Юрий Манов - Старьевщики

Самым крупным объектом после печи в избе был шкаф. Не знаю, каким образом он попал во владение бабушке Пелагее, а тем более, не могу понять, кто и как смог втащить это чудовище в такой узенький и низенький дверной проем? Не иначе, как в разобранном состоянии, хотя никаких соединительных узлов в шкафе я не обнаружил даже при самом тщательном обследовании. Складывалось впечатление, что этот шкаф сначала сюда поставили, а уж потом стали строить вокруг стены и перекрывать их крышей.

Раньше было в избе еще одно массивное сооружение – диван, на котором спала моя квартирная хозяйка. Да, это был диван в полом смысле этого слова. Даже не диван – диванище! С огромной гутой спинкой, с чудовищных размеров валиками по бокам. На вид было ему лет сто, а потому первоначальный цвет диванного гобелена определить вряд ли представлялось возможным. Что-то там в цветочках. Был он весь в заплатках и необычайно пыльный. И хотя бабушка Пелагея пыталась скрывать заплаты стареньким пледом, получалось плохо. Почему хозяйка так держалась за это чудовище, я не пойму до сих пор. При ее жизни садиться на него я как-то не рисковал. А вот во время поминок сел и тут же встал – потому что в задницу мне пребольно впилась старая пружина. И как только бабуля на нем спать умудрялась? С диваном я расстался без всякого сожаления, как только справили сороковины по бабушке Пелагее. Порубил топором и сжег в печи деревянный каркас, гобелен пустил на тряпки, пружины до сих пор в сарае валяются. А вот ножки дивана сберег. Интересные такие, цельного дерева в виде львиных лап. Я их под подсвечники приспособил, очень красиво получилось. Имелся еще стол, который раньше стоял в центре комнаты, а теперь ютился в углу, и три табуретки, одна из которых совсем развалилась и служила для сушки моих сапог.

А чудовищный диван заменила кровать. Старая, скорее всего армейская со скрипучей панцирной сеткой. Получено с совхозного склада от щедрот директора Жени Негра. Вполне способна разместить на себе двух не очень толстых граждан. В смысле – меня и еще какую-нибудь гражданку. Над кроватью небольшой коврик с умильными котятами в лукошке. Котята изрядно побиты молью. В углу избы иконка с лампадкой. Лика на иконе не разглядеть, но, судя по всему, икона старинная. Тут к нам инспекция с РОНО приезжала, так ко мне инспектор в гости заходил самогону местного испробовать. Увидел икону, губищами зачмокал, сто рублей мне за нее предложил. Я вежливо от такого предложения уклонился. Он предложил пятьсот, я снова отказал. Он дал тысячу, я его послал, на этом и успокоились.

Еще на стене три фотографии. Точнее, три фотопортрета в рамках. С одного смотрит бабушка Пелагея. Это у нас в школе снимали, когда ее на доску почета ветеранов вешали. Скромная такая старушка в платочке, щурится без очков. На другой фотографии в старинной рамке Пелагея Ивановна еще молодая, с мужем своим. Красавец танкист с лихим чубом, выбивающимся на лоб из-под пилотки. В петлицах шпалы сержантские, на груди медалька маленькая за финскую компанию. Редкая награда, такие мешками не раздавали. Погиб ее соколик, сгорел в танке на Курской дуге. Расстреляла их тридцатьчетверку почти в упор подкалиберным «Пантера» во время встречной лобовой атаки на Прохоровском поле, не мучились танкисты, в миг все трое на небеса вознеслись. И еще один портрет. Молодой лейтенантик с оттопыренными ушами, но уже в более современном офицерском мундире. Судя по эмблемам в петлицах, связист. Этот на китайской границе смертью храбрых пал. Не успел жениться, внуков бабушке Пелагее оставить.

