Рина Оре - Раз

– О Боже мой… – прошептала она, после чего прижала к себе ревущую Вику и заплакала сама.

*

Вика смотрела мультфильмы, устроившись на широченной скамье, какая называлась «лавка» – на таких скамьях во времена царя Гороха спали. Матрас, покрывало и подушки из дешевого скандинавского магазина превратили лавку в подобие дивана. Анастасия, сидя за размашистым обеденным столом из того же магазина, допивала бутылку пива. Перед ней лежали пачки долларов.

«А может, я просто-напросто рехнулась? – думала Анастасия, наблюдая за своей двадцатилетней дочуркой – та сидела на лавке в хорошо знакомой позе, в какой одна Вика сидела перед телевизором: сложив ноги по-турецки, соединив руки за спиной и подавшись плечами вперед. – Если это бред, то этот бред надо кому-то предъявить, чем-то его подкрепить, а то меня отвезут в «дурик» – и всё – благо тут есть один неподалеку…»

Она вернула пачки денег в лукошко, убрала лукошко под стол.

– Вика, а давай писать диктант, – сказала Анастасия. – Неси тетрадку и карандаши.

Вика, уже одетая в мамины джинсовые шортики и футболку, подскочила со скамьи, убежала в свою спаленку, топая босыми ногами по доскам, после чего вприпрыжку принеслась назад с большим блокнотом и пеналом.

– Так… – пока Вика садилась за стол, наблюдала за ней мама – это точно Вика. – Так… Пиши… Пиши, радость моя, письмо папе. Па-па. Я по те-бе о-че-нь… – диктовала по слогам Анастасия. – Ску-чаю. При-ез-жай к нам по-ча-ще.

Вика старательно выводила карандашом корявые буквы, а затем со счастливейшей улыбкой показала блокнот маме. Мама же нервно улыбнулась, вырвала листок, спрятала его в одинокую книгу на полке полупустого стеллажа, после чего подошла к Вике со спины и крепко-крепко ее обняла.

– Я круто на этот раз написала? – спросила Вика.

– Круто, – тихо плакала Анастасия. – Круто, глупышка ты моя…

– Опять глупышка?!

– Вика, ты очень умная. Очень! Умнее своих мамы и папы!

– Круто! А можно мне тогда посмотреть мультик про Золушку и конфету?

– Да, возьми даже две конфеты…

Вика понимала сказку о Золушке своеобразно. По ее мнению, Золушка была вполне счастлива, начищая горшки, иначе Фея-крестная помогла бы ей раньше, да и в полночь волшебство не кончилось – Золушка осталась принцессой даже в лохмотьях, и принц это знал. Закон волшебной палочки гласил: «Ты что-то получаешь, что-то теряешь», – вот Вика и пыталась разгадать, что Золушка потеряла – неужели счастье в немытых горшках?

Пока Вика смотрела любимую сказку, Анастасия набрала номер Игоря. Не сразу, но он ответил. Их разговор сопровождали знакомые «марсианские» помехи.

– Игорь, ты где?

–… Москве… Стою в пробке на…

– Игорь, давай назад, к нам в деревню.

– Что? Не слышу? Пропадаешь!

– Игорь, я надеюсь, ты и впрямь пропадаешь, а не притворяешься сейчас! – вскричала Анастасия – и тут же связь прервалась. Она набрала его номер еще два раза – «абонент не абонент»!

Подумав, Анастасия позвонила отцу. Была бы возможность, она, не раздумывая, первому, кому позвонила бы, – так это деду, армейскому полковнику, да вот незадача – дедушка умер тринадцать лет назад.

– Папа? Папа? Слышишь меня?

– Да, дочка, что случилось? – на удивление чисто, без помех, звучал голос ее отца, Бориса Федоровича.

