Антон Краснов - Миссия «Демо-2020»

Литературному отступлению в исполнении Астарота Вельзевуловича не дано было развернуться. Он только хотел ввернуть фразу про то, что Гете был еще тот тип и, будучи восьмидесятидвухлетним стариканом, женился на восемнадцатилетней девушке, но тут блеснула вспышка, выстелились рваные хлопья зеленоватого фосфоресцирующего тумана, туман вспух, разрастаясь в объеме, и из его чрева вынырнули характерные очертания системы «Опрокинутое небо». Астарот Вельзевулович увидел мрачную Сильвию, бледного Афанасьева, банкира Ковалева в рваном кафтане, сползшем набок парике и с огромным синяком под глазом. С ними был четвертый, бывший чучельник и бывший начальник охраны банка «Вега-кредит» Ковбасюк. Но какой это был Ковбасюк!.. Раздобревший, верно, вдвое против своих прежних размеров, с круглой наглой физиономией и маслеными глазами, почти совершенно скрывшимися в складках жира! Аи да Ковбасюк! Не пропал в петровской России, голодной и необустроенной! Верно, нашел себе сытный прикорм и оттого поплыл, разжирел и сделался похожим на известного в прошлом российского актера Вячеслава Невинного. Из всех появившихся товарищей он выглядел наиболее довольным жизнью, хотя именно за его судьбу было больше всего беспокойства. Ведь в тот момент, когда Афанасьев и Сильвия сбежали из застенка, он находился в весьма незавидном положении, проще говоря, висел на дыбе под кнутом милейшего ката Матроскина. А теперь – и не узнать. Верно, прежняя, дионская, сущность начала переть наружу по причинам, уже обрисованным советником Добродеевым чуть выше.

Добродеев открыл рот, чтобы приветствовать гостей из прошлого. Все-таки давно не виделись. Это для него прошло всего десять минут, а для этой четверки – неизвестно сколько. Быть может, даже несколько месяцев. Или лет. Кто его знает?.. Впрочем, Добродеев не успел сказать и слова, как все его сомнения были развеяны одной фразой Сильвии:

– Н-да… Скатались туда и обратно. Два денька там – и капут. Ну и ну!..

– Это называется: скоро, бля, на бал, – сказал Ковалев, а потом подумал и прибавил к своей и так кудрявой фразе крепкое ругательство. Ничуть не смущаясь присутствием женщины. Да и Сильвия не смутилась.

– И какие результаты? – быстро спросил Добродеев.

– Да какие результаты… – махнул рукой Афанасьев. – Самое мерзкое, что могло быть гораздо хуже. А теперь я даже боюсь угадать реакцию нашего дражайшего руководства на то, что мы ничего не выполнили. Только разве что Ковбасюка оттуда забрали, да он особенно и не рвался. Уже присматривал себе местечко в только что основанном Петербурге, на Заячьем острове, чтобы строить себе дом. Кстати, хотел выкроить себе место рядом с «химическим» князем Меншиковым, к которому Ковбасюк пролез в любимцы. Зверей дрессирует, конюшню меншиковскую холит и лелеет. Князь в нем души не чает, давно уж и забыл, как Ковбасюк на дыбе висел по обвинению в причастности к покушению на государя. Государь тоже поумнел с момента нашей последней встречи. Нет, пить там меньше не стали, просто стали больше закусывать. И есть с чего: Нарву взял, Питер заложил, не грех и выпить по такому поводу, верно ведь? Вот мы и выпили. Колян Ковалев умудрился даже на ночлег в царевом домике расположиться, так он Петру Алексеевичу понравился.

– Гнилое дело, в общем, задумал президент Нэви Буш, – сказала Сильвия. – Я сначала впечатлилась, дескать, побороться за права женщин в неотесанной стране, подкорректировать кровавую историю… а теперь вижу, что ничего, кроме вреда, из этого не выйдет.

– Да я это с самого начала, собственно, говорил, – после паузы произнес Добродеев, – потому и отбирал в миссию людей, которые умеют обходиться с живой историей, скажем так, поаккуратнее. Теперь, честно говоря, и не знаю, как излагать все это нашей высокой комиссии в Вашингтоне. А что с Петриком Первеньким? То, что им царя не подменили, это я уже понял. А где он?

– Его крысы съели, – печально сказала Сильвия. – Я не успела его увеличить, согласно вашим инструкциям, а в этом только что основанном Петербурге столько крыс, что просто ужас. Вот он и попал им на зубок. Но это еще не самое печальное… Честно говоря, я не знаю, что и думать. В общем, в этот раз снова кто-то проник в царский дом и, кажется, попытался УБИТЬ царя. Потому что вопил Петр Алексеевич немилосердно, еще громче, чем в первый раз, когда Женя, на свою и нашу беду, взялся вылавливать преступника. Теперь никто его не ловил, но Меншиков признал и меня, и Афанасьева, хотя мы подкорректировали внешность. Цепкий взгляд у нашего «ангидрида». Если в первый раз можно было предположить, что наше прибытие в прошлое и нападение на царя совпали по чистой случайности, то теперь – едва ли. Нет, это не случайность. Кто-то с редкой целеустремленностью предпринимает попытки покушения на Петра именно в тот момент, когда мы НАХОДИМСЯ ТАМ. Агата Кристи, детектив, черт знает что!.. В общем, снова пришлось спасаться бегством, на этот раз тоже еле ускреблись. Ковалева вот хватили поленом по лицу. Не самое приятное ощущение для банкира, правда, Николай Алексеевич? В общем, нужно заканчивать с этим идиотизмом, пока не допрыгались до серьезных последствий. Афанасьев вот чуть Мен-шикова не пришиб, когда мы удирали. Представляете, что было бы, если бы Меншиков погиб в 1703 году, а не умер в ссылке в Березове в 1730-м? Это же вся русская история может перевернуться напрочь! Черт знает что вытворяет этот недоумок Буш с его кретином Бишопом! Да еще нашими же руками! Одна надежда, что вице-директор Глэбб и вот Астарот Вельзевулович помогут воздействовать на эту американщину!

Добродеев покачал головой:

– На Глэбба как раз надежды мало. Ведь, насколько я понимаю, его племянничек Пит Крепкий Буббер остался там, «мундак» несчастный?

– Ну да.

– Понятно. А это означает, что у нас будут крупные неприятности. Что там с Буббером, кстати?

– А он эмигрировал, – отозвался Ковбасюк. – Он попал в плен к шведам под Нарвой три года назад… то есть в тысяча семисотом году… И теперь на службе у короля шведского Карла двенадцатого. А это тоже еще та сволочь. Головы телятам вот рубит, забава у него такая.

– Да лучше телятам, чем стрельцам… – отозвался Афанасьев.

Астарот Вельзевулович нервно щелкнул пальцами, с их кончиков сорвался длинный электрический разряд и ударил в напольное покрытие. Протянулась струйка дыма, и стал явно ощутим запах жженого пластика. Как раз в этот момент вспыхнула огромная панель на стене, и на ней появились генерал Бишоп, злой как черт, а также Глэбб и президент Нэви Буш в дурацкой зеленой рубашке и почему-то ковбойской шляпе, которая придавала его и без того глупому лицу одеревенелое выражение. Президент кашлянул и произнес: