Виктория Князева - Медное царство

Перевалило уже за поддень, без устали летел Медногрив, не было степи конца‑края. И тут, откуда ни возьмись, на ровном месте без единого кустика, очутился молодой волк. Был он небольшим, но на вид очень грозным, белая шерсть сияла так, что глазам больно. Иван вздрогнул, понадеялся было на Медногрива — он‑де сдюжит, вынесет. Но конь взбрыкнул, встал на дыбы, резко забрал вправо, да так, что Ваня не удержался и рухнул на землю. Головой упал на острый камень, брызнула кровь, но боли Иван не почувствовал. Он потерял сознание.

А тем временем волк в два прыжка догнал Медногрива, бросился тому на спину, повалил, разорвал горло и брюхо. Очнулся Иван через несколько секунд, со стоном перекатился на живот и устало закрыл глаза. Видеть, как волк рвет Медногрива на части, не хотелось. Действие магического напитка давно прошло, и теперь Ваня чувствовал только сильную усталость, вызванную бессонной ночью и всеми произошедшими за последнее время событиями. Тело почти не слушалось, голова гудела, как котел, руки и ноги казались неподъемными. Ваня начал было задремывать, как вдруг его окликнули:

— Эй, ты живой там?

Иван с трудом разлепил тяжелые веки, увидел сидящего прямо перед собой волка и снова закрыл глаза. Видимо, волк уже доел коня и теперь собирался пообедать самим Ваней.

— Эй, добрый молодец, — волк тронул Ваню лапой, — ты меня слышишь?

Голос у волка оказался на удивление мелодичным, с приятной хрипотцой. Да и не волк это был вовсе, а волчица. Ваня осторожно открыл один глаз. Волчица сидела прямо перед ним, облизывалась и пытливо заглядывала в лицо. Глаза у нее оказались голубыми, большими и блестящими, словно льдинки.

— Ты прости меня, Иванушка, — она смущенно потупилась, — не со зла я, с голоду. Плохо с охотой в здешних лесах, все звери и птицы повывелись, три дня не евши.

Иван не знал, что и ответить. Волчица, видимо, расценила его молчание как укор и продолжила:

— Не серчай. Я тебе пригожусь. Расскажи, зачем в такую даль поехал, куда путь держишь?

— Да я это… — Ваня развел руками, — к царю Далмату за птицей‑огнецветкой. Только я не знаю, где это.

Волчица задумалась, Ваня по‑прежнему сидел потупившись. Наконец она заговорила:

— Знаю я, где Далматово царство, да только тебе без Медногрива и пытаться нечего добраться, на ином, пусть и самом добром коне туда в год не доскачешь, я же в три часа буду. Жалко мне тебя, Ваня. Да уж взялся за гуж — не говори, что не дюж, раз обещалась тебе помочь, садись‑ка ко мне на спину.

Иван хотел ей возразить, потом вспомнил, что верного коня больше нет, и махнул рукой. Тем более перспектива продолжать путь верхом на говорящей волчице прельщала больше, нежели трястись на широкой спине Медногрива. Иные вопросы Ваню не занимали: он слишком устал. Шевельнулась, правда, мысль: „Что же это за чудеса такие на свете творятся?“ — но он отбросил ее за ненадобностью. Коты говорящие уже не в диковинку, значит, и волки не должны удивлять.

Спина волчицы была широкой, но костлявой на удивление, Ваня даже побоялся ненароком что‑нибудь сломать. Весил он, конечно, не десять пудов, но и худеньким юношей никогда не был. Впрочем, волчица, кажется, и не заметила веса ездока, только потребовала от Вани ровно сидеть да крепко держаться.

И помчалась так, что только пыль поднялась столбом. Ваня в первую секунду задохнулся, вцепился в густую шерсть обеими руками. Волчица крикнула на бегу:

— Да легче, легче, Ваня, не ровен час, задушишь! Не бойся, не упадешь, не допущу я того!

