуновении, подобно воздушному змею, и задергаются, забормочут о чем-то, побредут к Кракену в тусклых отсветах занавешенного окна в доме напротив. Не так давно он видел мелькнувшую за занавеской тень чьего-то лица — следят за ним; вероятно, кто-то из дружков Нарбондо.

Кракен зажмурился, но и сквозь веки видел пляску теней, разбуженных огоньками газовых ламп. Накрыл глаза обеими руками, но ужасы, извивавшиеся на изнанке век, были даже хуже фигуры на столешнице. Что Парацельс говорил о подобных эманациях? Он никак не мог вспомнить. Труды Парацельса в его памяти окутывал туман, скрывший собою события иной эпохи — той, что закончилась, когда он украл у капитана проклятый камень, тот самый изумруд, который сверх меры самоуверенный Нарбондо походя оставил рядом с аквариумом.

На краю каменной столешницы, словно доползшие туда собственными стараниями, лежали две истлевшие кисти, явно принадлежавшие скрюченному телу позади. Кракен старался не смотреть на них. Час назад ему примерещилось, что эти похожие на пауков штуки шевельнулись на мгновение, простучали кончиками пальцев по камню, неумолимо придвинулись ближе, а изуродованная птица вздохнула на блюде, завозилась среди холодных картофелин.

Но теперь все окутала тишина. Сквозь трещины в стеклах ветер доносил резкий запах тумана, запах сажи и копоти. Кисти лежали, почти вцепившись в края освещенной столешницы, готовясь, казалось, броситься на него. Какого дьявола они не прикреплены к трупу, как полагается? Как понимать этот нечестивый знак?

Кракен уставился на них, уверившись на один застывший, обернувшийся вечностью миг, что указательный палец левой кисти дернулся, подманивая его к себе. Он с трудом отвел взгляд к затянутому туманом окну и задохнулся от ужаса при виде плывущего за стеклом собственного отражения, пристально глядящего ему в глаза. Вжался глубже в стену. Если оторванные кисти доберутся до края мраморной плиты, разлетятся они вдребезги, упав на пол, или отползут в тень, чтобы набраться сил и, щелкая по-крабьи, засеменить к его ногам? Кракену вдруг стало жутко холодно. Нарбондо, похоже, не вернется вовсе. Скорее всего, они ушли, не сомневаясь, что за долгую ночь Кракен подохнет здесь от страха, когда тварь в рваном саване качнется к нему, как простыня на бельевой веревке, обдаст прахом, гнилью и сухим клацаньем костей. Задушит ужасом.

На стене позади Кракена висели разнообразные инструменты, но того, что мог бы защитить пленника от нападения оживших останков, отыскать никак не удавалось. Глаза его задержались на паре удлиненных щипцов с обтянутыми каучуком щечками. Он медленно, едва дыша, поднялся на ноги, уже ничуть не сомневаясь, что распростертая на столе фигура внимательно следит за ним, стараясь измерить глубину его страха, разгадать намерения.

Очень плавно, не совершая резких движений. Кракен потянул со стены щипцы и сделал шаг к столу, сопя в страхе, ожидая, что костистые ладони вот-вот вспорхнут ему навстречу, как шелестящие бумажные мотыльки, как пара летучих мышей на кожистых крыльях, чтобы впиться ему в горло, дотянуться до рта. При первом же касании щипцов они бросятся на него, словно подброшенные пружиной. Кракен был уверен, что все так и случится.

Но они не бросились. Кракен подцепил одну кисть, очень осторожно повернулся, шагнул к открытому пианино и, сунув ее на безучастные клавиши, выбил дикую ноту краем щипцов. В ужасе отпрянул назад с застрявшим в горле воплем. Вторая кисть лежала в точности как прежде — или нет? Не шевельнулась ли она? Не подползла ли поближе к краю, готовясь к встрече? Кракен аккуратно сомкнул на ней щечки щипцов, одним движением поместил ее, рядом со страшным близнецом, а потом захлопнул крышку клавиатуры и запер ее медным трехгранным ключиком, лежавшим сверху на пианино.

Интересно, хватит у него духу проделать то же самое с головой лежавшего на столе тела — отделить ее и спрятать где-нибудь? Может, приподнять верхнюю доску пианино и сунуть туда, внутрь? Он заставил себя взглянуть на нее, воображая, как щипцы смыкают свою хватку на костяных скулах и выкручивают череп, пока тот не оторвется, громко щелкнув. Эта мысль парализовала Кракена, свела мышцы судорогой, но поступить так было необходимо. Сунуть щипцы в пасть скелету он бы не посмел: можно не сомневаться, стальные щечки инструмента тут же окажутся перекушены, как тонкие прутики.

Щечки начали сближение. Кракена трясло с такой силой, что шарнир, соединявший две половинки щипцов, трещал что твоя саранча. Судорожный вдох. Ужасающие пустые глазницы, казалось, пристально смотрели сквозь Кракена — прямо сквозь лоб, усеянный каплями холодного пота; крупные, соленые капли скатились в выпученный правый глаз и почти ослепили его. Наконец щипцы уперлись в острые кости скул, хрустнувшие, проминаясь, — и бесформенная фигура на столе содрогнулась, будто силясь стряхнуть с себя захват обтянутых каучуком челюстей.

Взвыв от страха, Кракен уронил щипцы на стол и засеменил обратно, правой ногой зацепив столик с останками павлинихи. Тонкая веретенообразная ножка подломилась, и птичий костяк скатился со своего блюда, сопровождаемый градом подсохших горошин. Кракен в ужасе уставился на него, ожидая, что хрупкие серые косточки крылышек вот-вот забьются и птица огромной молью взовьется к пламени газового светильника. Щипцы брякнулись об пол рядом с нею.

Нет, так не годится. Кракен был не в состоянии мириться с мыслью, что птица так и останется на полу под столом, вне поля его зрения. Если она шевельнется, Кракену необходимо это видеть. Если она вдруг налетит на него невесть откуда, он просто упадет замертво. Собравшись с силами, Кракен резко нагнулся. Завладел щипцами, подцепил с пола птицу и сунул в угольное ведерко, стоявшее на каминной полке рядом с пианино. Хрупкий костяк бухнулся туда в облаке золы, щипцы не удержались и, скользнув по стене, упали на изразцы камина, а сам Кракен развернулся на внезапно раздавшийся позади скребущий звук, готовясь увидеть атакующий его безрукий скелет. Однако тот лежал там, где лежал, без движения: сухой скрежет доносился из-за дальней стены комнаты. Нечто неведомое грызло стену с другой стороны, царапало ее когтями, стремясь добраться до него, и Кракен, отшатнувшись назад, плюхнулся на свой табурет в углу.

Кусок дубовой стенной панели внезапно отодвинулся, и из-за нее показался согнутый в три погибели Уиллис Пьюл, спиною вперед тянувший пару ног в ботинках. Пятясь и хрипя от натуги, он ввалился в комнату, а за ним показался доктор Нарбондо с другим концом мертвого тела в руках. Едва труп целиком показался из стены, Пьюл бросил ноги — так, словно был предельно вымотан. Нарбондо лягнул край панели, и та захлопнулась, скрыв проем темного низкого коридора. Кракен сжался в своем углу, в ужасе глядя на плоды нового злодейства и тихо радуясь, что это не его проволокли сейчас сквозь стену.