Мария Вересень - Особо одаренная особа

В следующий миг мы уже камнем летели вниз.

— Ух ты! — только и вымолвил Велий когда конь мягко приземлился на границе Волчьего леса. Был он словно дикий остров, плывущий посреди леса обычного. Рос на угрюмых серых скалах, отвесных и неприступных, а над ним в небесной сини беззвучно чертили круги хищные птицы.

— Жуткое какое местечко, — передернул боками Сивка.

А Велий сотворил малый магический огонек и пустил его прямо в лес.

— Ты что делаешь? — испугалась я. Маг усмехнулся:

— Волчий Пастырь страсть как магов и чародеев не любит, глазом моргнуть не успеешь — явится.

Я сразу запаниковала, сообразив, что чудес за последнее время сделала поболе фон Птица, значит, и меня слопают. Открыла рот, чтобы напуститься на Велия, но тут Сивка под нами попятился, а с серых скал, из леса к нам стали прыгать волки, взяли нас в кольцо и ощерились. Черной волчицы среди них я не приметила.

— Как же мы подругу твою найдем? — спросил Сивка, переступая копытами. — Они ж все на одну зубастую морду!

— Кто посмел нарушать границу Волчьего леса? — взревело над нашими головами. Сверху вниз на нас смотрел со скалы витязь в кольчуге и остроконечном шлеме, плащом ему была волчья шкура. Огромный седой волк заменял скакуна.

— К подружке мы, — пролепетала я, показывая ему колечко. Он спрыгнул прямо со скалы легко, словно не боялся переломать ног, и, подойдя к нам, внимательно заглянул мне в глаза.

— Никто не требовал от нее сюда приходить, никто ее тут не удерживает, — сказал он глубоким рыкающим голосом.

— Как же «не требовал», а практика? — возмутилась я, но Велий ткнул меня в спину, указывая на мой перстень:

— Сейчас она в образе человеческом, поэтому не сможет пройти через лес, как бы ни хотела вернуться. А оборачиваться волком не может, в верности другому поклялась и терять себя не желает.

Волчий Пастырь скользнул по Велию неприязненным взглядом, и что им всем так маги не нравятся? Он сделал вид, словно я это сказала.

— Она больше потеряет, если не пройдет испытание.

Мы шли темной сырой чащей, где я без Волчьего Пастыря и шага ступить бы не смогла, не переломав себе рук и ног. В этом буреломе отродясь никто не рубил деревьев и не заготавливал хвороста. Седая тень шла впереди нас, время от времени порыкивая на неведомых мне зверей Волчьего леса. Пастырь же словно и не замечал непролазности этой дороги, пригибался под необхватными, поросшими мхом павшими великанами-деревьями, переступал через корни и при этом не без интереса посматривал на меня.

Не сказать, чтобы затворничество сильно его тяготило, ежегодно со всех сторон Северска стекающиеся волки-оборотни не держали от своего хозяина секретов, охотно рассказывая, что в мире делается, так что слышал он и о моих похождениях. Наверное, потому и разрешил мне войти в его лес, вызвавшись быть провожатым, а на мага с Сивкой-Буркой попросту внимания не обращал.

— Не мной это заведено, — рассказывал Пастырь, приподнимая тяжелую еловую лапу, чтобы я могла под ней проскочить, — я лишь принял кнут и дубину из рук Отца Небесных волков, когда у него родились мальчик и девочка от земной женщины. Так с тех пор и воспитываю их потомков по просьбе отца их. Подруга твоя ведь не в зверя превращается, она волчьему духу дает в мир выйти. И духу этому нужно найти место свое, цель, понять себя и осмыслить. Если хочет Алия, так прямо сейчас может уйти. Только дух ей отомстит за это потом. Измельчает, озвереет, обезумеет. И уж тогда точно будет зверем перекидываться по воле и против воли и рвать своих и чужих, пока не убьют.

— И что делать? — воскликнула я.

