Сергей Шведов - Черный скоморох

– А кто поместил на карты четырехруких чудищ?

– Вероятно, я,– пожал плечами Тимерийский.– В какой-то момент они стали мне мешать. Действуя по воле порков, четырехрукие взорвали более десятка голубых замков. Видимо, мое отвращение к ним и появилось на картах.

Карты все-таки были созданы Сагкхом, и тень его продолжала их контролировать, даже когда сам младенец ушел в свой черный мир. Похоже, свершалось все это помимо сознания Тимерийского. Хотя, нужно отдать ему должное, князь боролся отчаянно, пытаясь предотвратить катастрофу. К сожалению, сделать ему это не удалось, тень Сагкха доиграла комбинацию, которая была придумана самим Сагкхом, и в результате, с посильной помощью Пигала Сиринского, который вздумал не к месту проявить инициативу, был собран ключ для лабиринта Вэла Великого.

– Я так понимаю, что поскольку тень Сагкха покинула тебя, то тебе нечего делать в Черной плазме?

– Я туда и не собирался, просвещеннейший, и сделаю все от меня зависящее, чтобы обезопасить Вселенную. К сожалению, мне это не удалось. Но в дверь Черной плазмы я должен постучаться в любом случае, есть во мне тень Сагкха или нет.

– Но зачем? – вскрикнул Пигал.– Это же безумие!

– Это не безумие, Пигал, это необходимость. Сагкх оставил страшный след на Земле. И даже не по своей вине. Но тем не менее он готов исправить то ли свою, то ли чужую ошибку. Здесь, у дверей Черной плазмы, меня ждет его подарок. И в этом подарке спасение Земли, а возможно, и всего Светлого круга. Я не могу уклониться, магистр, не имею права. Ты должен меня понять. Мне нельзя испугаться, Пигал, ибо мой страх немедленно передастся Сагкху и вызовет страх ответный. А следом за страхом бегут недоверие и агрессия, которая способна погубить все вокруг.

– Но ведь тень Сагкха непременно рванется к Черной плазме, и плазма примет ее с выбросом энергии,– в ужасе прошептал магистр.

– Порки очень на это надеются.

– Значит, все погибло?

– Риск провалиться к черту в зубы есть, и риск немалый. Но не забывай, что мы с тобой в замке Крокет. Если из этого замка ушел сам Сагкх, то почему тем же путем не может уйти его тень?

Пигал едва с маху не угодил в огромную зловонную лужу, настолько его потрясли слова князя. Черт возьми, это была мысль, и мысль гениальная.

– Тебе не кажется магистр, что кто-то там шлепает впереди нас? Уж не пщаки ли?

Пщаков Пигал не испугался бы в нынешней ситуации, разве что поморщился бы от досадной помехи. Но, к счастью, это были всего лишь потерянные в лабиринте император Ках и капитан Бэг. Увидев несимпатичную ему пару, магистр не то чтобы огорчился, но уж точно не обрадовался. Он подозревал Каха в пособничестве поркам, а потому ждал от него подвоха.

– Какая встреча! – радостно вскинул руки Тимерийский, но император Ках в искренность Чернопалого не поверил и на всякий случай отступил к стене.

– Вы негодяй, князь! – крикнул Ках из-за спины негодяя Бэга.– Вы узурпатор!

– Уймитесь, досточтимый,– осадил самозванца просвещеннейший Пигал.– Перед вами в моем лице император всех гельфов, признанный Высшим Советом Светлого круга. Освободите дорогу и не путайтесь под ногами занятых людей.

– Я протестую! – завопил лишенный в одночасье пре-стола Ках.– Это насилие и произвол!

– Капитан Бэг,– властным голосом распорядился Пигал,– арестуйте изменника. Я обвиняю принца Каха, незаконнорожденного сына Зака IX, в пособничестве поркам, задумавшим погубить Вселенную.

Призадумавшийся капитан Бэг приказ Пигала все-таки выполнил, положив руку на плечо самозванца. Протесты досточтимого Каха Пигал проигнорировал, торжественно проследовав за новоявленным императором всех гельфов благородным Андреем I. Капитану Бэгу вместе с арестованным Кахом не осталось ничего другого, как пристроиться в хвосте процессии.

Шедший первым Чернопалый вдруг замер на месте и предостерегающе поднял руку. На этот жест отреагировали все, в том числе и мгновенно примолкший Ках, сообразивший наконец, что здесь не место для споров.

– Тень Сагкха здесь,– тихо сказал Тимерийский магистру.

Просвещеннейшего Пигала прошиб холодный пот, хотя он ничего пока не видел. Однако не верить князю оснований тоже не было, поскольку тот проходил с этой тенью в обнимку не один десяток лет.

– Я попытаюсь взять тень Черного скомороха, а ты, магистр, отправляйся в каминный зал и жди.

Тимерийский скользнул в боковой проход, а Пигал только растерянно кашлянул ему вслед. Впрочем, дорогу в зал с камином он помнил, хотя и проделал ее на плечах великана-пщака. Огонь в камине пылал точно так же, как и двадцать лет тому назад, и так же сидели в креслах четыре девушки, а чуть в стороне стыл памятником самому себе кентавр Семерлинг. А вот кузнечика Зеила не было, что, впрочем, нисколько не огорчило магистра.

– Садись, Пигал,– спокойно сказал Семерлинг.– Я не фантом и не плод воображения Чернопалого.

– Ты, следовательно, догадывался, просвещеннейший? – Пигал не стал отказываться от любезного приглашения и с удовольствием опустился в предложенное кресло.

– Я на это рассчитывал,– кивнул головой Семерлинг.– Поэтому и пришел в лабиринт. Это наш последний шанс на спасение.

Пщаков не было рядом, а потому Пигал не удивился, когда Черное око внесли в зал четыре кавалера. При этом кавалер пиковый дружески подмигнул магистру, но от слов приветствия воздержался. Роль ведьмы Зебы готовилась исполнить принцесса Лулу, и просвещеннейшему Пигалу даже в голову не пришло упрекать ее за это. В данный момент магистра беспокоило другое – не вздумают ли порки вмешаться в разворачивающееся действо? Во всяком случае, кривоватая и скептическая усмешка на лице самозванца Каха не позволяла Пигалу расслабиться. Да и о каким благодушии могла идти речь, если сиринца буквально потряхивало от возбуждения и предчувствия страшной катастрофы? В напряженной позе кентавра Семерлинга тоже угадывалась тревога. Многое сейчас зависело от Тимерийского и его умения договариваться с Сагкховой тенью, у которой вполне мог испортиться характер после материализации. А вот кто вел себя совершенно недопустимо, так это барон Садерлендский, который напропалую любезничал со своей Миленой, нимало не заботясь о том, что его болтовня мешает Лулу сосредоточиться. А относительно самой Милены разумная дочь Чернопалого была права – кривляка. И уж конечно, несравненная по уши втрескалась в разбитного мессонского барона, которого даже смертельная опасность не сделала разумнее. Мог бы наконец взять пример если и не с умудренного опытом сиринского магистра, то хотя бы со своего брата и сюзерена принца Гига Мессонского, который пребывал подле своей Лилии в благородной и меланхолической задумчивости.