– Папа… папочка… не знаю, как и сказать. Эта деревня… Тут колдовство какое-то, магия, что ли… Вику какая-то фея заколдовала! Папа, я понимаю, что говорю бред, но я не сумасшедшая. Папа, я тут одна и не знаю, что делать. Если в полицию позвоню – они мне не поверят и сунут меня в «дурик». Папа, я… это всё деревня. Токи, какие-то, электрические, напряжение и лес. Папа, я не сумасшедшая. Вику правда какая-то ведьма заколдовала – Вика же ребенок – она ее феей называет. Папа? Скажи, что-нибудь…

– Ээээ… Знаешь, Насть, даже, что сказать, не знаю… Хотя, знаешь, если магия… Есть тут один христианский маг, правда, в Питере… Экстрасенс.

– Папа! Какой экстрасенс?! Жуликов мне еще не хватало?!

– Насть, мне про него серьезный человек сказал. Такой, как он, пурги, так сказать, не гонит. Номер, интересно, у меня остался ли Алексея Петровича… А, найду! Завтра будет у тебя экстрасенс!

– Да не экстрасенс мне нужен!

– А кто нужен?

– Знать бы… Ладно, подгоняй экстрасенса…

– А Игорь где?

– В Москве… К тебе, небось, спешит. Пап, ты только его не разворачивай – я ему уже звонила – если сам не приедет, то такой мне муж не нужен. Мне Валеры хватило.

– Понимаю, дочка…

И связь резко оборвалась.

– Мам, – подала голос Вика. – А кто такой «страх-сенкс»? Это слово можно говорить?

– Да, дочка, это слово можно говорить… тем более, что ты права… «Сенкс» – это «спасибо» по-английски. Он, страх-сенкс, тебя пугает, а ты его благодаришь… Завтра его увидишь – и всё поймешь сама – ты же уже большая.

– Да, я большая! – обрадованная Вика опять повернулась лицом к телевизору, а Анастасия встала из-за стола и достала из холодильника уж третью за сегодня бутылку пива. Пила она ее для храбрости. Допив, позвонила бывшему мужу. Связь опять была «марсианской».

– Валерий, слушай меня и не перебивай, – говорила Анастасия, – ты мне нужен здесь и сейчас, иначе меня завтра упекут в «дурик», а твоя дочь… не знаю, что с ней будет…

Связь вновь оборвалась. Перезванивать Анастасия не стала – вместо этого она достала четвертую бутылку пива. Эта четвертая доза оказалась сладкой – наконец-то пришло спокойствие – «дурик», так «дурик», но свою дочь она отстоит любой ценой. Вику в «дурик» не закроют! Пусть ее, но не Вику.

Вдруг зазвонил смартфон – Валера.

– …Настя, где? – спрашивал через помехи он. – Как ваша деревня хоть называется?

– Аа, какая-то Камышовка, – беспечно ответила Анастасия. – Где-то в Нижнем Новгороде и Владимирировской области, у Пензы…

– Ты что, пьяная сейчас?!

– Пошел ты! Да! Пьяная! – «бросила» она трубку.

Всё – Валера не приедет, а и ладно – так даже лучше.

Ночью Анастасия вновь спала с Викой, крепко прижимая ее, двадцатилетнюю, к себе. Ворвись к ним сейчас нежить, Анастасия махала бы мачете не хуже полубезумной сестренки из «Миссии "Серенити"». Поспала Анастасия от силы часа два, ближе к рассвету. Вика безмятежно сопела – так и надо, мама тебя никому не отдаст.

*

На рассвете ее разбудил далекий ор – кричали «Вика». Продрав глаза, Анастасия слезла с кровати, прошла в «гостиную» и, завернувшись в плед, побрела в сени. Оказалось, это голосил Валера – высокий, русоволосый мужчина тридцати трех лет, одетый «с иголочки» – темно-синие брюки с четкими стрелками, белая рубашка с неброскими платиновыми запонками на манжетах, красный галстук в мелкую крапинку как у президента России (узел галстука не ослаблен у ворота) – всё-то на нем новенькое, как будто он, благодаря телепорту, шагнул из итальянского дома моды прямо в… в то слово, какое Вике нельзя говорить.