Пастырь пожал плечами и остановился.

— Дальше даже мне хода нет.

— А я думала, что весь лес ваш.

В глазах Пастыря мелькнул озорной огонек.

— Подруга твоя ни много ни мало на могиле Небесного Охотника убежище себе нашла, а я поклялся его могилу охранять и дух его не тревожить.

Я испуганно прижала к груди меч, в этой чащобе его радостный блеск не радовал, здесь им много и не намахаешь!

— А кроме Алии там еще волки есть? — спросила я.

— Возле логова молодой волчицы? — приподнял бровь Пастырь, и я поняла — есть.

— Дар твой там, к сожалению, не поможет. Тот, кто захоронен там, гораздо древнее давших тебе кровь.

Я сразу вспомнила клетку из чьих-то там древних костей, в которой сидела по прихоти Рокмира, и сглотнула. Взяв меч наперевес, как копье, двумя руками, я осторожно вышла на полянку, опасливо косясь по сторонам и окликая подругу громким шепотом:

— Алия, ты где? — Посреди поляны стояли четыре скалы, как столбы большой избы. Была ли у них раньше крыша — неизвестно, но вокруг лежало огромное количество камней, которые при большом желании можно было представить как куски целого строения. Над камнями вился слабый дымок, и мне показалось, что на одном из столбов сидит нахохлившейся вороной Алия, махая чем-то. — Алия! закричала я уже смелее и радостней и тут услышала за спиной мягкий топоток лап, оглянулась и в ужасе ткнула мечом в оскаленную пасть прыгнувшего на меня волка. Потом завизжала в нешуточном страхе и так шмякнула его по хребтине моим тупым оружием, что волк выпучил глаза, крякнул и завалился на бок, глядя на меня с укоризной. Подняв свое оружие над головой и ни на миг не умолкая, я со всех ног побежала к склепу Небесного Охотника.

Два волчьих дружка, кругами ходившие вокруг столба, оскалились, увидев меня, но я так заорала на них:

— Убрясь! — что они отпрыгнули.

Не хуже лесной белки я вскарабкалась на скалу и почувствовала, как у меня хрупнули кости от безумных объятий Алии.

— Верея! Подруга! — ревела лаквиллская богатырка. — Как же я тебя ждала! Как же я тебя ждала! Ты не представляешь как! У тебя пожрать что-нибудь есть? А то я скоро волков кушать буду! — Увидев флягу в моих руках, просто затряслась, вырвала ее и осушила одним махом. — Извини, — она утерла рукавом выступившую над губой испарину, — два дня уже дождя не было.

— Я тебе скатерть принесла. — Я полезла в свой мешок, а когда вынула и глянула на подругу, то вздрогнула — такой у ней был нетерпеливый взгляд, что даже руку протянуть боязно — отъест и не заметит.

— Поначалу-то мне казалось: плевать, ну, прут под дубину, и ладно. А потом эти гаденыши тактику поменять решили, с глупостями не лезут, но воют так жалостливо, что сердце так и щемит, а ноги сами в лес несут. А я ж без сна, два раза только тем и спасалась, что нога подворачивалась и я о камень лбом со всего маху! — Алия показала шрамики.

Я сочувственно ей кивала, обгладывая куриную ножку. Волки под скалой тоже слушали. Мы бросали им обглодыши, которые исчезали, казалось, прямо в воздухе.

— И ведь что еще удумали, — ковыряя в зубах, рассказывала Алия про свое нелегкое житье в Волчьем лесу. — Задерут оленя, освежуют его, как в мясной лавке, и разложат на опушке по кусочкам — иди, выбирай. Честное слово, чуть не сорвалась. А обидней всего, что Серый меня отсюда не слышит. Уж как я его ни звала, материла, плакала — не слышит. — Алия подумала и добавила: — Старый хрен. А главное, волчица во мне, гадина, все сильней шевелится. Думаю, еще один день, другой, и конец. Вот бы Серый потом лапы кусал!