Кивнув бабуле, ласково глядевшей на меня с фотографии, я запил ужин стаканом молока, улегся на скрипучую кровать поверх одеяла и врубил телик. По обоим каналам шла какая-то муть, ток-шоу с обманутыми женами на одном и мыльная опера на другом. Изображение на экране часто мигало и покрывалось рябью. Не иначе, как из-за опухоли. Убрав звук в ожидании новостей, я подумал, выволок из-под кровати рюкзак, нашел там мягкий пакет с носками. Что может быть кайфовее, чем надень на замерзшие ноги новенькие шерстяные носки?! И с чего это меня так шиковать потянуло? Ведь берег носки для зимы, для рыбалки зимней. И только когда начались «Новости», я поймал себя на мысли, признался себе, что все эти новости мне сугубо по барабану. Что ни о чем другом, кроме как о старьевщиках, я думать сейчас не могу. И носки эти из натуральной шерсти, и приберегаемая к празднику бутылочка коньячку, так кстати выпитая, все это лишь признаки того, что моя жизнь скоро изменится. Что я готов к переменам, что я жду их, жажду их. И все это связываю только с ними, со старьевщиками.

Выключив телик, я вскочил на ноги, почти бегом добежал до русской печки, служившей мне чем-то вроде чулана, быстро нашел большой чемодан из дешевого кожзама и, сдув с крышки пыль, открыл. В углу хранился футляр белого металла. А в ней самая настоящая сигара – «Гавана»! Давно у меня хранится, с самого института. Кубинец один подарил, они к нам на языковую практику приезжали. Хороший парень, улыбался все время. Правда, его один раз скины побили, в больнице лежал. Жалко…

Скрутив колпачок с футляра, я извлек сигару, срезал кончик и, засунув в рот, осторожно прикурил. Как там в кино про это дело говорили: «Настоящими сигарами не затягиваются?» Вот и не будем затягиваться. Футляр положил в карман рубашки. Что тут у меня еще ценного? Сверху кипы бумаг в чемодане лежала большая общая тетрадь. Именно большая, не та, что раньше за сорок восемь копеек, а за девяносто шесть. На обложке тетради приклеена иллюстрация из какого-то журнала. Кажется, из «Мира фантастики». На картинке изображено звездное небо и два силуэта. Один, несомненно, принадлежал человеку, второй – чему-то вроде осьминога. Они тянулись друг к другу. Человек протягивал руку, а осьминог, соответственно, щупалец. Между силуэтами нарисовано что-то удивительно напоминающее ту самую болотную опухоль, что я видел сегодня днем. Не исключено, что очевидец рисовал, особо ему свечение внутри опухоли удалось. Над опухолью голубыми в сиянии буквами было написано «Ласковский феномен. Доказано – мы не одни в этой вселенной!»

Это была та самая тетрадка, в которую я пытался собирать все о старьевщиках. Я ж ее специально для этого дела купил после того сенсационного телерепортажа, в котором впервые объявили о контакте. В тетрадке была даже вырезка из газетки «Мещерские зори» – нашей районки. Именно в ней пять лет назад впервые напечатали о старьевщиках, точнее – о болотной опухоли. Можно сказать, раритет, сейчас, поди, больших денег стоит!

2

Да, первыми про старьевщиков написали наши «Мещерские зори». Плохенькая, надо сказать, была газетка, четырехполоска формата А-3 на очень скверной серой бумаге. Впрочем, почему была? Она до сих пор выходит, и ничуть не изменилась. Содержание газеты в полной мере соответствовало качеству бумаги, в основном – последние распоряжения райадминистрации, скучнейшие вести с полей, полезные советы по ведению подсобного хозяйства, редко – заметки краеведов. И еще убогая реклама, некрологи и телепрограмма на две страницы. Выходила раз в неделю, тираж 3000 экз. Я, конечно, этой газеты не стал бы читать и под угрозой месячного отлучения от пива, но в то время я только приехал в Сосновку, и жить мне пришлось в школьной библиотеке. За что я, правда, получал надбавку, как школьный сторож и библиотекарь. Вот в качестве библиотекаря мне и пришлось раз в неделю аккуратно подшивать сие типографское творение в отдельную папочку. Почему я обратил внимание на эту статейку? Название понравилось, надо же такое придумать: «Ласковский феномен. НЛО или?» В заметке, подписанной Ольга Суськова, говорилось… А, впрочем, что мне пересказывать, читайте сами.