Дорогой разговорились. Ваня немного попривык, разжал пальцы одной руки, счел, что скакать верхом на волчице не в пример удобнее конной езды.

— Меня Громовестой зовут, — сообщила она.

— Очень… приятно, — смутился Ваня, — а меня Ваня.

— Знаю.

— Откуда?

— А откуда знаю, что ты хоть и Иван, да не царевич? — рассмеялась Громовеста. — Чай, по лесам да лугам не един год рыскала, много видала, много слыхала. И о тебе мне ведомо, Иванушка, знаю, как здесь очутился, не знаю только зачем. Расскажешь али как?

— Расскажу, — вздохнул Ваня и сбивчиво принялся рассказывать.

То и дело Громовеста осторожно его перебивала, требовала подробностей и порой чему‑то усмехалась. Чему, Ваня не понимал, но сил у него совсем не осталось. Он вцепился покрепче в волчицу и невольно задремал. Та понимающе вздохнула и перешла на быстрый шаг.

Впереди, насколько хватало глаз, расстилалась бескрайняя степь. Кое‑где по пояс в ковыле стояли странные каменные истуканы с пустыми глазницами. Встречались и небольшие хижины с крышами, крытыми потемневшей соломой, собаки, изнемогающие от зноя, пересохшие колодцы, издали напоминающие каких‑то сказочных зверей. Солнце палило немилосердно, Громовеста начала уставать. Пару раз она споткнулась, чуть не уронила Ваню, и тот проснулся.

— Крепче держись, — посоветовала волчица.

Иван кивнул, стряхнул остатки сна и поинтересовался:

— А далеко еще до Серебряного царства?

— Совсем немного. Сейчас степь кончится, пойдут леса густые, луга некошеные, после шесть гор проскачем как одну, у седьмой, у самого подножия, и увидишь Серебряный чертог.

— Ясно. Скажи, а личный вопрос можно?

— Задавай, — чувствовалось, что Громовеста улыбается.

Ваня замялся. Наконец он спросил:

— Почему ты мне помогаешь? Только не говори мне о жалости, ладно?

— Но мне правда тебя жалко.

— А если честно?

Волчица задумалась. Наконец, почему‑то погрустнев, она сказала:

— Скажем так: у меня есть на то личные причины. То есть для того, чтобы съесть твоего коня, у меня был только один мотив — голод. А вот почему я не убила тебя, а, наоборот, вызвалась помочь… Этого я тебе пока не скажу. Пока смирись с тем, что ты хороший человек и мне приятно тебе помогать. Хорошо?

— Хорошо, — кивнул Ваня, — знать бы еще, почему я сразу тебе поверил.

— Я тебе понравилась? — невинно предположила Громовеста.

Ваня грустно улыбнулся:

— Я тебя просто испугался. Кроме того, разве у меня был выбор?

— Выбор есть всегда, — серьезно сказала волчица, — даже если ты его не видишь — он есть.

— Но какой выбор есть у меня? Я уже не могу сказать, как раньше: „Я один здесь“. Я встретил тут… если и не друзей, то тех, за кого с готовностью отдам свою жизнь. Я изменился сам, но изменился ли настолько, чтобы увидеть два пути вместо одного? Я не герой и хочу только, чтобы все поскорее закончилось. Я хочу вернуться домой.

— Дом — прекрасная штука, если он есть, — задумчиво протянула Громовеста, — и чем дальше ты от него, тем сильнее любишь и хочешь вернуться. Ты думал, что без коня ты стал бы здесь совсем беспомощным. Что ты не знаешь дорог, не знаешь пути, потому и доверился зверю — и не просто зверю, а тому зверю, который, собственно, и лишил тебя выбора. Ты счел, что теперь твоя жизнь и смерть в моей власти. Но подумай — вот тебе уже и выбор — пойти или остаться. Верно?