Виктория Князева - Медное царство

Иван шел по полю; день вступал в свои права. Все громче пели птицы, все ярче светило солнце. Приятно было ступать по земле босыми ногами, слегка ежиться от холодной росы, смотреть в небо и удивляться, до чего же оно синее. Вдалеке послышался какой‑то плеск, Ваня решил, что это скорее всего ручей, и радостно к нему побежал. Бежать в поле, бежать в высокой траве, чувствуя, как зеленые стебли щекочут голый живот, срывать на бегу травинку и пробовать ее на вкус — кто не делал этого в детстве? И как много забывает человек, становясь взрослым, как резко старится, месяцами не выезжая из пыльного города, сколько теряется летних дней, которым уже никогда не суждено повториться!

Поле все не кончалось, плеск же становился громче, явственнее, и вот уже Ваниному взору открылось крохотное озерцо не больше двух саженей длиной. Появилось оно прямо посреди зеленых зарослей, по берегам росли камыш, осока и стрелолист. И на бережку с удочкой сидел тот человек, которого Ваня никак не ожидал здесь увидеть. Он обрадовался и испугался одновременно:

— Максюта, ты, что ли?

Человек вскочил, ударил себя по бедрам и шустро подбежал к Ивану. Это и правда был Максюта, но Максюта, похорошевший на редкость. Одет он был настоящим щеголем, чисто умыт, ровно подстриженные волосы аккуратно перехватывал кожаный шнурок.

— Здравствуй, брат! — кинулся он пожимать руку Ване. — Вот уж не думал не гадал, что тебя здесь встречу. Какими судьбами?

— Своими ногами, — рассеянно ответил изумленный Иван. — Да ты погоди, как же это ты сюда добрался? Ведь от Серебряного царства до Золотого сотни верст, неделя пути!

— Ну, — хитро прищурился Максюта, — это ежели на простом скакуне. А мы‑то с тестюшкой… — Он обернулся куда‑то в сторону и закричал: — Эй, Велеба! Сват приехал!

Из зарослей травы вышел знакомый уже Ивану Велеба Будиволн, на ходу подвязывающий штаны.

— Эге! Это, знать, ты меня сбил, Ванюшка, — вовсе не сердито начал старик, — ну здравствуй, здравствуй, не чаял уж свидеться!

— Он, он, — закивал радостный Максюта, — он самый! Да ты не молчи, — он с чувством затряс Ванину руку, — молви слово‑то!

— А что молвить, — удивился Ваня, — мне вот дюже знать хочется, какими путями ты здесь оказался?

— Да что рассказывать‑то! — Максюта всплеснул руками. — Ну, значит, в тот же день, как ты мне, братуха, Зарену‑зазнобушку сосватал, так мы сразу честным пир‑ком да за свадебку. Отгуляли, значит, как водится, а потом я тестя дорогого в охапку — да на лошадок, да на рыбалочку.

— Не, — помотал головой Иван, — это мне как раз неинтересно. Я только знаю, что досюда раньше недели и на самом борзом коне не добраться.

— Обижаешь, сватушка, — покачал головой старик, — я тоже не пальцем деланный, как‑никак столько лет царским конюхом тружусь, недаром хлеб‑то свой ем. Неужто ты думаешь, что на конюшне царской заветной двух коней не найдется зачарованных, заговоренных?

— Вот оно как, — протянул Ваня, — а мне говорили, что ни на каком иноходце лихом сюда быстро не доскакать.

— Верно говорили, — усмехнулся Велеба, — кто ж, кроме меня да царя Далмата, знать может про коней вестовых?

— Да уж, — не мог не согласиться Ваня, — правда ваша, никто.

— Ладно тебе, тестюшка, про лошадок сказки рассказывать, — вмешался Максюта, — а ты‑то, Ваня, тут откуда?

— Я? — Ваня замялся, подумал и решил все рассказать как есть. — Я, понимаешь ли, вроде как на службе у царя Кусмана. Есть у него в заводе кобылицы‑молодицы…

Старик и Максюта слушали, затаив дыхание, ловя каждое слово и боясь что‑то пропустить. Когда Иван договорил, Максюта, сорвав с головы шнурок, бросил его оземь.

