Сергей Шведов - Черный скоморох

– Какой все-таки негодяй этот Летучий Зен,– вздохнул Тимерийский.– Здоровались мы с ним во дворце почти каждый вечер. Впредь тебе наука, достойнейший магистр, не связывайся с кем попало.

– О Зеиле он сообщил все-таки мне,– засопел от обиды дознаватель.

– Клялся, что не рискнул меня в тот момент потревожить, потому и обратился к тебе.

– Значит, синяк у него под глазом – это твоя работа, человек молодой?

– Моя,– подтвердил князь.– Не люблю прохиндеев.

Замок Крокет в своей подземной части был самым обычным сооружением, каких немало разбросано по Мессонской равнине. По мнению князя Тимерийского, замок и оставался таким долгое время, пока здесь не поселился кузнечик Зеил. Вторая, куда более внушительная, хотя и не всегда видимая неопытному глазу оболочка,– дело его рук. Это сквозь нее пришлось прорываться князю с помощью Черного скомороха.

Достойнейший Пигал неодобрительно оглядывал покрытые плесенью камни. Судя по всему, Зеил был никудышным хозяином, в подземных проходах хлюпала под ногами вода, а уж о запахе и говорить нечего. Похоже, подземные казематы не проветривались целую вечность. Черт бы побрал этого сиплого пьяницу, который нагородил столь запутанный лабиринт. Если бы Пигалу предложили выбираться отсюда в одиночку, он, пожалуй, оказался бы в затруднении. А князь чувствовал себя здесь как рыба в воде или, точнее, как лягушка в болоте, без труда распахивая многочисленные дубовые двери, демонстрируя искусство незаурядного вора. Интересно, научил ли кто молодого человека этому предосудительному ремеслу, или он от природы такой талантливый? Если Зеил осмелился поселить прекраснейшую из прекрасных в столь омерзительное место, то он негодяй дважды и трижды. А вот у князя, похоже, нелады не только с совестью, но и обонянием – достойнейший Пигал задыхался уже не от вони, а от возмущения, а Андрей шел вперед с прежней прытью.

Впрочем, испытания магистра на этом не закончились. Ему еще пришлось пройти мимо на добрую полусотню метров выстроившихся в ряд скелетов. Конечно, Пигал Сиринский повидал в своей жизни немало, но пустые глазницы позеленевших от сырости черепов действовали ему на нервы.

– Говорят, что в замке Крокет похоронены сотни сторонников Сайры Великодушного,– сообщил Андрей.– Вероятно, это их останки. Подземелье буквально забито костями. Если свернуть направо или налево, то можно обнаружить массу любопытных вещей. Ты не в курсе, магистр, как можно вытянуть человеческую кость чуть ли не вдвое против обычных размеров? Что говорит по этому поводу ваша наука?

Достойнейший Пигал возмутился не на шутку:

– Стыдно, человек молодой, смеяться над чужими страданиями.

– А как насчет пыток, магистр, ты их тоже осуждаешь?

– Зеил – чудовище!

– Это враги не Зеила, а Гига Сигирийского, и пытали их, скорее всего, в его присутствии.

– Гиг Сигирийский – мерзавец!

– Почему бы тебе, достойнейший, не пристыдить его, как ты пристыдил меня. А заодно попенять своему другу Семерлингу, который подрядился помогать мерзавцу.

Достойнейший Пигал даже остановился от удивления:

– С чего ты взял, человек молодой, что Семерлинг помогает Гигу Сигирийскому.

– Я узнал это от правителя Гига, достойнейший, а у тебя, видимо, уши заложило.

– Но просвещеннейший уверял меня, что их встреча с Сигирийским была случайной...

– Разумеется,– засмеялся князь.– Семерлинга интересовал не мессонский авантюрист, а Зеил. Все эти либийские трагедии для кентавра мелочь. А знаешь ли ты, кто помирил Сайру Великодушного с пиратом Веселой Рожей?

– И кто же?

– Семерлинг. Это он составил столь поразившее тебя завещание Сайры – просвещеннейший любит позабавиться.

– Все это твои домыслы, человек молодой. Тебя тогда на свете не было, откуда ты можешь знать такие подробности?

– Подробности я узнал от нашего нового друга Урзы Мудрого, который не оставил своего императора в невеселые годы его заточения.

– Урза Мудрый при мне выказывал Семерлингу знаки величайшего уважения.

– Старик боится, как, впрочем, и ты, достойнейший.

– Я собственными ушами слышал, как Гиг Сигирийский назвал Семерлинга старым мерином, согласись, по отношению к благодетелю это звучит странно.

– Какая неблагодарность! – криво усмехнулся князь.– Кентавр дал, кентавр взял. Гиг Сигирийский тоже боится – боится, как бы известный своей непредсказуемостью Семерлинг не переиграл бы ситуацию к невыгодному для Гига результату. А потом, если мне не изменяет память и твой агент Летучий Зен ничего не напутал, ты должен был слышать слова, сказанные Зеилом: «У нас общая с Семерлингом цель». И еще вот о чем подумай, достойнейший: все эти события происходили на Либии в тот самый год, когда был разрушен замок Лорк-Ней.

– Что ты хочешь этим сказать, человек молодой? – Голос Пигала упал почти до шепота.

Но князь Тимерийский ничего больше не добавил к сказанному, возможно, просто не успел, поскольку следопыты наконец добрались до места заточения прекраснейшей из прекрасных Елены Арлиндской.

– А художник принаврал,– сказал князь, кивая на хрустальный гроб.– Шея не такая уж и длинная.

Достойнейший Пигал в который уже раз был потрясен цинизмом своего молодого спутника. Способен ли вообще этот юнец хоть кого-то любить? Ведь даже просвещеннейший Семерлинг оказался у него под подозрением! Впрочем, подозрения были взаимными. Однако если кентавр оперировал фактами, то князь – вздорными слухами.

– Неплохо было бы эту стеклянную банку открыть, возможно, мясо там еще свежее,– вывел Тимерийский магистра из задумчивости.

Достойнейший из мудрых только вздохнул в ответ на цинизм Андрея и принялся за работу. Все оказалось гораздо проще, чем он предполагал. То ли Зеил не был таким уж большим знатоком магии, то ли не захотел себя утруждать лишней работой, но классический четырехгранный игирийский замок был закрыт не на пять оборотов, как это делают истинные мастера, и даже не на три, как это делают дилетанты, а всего лишь на два. Ларчик открылся просто, и освобожденная принцесса едва не окунулась с головой в зловонную жидкость, протекающую аккурат под ее временным обиталищем. Расторопный князь Тимерийский успел, однако, подхватить спящую красавицу на руки. Ибо, увы, избавившись от сковывающего ее движения хрустального гроба, принцесса так и не проснулась, хотя должна была это сделать, почувствовав тепло рук молодого человека. Пигал во всем винил князя, который, по его мнению, был недостаточно влюблен, чтобы испускать те самые токи нежности, способные разомкнуть цепи, сковавшие вечным холодом мышцы Елены Арлиндской. К сожалению, красавица не проснулась даже от поцелуя, которым не замедлил наградить ее молодой князь. Пигал считал, что этому поцелую не хватало истинной страсти. Хотя пульс, бесспорно, был, правда, едва слышный и замедленный.