Дмитрий Кириленко - Межпланетная одиссея космонавта Железякина

Но проснувшись, Иван почувствовал некое беспокойство. Как будто бы чего-то не хватало ему. Важного и существенного. И отгадка, как казалось ему, была где-то рядом, вот, казалось, протяни руку и возьми!

Иван протянул руку и в ней оказалось что-то мокрое.

Сфинкс!

Неясный талисман Зулебы, посланец далёких миров.

Что же значил он для Ивана? Жизнь? Смерть?

Задумавшись, но не придя ни к какому выводу Иван водрузил Сфинкса на панель управления полётом и придал ему некоторое ускорение. Затем он раскрутил Сфинкса центровращательно в направлении созвездия Центавра и стал ждать.

Повращавшись некоторое время Сфинкс остановился. Иван повторил процедуру снова, но и на этот раз Сфинкс остановился, правда немного в другом положении. Не став больше искушать судьбу Иван вгляделся в космос согласно линии взгляда Сфинкса и увидел некое небесное тело. Его сущность была ещё не до конца проявленной, но судя по размерам и кубической плотности это была планета.

– Что ж – решил Иван – Видимо эта планета что-либо значит в этой части вселенной и не мешало бы приземлиться и внести свою лепту в освоение её пространства. Возможно здесь имеются ещё не изученные звери или же птицы, а может мне повезёт открыть новый цветок или рыбу.

Приняв такое смелое решение Иван направил спутник к планете, а сам занялся некоторой научной работой.

Надо сказать, что группу обезьян, предполагавшуюся для отправки в космос вместе с Иваном по ошибке отправили на всемирный конгресс гермафродитов, Сивол Трубчак успел передать этоту новость Ивану по радио, пока Бодяга была ещё невдалеке от Земли и существовала устойчивая радиосвязь. И теперь Иван собирался проверить, не сидит ли в лабораторном отсеке какой-нибудь гермафродит.

Но никаких гермафродитов, к разочарованию Ивана, там не оказалось. На полках стояли стеклянные банки с какими-то ипохондриями, называвшимися, как гласили надписи на банках – лямблиями. Тут же прилагалась инструкция, как над этими лямблиями в космосе можно провести пару-тройку нехитрых опытов.

Увлёкшись ими, Иван совсем забыл об управлении кораблём а тем временем иссиня-чёрный квадрант планеты,

к которой летела “Бодяга” уже заполнил собой большую часть внеземного пространства и стал приближаться к спутнику.

Нездоровое беспокойство охватило Ивана. Прервав временно эксперименты по размножению лямблий в условиях относительной невесомости, которые он самоотверженно производил в лабораторном отсеке, Иван занял своё место в кресле управления полётом и выпустив наружу перископ стал рассматривать приближавшееся небесное тело. По слабому, едва заметному мерцанию в районе магнитных полюсов Иван признал в неясной планете Миркурий и вскоре уже смог достаточно чётко определить её непростую космическую сущность.

После одного из четырнадцати катаклизмов, постигших вселенную на протяжении недавнего периода её существования, Миркурий по некоторым причинам потерял свою орбиту и изменил молекулярную массу.

Подобно бесприютной комете удалялся он в просторы галактики что бы вновь обрести себя уже в поле действия Альфа-Центавры или ещё где-нибудь.

И вот, по воле злого рока на пути центростремительного движения планеты оказался космический спутник “Бодяга” под управлением лётчика-космонавта Ивана Центрифуги.

За спутником следовали ещё два небесных тела и если взглянуть на них повнимательней то в первом легко можно было определить уже замёрзший в космосе труп космонавта Зулебы, которого Иван сам недавно вытолкнул из спутника на орбиту, а во втором – уже полуразложившееся тело того самого бомжа, которого ещё в 1989 году, несмотря на его дикие крики космонавты Джанибеков и Ледовских так же оставили ночевать за пределами станции “Салют”. Труп несчастного Филимона Жижи (так когда-то звали бомжа) тихо вращался по эллипсоидальной орбите вокруг Земли, пока пролетавшая мимо “Бодяга” не захватила его линиями своей гравитации и не потащила вслед за собой в пучину космоса.

Человек мистического и несколько романтического взгляда на жизнь наверное смог бы поставить эту космическую птицу-тройку в один ряд с двумя всадниками смерти и одним всадником жизни или ещё с чем-нибудь таким.

Когда до планеты уже оставалось меньше четырнадцати парсеков Иван решил действовать. Настроив радиоприёмник на частоту внеземных цивилизаций Иван внятно произнёс соответствующий пароль и стал ждать ответа. Сначала из старенькой радиолы раздавался лишь треск и обрывки какой-то внеземной красоты музыки, потом послышались обращённые во вселенную слова:

– Поздравляем всех космонавтов, оказавшихся в этот радостный час на орбите Миркурия с праздником приземления кометы Галилея и приглашаем их принять участие в намечающейся по этому поводу демонстрации достижений межпланетного хозяйства. Уклонение от данного предложения согласно человеколюбивым законам Миркурия будет рассматриваться как враждебное действие по отношению ко всему космическому разуму и наказываться немедленной дезинтеграцией с последующим лишением гравитации на срок до пяти лет.

– Сурово – подумал Иван – Но как же посадить спутник на планету без перфокарты вселенной?

Иван только сейчас вспомнил, что ещё на Земле, в то самое предполётное утро, когда он завтракал перед отъездом на космодром он подложил перфокарту под сковородку с горячей картошкой, что бы не испортить полировку на столе, да так и забыл там…

Не все космонавты одинаково любят космос. Кого-то радует таинственное мерцание чёрных дыр, кого-то нет. Некоторым ближе маленькие пушистые белые карлики, а другие в восторге от колец Сатурна.

Неоднозначен был по отношению к космосу и покойник Зулеба. Когда-то, ещё в далёком и теперь уже безвозвратно ушедшем детстве, когда он в фанерный телескоп рассматривал хитроумные сплетения планет и нереид пьяный отец ударил его бутылкой по голове и с тех пор в глазах Зулебы навеки отразилась картина звёздного неба, которую он наблюдал в тот далёкий вечер.

Если бы Иван побольше увлекался литературой, то он несомненно прочёл бы воспоминания Аминодава Зулебы, отца космонавта, немногословно названные “С бутылкой по жизни” и выпущенные достаточно большим тиражём Средне-Уральским книжным издательством и прочтя их, конечно знал бы, что так необходимая ему в этот момент перфо-карта вселенной находится не где-нибудь, а в печальных глазах безвременно ушедшего в открытый космос Зулебы. Хотя, если быть справедливым, карта находилась у него лишь в одном глазу, том самом, которым он смотрел в телескоп, а другой глаз Зулеба обычно использовал по прямому назначению, то есть для лицезрения и лишь иногда для открывания пивных бутылок.