— Да что ж ты молчал! Эх, повезло, что мы тебя встретили! Тестюшка любезный, — он повернулся к Велебе, — а ты чего ровно онемел? Видишь, подсобить Ванюшке надо, как‑никак не чужой человек тебе, а мне так и вовсе словно бы брат родной!

Старик молчал, почесывая голову и, видно, о чем‑то натужно думая. Наконец он с неохотой произнес:

— Я вообще порыбачить спокойно думал, свадьба эта, служба опять же — устал больно. Да что поделаешь, раз уж такое дело, помочь надо.

— А ты можешь помочь? — изумился Ваня. — Как?

— Что значит „как“! — обиделся старик. — Говорю же, сколько лет конюхом царским прослужил, мне ли не знать, как с норовистыми кобылками обращаться! Эх ты, тоже мне! А ну‑кась!

И Велеба, завязав потуже кушак на тощем животе, присвистнул ухарски, зашелся соловьиной трелью, застучал в ладоши. Тут же раздался громкий топот копыт, и на берег вышли два прекрасных пегих коня с гривами, заплетенными в мелкие косы. Старик, посерьезнев лицом и будто бы даже став выше ростом, строго спросил Ваню:

— Сколько, говоришь, кобылиц у царя Кусмана?

— Три, — пролепетал Ваня, не веря своему счастью, — белы, как снег, гривы золотые до земли.

— Знаю, знаю, — отмахнулся Велеба, — чай, не первый день в конюхах. Эй, Максютка!

Максюта, безуспешно искавший в траве скинутый шнурок, махнул рукой, поднялся и с развевающимися волосами лихо вскочил на одного жеребца. Старик, с неудовольствием посмотрев на него, сначала осмотрел второго коня, долго щупал подпругу, затягивал ногавки, оглаживал седло. Напоследок он еще раз оглядел коня со всех сторон, видимо, остался доволен и наставительно сказал Максюте:

— Сколько тебя учить, Максютка! Конь, он почти что человек: не углядишь чего сразу — после горя не оберешься!

И, ворча на нерадивого зятя, старик забрался в седло сам.

— Ты, Ванюша, — Велеба пристально посмотрел на Ваню, — не плачь, не горюй да нас поджидай. Мне служба не в тягость, надо же как‑то Максютку к делу приставлять: помру я, кто на конюшне останется? Иди‑ка ты, любезный сватушка, к царскому дворцу, к вечеру смотри да посматривай — приведем мы тебе царских кобылиц.

Крикнув по‑молодецки, Велеба поставил коня на дыбы и сорвался с места.

— Жди нас к вечеру, милый братец! — крикнул и Максюта, хлестнул коня и умчался вслед за тестем.

Ваня постоял, подумал, решил про себя, что большое это дело — хорошие друзья. Радостный, зашагал он обратно к Весте, но тут вдруг выяснил, что понятия не имеет, в какой она стороне. Покричал было: „Веста, Веста!“, но никто не откликался. Тогда Иван пошел наугад, решив, что рано или поздно волчица сама его найдет. А тем временем солнце припекало все сильнее, день обещал быть жарким, и Ваня уже жалел, что ушел от озерца, полного прохладой воды. Вокруг Ивана нарезал круги неугомонный овод, которого Ваня пару раз сбрасывал с руки в траву сильным щелчком. Но овод не терял надежды и вновь примерялся, куда бы сесть поудачнее. Наконец Ваня прихлопнул его сильным ударом ладони, отмахнулся от назойливых мошек, которые так и лезли в глаза и, отерев пот со лба, зашагал чуть быстрее. В небе не было ни единого облачка, на горизонте виднелись далекие горы, и заунывно кричала где‑то кукушка. Ваня без устали брел посреди зеленого моря, ища местечко, где можно прилечь и дождаться Весты. Но спасения от солнца было не найти, в воздухе парило — неужто снова собиралась гроза? Во рту у Ивана было горько и кисло от сжеванной травинки, очень хотелось пить и съесть что‑нибудь посущественнее травы. Как же много он ест, не переставал удивляться Ваня, но, сколько ни удивляйся, есть все равно хотелось.