Антон Краснов - Апокалипсис для шутников

– Что ты орешь? – с досадой спросила Галлена.

– Знаешь что… – произнес Афанасьев с веселой мальчишеской злостью, – знаешь что, Галлена? Как тебя сокращенно? Галя…. Лена? Ну что мне, плакать в два ручья и сопли по пузу размазывать, что ли? Помирать, так с музыкой! Эллер! Смотри, он нам машет какой-то чушкой! Кирпич! Чтоб мне провалиться, кирпич от Великой Китайской стены, да! Я, конечно, навскидку не могу определить, но они вряд ли будут таскать из древнего Китая разные левые стройматериалы!

Путешественники из древнего Китая приблизились к ожидающим их Галлене и Жене Афанасьеву. Все они были одеты во что-то среднее между утепленным красно-черным халатом и длинным пальто с отложным вышитым воротником. Как оказалось чуть позже, это – типичная для северокитайской зимы одежда «дзяпао». Длинные волосы дионов были скручены в узел на темени, а надо лбом, на висках и на затылке – тщательно приглажены. Хитрое круглое лицо Добродеева, как уже успел заметить Женя, было украшено рисунком тушью на правой щеке. На ярко-красном наряде Анни были вышиты цветные круги, внутрь которых помещены искусные изображения лотоса, китайского павильона и почему-то летучей мыши.

– Ух ты! – воскликнул Афанасьев. – Здорово выглядите! Особенно ты, Анни. На тебе не иначе как женился сам император Поднебесной, великий Цинь Шихуанди?

Анни лукаво улыбнулась. Добродеев старательно щурился – верно, никакие мог отвыкнуть. Галлена с чисто женским любопытством, которое не угаснет даже перед концом света, грозящим вот-вот нагрянуть! – рассматривала узоры на одежде подруги.

– А почему летучая мышь? – спросила она.

– А-а, это потому, что слова «счастье» и «летучая мышь» на китайском языке звучат одинаково, – ответила та.

Галлена помрачнела.

– Счастье… – неопределенно сказала она. – Ладно, грузитесь. Где камень? Вот этот? Вы что, присутствовали на церемонии его закладки? Ладно, потом расскажете… если время будет.

Уже управляя бронетранспортером, Афанасьев спросил сидящего рядом важного Добродеева, похожего на заевшегося китайского мандарина:

– А у тебя, Астарот Вельзевулыч, что это намалевано на щеке?

– Это не намалевано, – ответил тот не без заносчивости. – Между прочим, нас так встретили благодаря мне. Я заслужил уважение… Я… Я…

– На щеке-то что, ексель-моксель?!

– Эта роспись на правой шеке означает, что ее носитель, то есть я, – человек неподкупный. Меня даже прозвали почетным именем Дунь Сунь Вынь, что означает «Неподкупный мудрец, преклонивший слух вечности».

Как ни был загружен проблемами Афанасьев, он прыснул от смеха. Конечно, в ответ на такое важное пояснение он не полез за словом в карман:

– Да-а, Вельзевулыч! Я думаю, что ты легко найдешь общий язык с другим замечательным человеком, прозванным Кальфоукоуру Солнечная Голова. Как это будет в переводе, я сам не помню, но там абзаца два перевода намотано. Никак не меньше!

Впрочем, стоило выехать на гребень холма, откуда открывался вид на военную базу и подступившие к ней толпы пещерных людей и одичавших инферналов, всю веселость как рукой сняло. Особенно когда удалось разглядеть, что ворота базы не только открыты, но и сорваны и валяются на земле, а прямо по ним вливается внутрь базы толпа инферналов и мезолитических вояк. Все размахивают дубинами и сельскохозяйственным инвентарем с риском поранить друг друга, орут и толкаются… Все сидящие в бэтээре похолодели, увидев, что база, кажется, взята.

Афанасьев выжал из бэтээра максимальную скорость. Бронемашина летела по дороге, окутываясь клубами серой пыли, и два световых клина от фар впарывались в тучное тело заваливающегося вечера. «Нет, нужно со всем этим заканчивать, – думал Афанасьев, – шестой Ключ есть… Седьмая, седьмая „отмычка“!.. Но если моя догадка верна, то… то…»

По броне разом ударило несколько камней, зазвенел металл: это дикари, увидев, что из сгущающихся сумерек на них выкатывается бронированное чудовище с двумя огненными глазами, стали бомбардировать бэтээр всем, что ни попадется под руку. Однако быстро удостоверились, что толку от этого мало, и стали с воплями расступаться, давая дорогу. Почти не снижая скорости и сбив несколько захватчиков, бронетранспортер вкатился на территорию базы.

– К церкви, Женя, к церкви!.. – закричала Галлена. – Наши все там! Наверно, эта нечисть всё-таки не может войти внутрь храма, а для троглодитов-людей существует, кроме креста и молитвы, такая нежная штука, как пулемет!

Галлена оказалась совершенно права: не выдержав натиска превосходящих сил соперника, Коляново воинство под руководством коменданта организованно отступило в самое прочное здание на территории базы – храм. Бывший склад. И здесь забаррикадировалось.

– Коля-а-а-а-ан!!! Колян, мы! Ребят привезли из Китая!

Звякнуло окошечко в боковом притворе царских врат, и высунулась физиономия Ковалева:

– Из Китая? Быстро доехали. Ну, входите, только скорее, вишь, они как наседают, хотя к храму боятся приблизиться вплотную. Иосифыч нас бережет, что ли! Подождите… Вотан Борович, дорогой, подчисть-ка подходы к царским вратам, чтобы ребятам дать дорогу.

Брызнула пулеметная очередь, подметая всё на своем пути. Несколько особо продвинутых «штурмовиков» упали замертво, толпа отхлынула… бэтээр подкатил вплотную к входу в храм, и через минуту все члены последней миссии, а также сопровождавшие их Афанасьев и Галлена оказались внутри осажденной церкви. Лязгнул, затворяясь, массивный засов. Ни запиравший церковь Колян, ни только что вошедшие, ни те, кто уже были здесь, не видели, как на стене, словно черный развод, сгустилась тень и скользнула в храмовое помещение, туда, где на алтаре лежали пять Ключей. И уже присоединился предпоследний – шестой…

Никто не заметил, только Галлена подняла голову и, тревожно шевельнув тонкими ноздрями, сказала несколько слов на своем родном – тягучем и опьяняющем, как выдержанный мед, – языке.

– И что же? Вот они, шесть Ключей, а за стенами толпа головорезов и нечисти, и уже нет сил, чтобы сопротивляться…

– Ну ты, родная, скажешь, – глядя на мрачную Галлену, выпустившую обойму этих убийственных слов, отозвался Колян. – Сейчас пойду и немедленно повешусь. А если в натуре, то нечего киснуть. В той ксиве ведь сказано что-то по поводу седьмой «отмычки»? Ну, вот и кумекайте! Эх, нет Ваньки Пелисье, братана моего двоюродного, кузена, если по-ихнему. Он любой текст враз бы расколол! – сокрушался Колян. – Особенно сейчас, когда жареный петух уже всю задницу исклевал!

Галлена посмотрела на Ковалева и произнесла:

– Странные вы все.

– Кто?

– Люди. Нет никакой надежды, а вы улыбаетесь, как будто вам приснился самый прекрасный, самый розовый и цветущий сон этой земли. Вот и ты, Коля…