Сергей Панченко - Жорж - иномирец. Книга 2 [СИ]

— Ну, давайте глянем, что у них тут перенять можно. — Нехотя согласился Борис.

— Дядь Борь, это звучало, как фраза про публичный дом, что у них тут можно перенять, кроме венерических заболеваний.

— Не спешите, не делайте поспешных выводов на основании беглого осмотра пациента. Так вам советуют? — Борис обернулся и посмотрел на торчавшее в окошке лицо Алекса.

— Да тут без осмотра видно, что пациент страдает когнитивным диссонансом между желанием жить честно и нежеланием что-то делать вообще.

— Езжай Борис. — Попросил я водителя. — Притормозим возле подходящего места.

— Ага.

Мы поехали по дороге сложными зигзагами, объезжая многовековые ямы, многие из которых уже были засыпаны таким же многовековым мусором. Машин попадалось мало, а те, что попадались, выглядели примерно так же, как дороги. Они чадили, стреляли выхлопными трубами, открывали на ходу двери.

— Жорж, тут ты дал маху, это же просто помойка, а не мир.

— Борис, для наглядности надо всегда брать примеры с выпуклыми свойствами, так легче увидеть суть.

— Тогда я хочу увидеть противоположный мир, в котором во главу угла поставлена изворотливость, иносказательность и жесткие моральные рамки, для сравнения.

— Я могу тебе сразу сказать, это будет то же самое, но с другим знаком, а пока что наслаждайся.

Мы проехали мимо солидного здания из серого камня, с монументальными колоннами на входе. Прекрасную задумку архитектора портили отвратительного вида надписи по этим самым колоннам и стенам. Местная грамота была мне недоступна, но думаю, что надписи тоже были выражением искренних чувств вандалов.

— Вот, Борис, яркий пример характеризующий этот мир. С одной стороны люди тянутся к прекрасному, но с другой, обязательно надо испортить его своими мерзкими надписями. А ты им скажи, что это плохо? Не поймут, потому что привыкли считать, что самовыражение их больных душ это священно.

Борис хмыкнул, но не ответил мне. Видимо, еще искал причины оправдать такое поведение.

Вскоре показалась площадь, приспособленная под стихийную торговлю. Ее окружали хаотично расставленные баррикады из деревянных ящиков, бумажных коробок и прочего мусора, раздуваемого порывами ветра. Внутри баррикад ручьями вдоль торговых палаток и лотков двигался народ.

— Это местный супермаркет для простого народа. Зачем им лучше?

— И, правда, зачем. И у нас бы такое было бы лучше, цены бы тогда не драли втридорога. — Борис не упустил возможности заступиться за местный образ жизни.

— Не хочешь сходить, прицениться?

— А смысл, у нас все равно нет местной валюты.

— А я бы глянул, что тут втюхивают. — Раздался за стеной голос Алекса.

— Притормози здесь. — Я показал Борису на короткий кусок ровной обочины.

— Уверен?

— А мы куда-то спешим?

— Я-то нет.

— Останавливайся.

Борис остановился. Наша яркая машина сразу вызвала интерес местных зевак. Пока что он был праздный, без всяких намеков на желание узнать, откуда у нас такое богатство.

— Ляля и Антош, не показывайтесь. Здешние ребята, попой чую, не слишком любят разбираться в нюансах внешностей исследователей миров.

— Жорж, только недолго. Я не хочу расшвыривать и собирать их назад.

— Мы быстро, только удовлетворим любопытство.

На рынок мы пошли вчетвером, всей «жоржеобразной» командой. Несмотря на заношенную одежду, мы все равно выглядели ярче местных. На нас бросали косые взгляды, силясь понять, кем мы являемся. Превентивно, народ был настроен к нам отрицательно-настороженно. Я старался не встречаться взглядом с людьми и постоянно караулил тылы, чтобы не дать застать себя врасплох.

Слившись с толпой рассматривающей скудный товар на самодельных прилавках, стало спокойнее. Разглядывая товар, у меня появилось ощущение, что он пролежал в каких-то подвалах не один год, прежде, чем его решили продать. Однако народ будто не замечал этого, обращая внимание на совсем другие вещи.

— Почём? За скока? Чёт, дорого. Хамишь с ценой. Жульё. Идем отсюда, я видел дешевле.

Примерно такие реплики раздавались со стороны покупателей. Продавцы выглядели как несчастные жертвы, вынужденные продавать старье, чтобы заработать на прожиточный минимум. Откуда ни возьмись, послышался грубоватый властный женский голос.

— Это городской контроль. Покажите документы на оплату места и налога на добавленную совесть. Так-так, просрачили. — Крупная женщина с короткой стрижкой смерила продавца, серолицего нездорового мужчину, торгующего метизами, острым взглядом. — Придется выписывать штраф.

Толпа, оказавшаяся поблизости, встретила это известие радостными возгласами.

— Ну, наконец-то его наказали, проходимца! Хватит уже сидеть на нашем горбу, захребетник! Иди на завод! На путя!

— Уймитесь! — Громко выкрикнула контролирующая торговлю женщина. — Вас не спросила! — Снова повернулась к жалкому мужчине. — Коэффициент налога на добавленную совесть у вас теперь отрицательный, пока не оплатите штраф.

— Но как же я оплачу, если буду торговать в убыток?

— Раньше надо было думать.

— Я рад платить вовремя, но вы же все время закрыты то на перерыв, то на обед, то уходите в администрацию.

— Не учи меня, как надо работать, а то еще впаяю!

— И правильно, впаяйте ему, у него гвозди гнутые, и шляпки на шурупах с плохой бороздкой.

— Заткнитесь, без вас знаю!

Я посмотрел на Бориса, не сводившего глаз с инцидента.

— Дамочка! — Окликнул он контролирующую женщину.

Неожиданное в этих местах обращение, заставило ее остановиться.

— Ты кто? — Спросила она вызывающе.

— Не ты, а вы. — Поправил ее Борис.

По лицу женщины пробежалась тень испуга. Видимо она успела разглядеть непривычную одежду Бориса и усомниться в том, что он один из несчастных горожан, которым она имеет право указывать.

— Вы, извиняюсь, кем будете?

— Водитель скорой помощи, Борис. За что вы обошлись так грубо с этим мужчиной? По нему же видно, что у него анемия на почве недостаточного питания или болезни.

— А я, а причем здесь это? А собственно, с какой стати водитель мне указывает, как мне работать? Я честно выполняю свои обязанности и не я довела его до такого состояния.

— Ах, не вы? А что же это за налог на добавленную совесть? Как можно ее облагать? — Бориса понесло.

— А то ты сам не знаешь, хрен плешивый!

— Я плешивый? Да у меня в носу волос больше, чем у тебя на голове! Поставили ее на должность, она и рада измываться над людьми. Жаба!

— Я жалобу на вас напишу!

— Пиши! А мы тебя с собой заберем, правда Жорж, покажем тебе, где раки зимуют. Ты не то что штрафовать, ты со своим отражением вежливо здороваться будешь! Мымра!

— Борис. — Я незаметно потянул его за ремень. — Уходим. Это не наша война.