Сергей Шведов - Черный скоморох

– Вы мразь, Весулий, вы убийца, вы негодяй! – И это были самые безобидные из тех слов, что выплеснула из себя прекраснейшая из прекрасных.

– Но вы же сами хотели его смерти, Лулу,– осмелился вступиться за несчастного канцлера расстроенный всем происшедшим Пигал.

Лучше бы он этого не делал, поскольку до сей поры его не замечали, а в эту секунду заметили.

– С чего ты взял, ощипанный гусак, что я хотела его смерти?

Ну и еще ряд подобных, весьма обидных высказываний в адрес как Пигала, так и Весулия, которые, оказывается, бесповоротно сгубили жизнь и счастье королевы Лулу. Причем Чернопалый в этих совершенно диких обвинениях выглядел сущим ангелом, невинным младенцем, погубленным чудовищными монстрами.

– Вот так пишется история,– с горечью заметил расстроенный до слез Весулий, и с ним трудно было не согласиться.

– Нехорошо,– произнес за спиной Пигала поразительно знакомый голос.– Два пожилых, солидных, уважаемых человека обидели красивую девушку, отобрали у нее любимую игрушку, да еще и возмущаются по этому поводу. А от тебя, магистр, я подобного не ожидал, где твоя известная всей Вселенной сиринская благовоспитанность?

– Человек молодой...– возмущенно начал было Пигал и осекся.

О Весулии и говорить нечего, у того нижняя челюсть отвисла чуть не до пояса и едва ли не навсегда. Князь Тимерийский взял из его рук пресловутый свисток и зачем-то посмотрел на просвет.

– А как же...– обрел дар речи Весулий и махнул рукой на крохотную кучку пепла.

– Тот сгорел,– утешил канцлера Чернопалый.– Неосторожный.

Тут только до Пигала дошло, что же так поразило его в правой руке того, уже сгоревшего князя Тимерийского. На ней не было перстней с черными камнями.

– Это был Магус,– сказал Пигал Весулию.– Старый хрусский монстр пострадал из-за своей глупой страсти к перевоплощениям.

Князь Тимерийский подошел к сидевшей на полу в прострации Лулу, провел ладонью по ее мокрому лицу и сказал негромко:

– Нам пора приниматься за дело, детка.

– Я не верю тебе,– вспыхнула отсыревшим порохом Лулу.– Ты негодяй и предатель.

Это замечание было куда ближе к истине, чем все те, что звучали минуту назад из прекрасных уст. Пигал был возмущен отсутствием логики в словах и действиях вздорной девицы.

– А кто собирался меня испепелить? – Князь Тимерийский подбросил свисток на ладони.

– Я хотела только напугать,– задохнулась от возмущения Лулу и уже как последний, совершенно неотразимый аргумент прибавила: – А у тебя пятеро детей в созвездии Рамоса.

– Четверо,– поправил ее князь.– Пятого родишь мне ты.

– И не подумаю,– сказала Лулу и упрямо поджала губы.– Я тебе не верю.

Князь Тимерийский повернулся и пошел к голубому шару, прекраснейшая Лулу испуганно смотрела ему вслед. Сиятельный, не дойдя пяти шагов до праха неосторожного Магуса, поднял правую руку, и в ту же секунду язык почти черного в своей неистовой ярости огня вырвался из перстней и устремился на невидимую преграду. Гром грянул такой, что громадное здание содрогнулось, и достойнейший магистр привычно содрогнулся вместе с ним. Князь Тимерийский остался стоять меж сверкающих зеркал, как монумент самому себе.

– Твоя очередь, Лулу,– сказал он, оборачиваясь к гельфийской королеве.

– Не верьте ему, девушка! – крикнул вне себя от страха магистр.– Он уйдет в свою Черную плазму, погубив и вас, и нас, и всю Вселенную.

– Ах, Пигал, Пигал! – Князь Тимерийский покачал головой и швырнул на пол гельфийский свисток, который подкатился прямо к ногам сиринца.– Возьми его, Лулу, и убей монстра, в этом случае дорога гельфов будет принадлежать тебе одной.

– Нет,– сказала Лулу и испуганно отодвинулась в сторону.

– Быть может, вы, досточтимый Весулий? – насмешливо поинтересовался Чернопалый у игирийского канцлера.

Но, судя по всему, Весулий, совершивший уже сегодня один подвиг, ко второму был не готов. Трудно было вот так просто, глядя в эти почти веселые человеческие глаза, взять на себя сразу роль и судьи, и палача.

– В таком случае все козыри в твоих руках, магистр.– Князь посмотрел на Пигала Сиринского.– Всего-навсего поднести к губам свисток, и все будет кончено. А главное, не останется уже никаких сомнений: монстр или не монстр, погубит или не погубит. В конце концов, магистр Пигал, цивилизация стоит того, чтобы ради ее спасения убить одного, пусть и ни в чем не повинного человека. Бери пример со своего друга кентавра Семерлинга, для которого общее всегда выше частного.

Может быть, и стоило свистнуть, особенно если принять во внимание, сколько крови испортил этот «ни в чем не повинный» Пигалу Сиринскому, но как раз в эту минуту магистру не хотелось брать грех на душу. В его голову вдруг закралось сомнение: а стал бы монстр так рисковать в двух шагах от цели? И почему, скажите на милость, Пигал Сиринский всегда должен решать за все человечество, ну неужели больше некому?

– Позвольте сделать это мне, магистр.

Пигал не заметил, откуда, из-за какой кулисы на сцене появился барон Элькар Риго-Кибелиус, увидел лишь его потянувшуюся к свистку руку и услышал умоляющий крик Лулу:

– Пигал!

И достойнейший Пигал Сиринский дрогнул сердцем в очередной раз. Содрогаясь от отвращения, он подцепил ногой проклятую гельфийскую игрушку и отбросил ее Лулу, которая мгновенно зажала в кулачок жизнь и смерть своего возлюбленного. Меч пастыря Грогуса, занесенный было над втянувшим голову в плечи магистром, был перехвачен вовремя подоспевшим к месту события князем Тимерийским. Энергетические мечи сыпанули искрами, и не ожидавший столь решительного отпора Кибелиус отлетел в сторону и, ударившись о стену, рассыпался на десять осколков. Пигал готов был поклясться, что это не обман зрения и что баронов Риго стало именно десять, и каждый из них целил мечом в Чернопалого. Но князь Тимерийский в очередной раз подтвердил свою славу проворного малого, и двое перерубленных пополам баронов Риго осыпались на блистающий пол черным прахом.

– Семерлинг, помоги! – хором крикнули восемь уцелевших баронов.

Пигал оглянулся: кентавр глыбой нависал над его тщедушным телом, но даже не пошевелился в ответ на призыв своего друга. Или друзей – достойнейший магистр вконец запутался с этими многочисленными баронами. Зато Чернопалый ориентировался в сложной ситуации лучше сиринца: меч его чертил в воздухе замысловатые кривые, которые способны были отправить в ад любого противника. Количество баронов Риго сокращалось после каждого его удара, но кровь пока еще не пролилась – только прах и пепел. Уцелел только один барон, но этот был самым искусным и опытным бойцом. От его удара князя спасла лахийская шкура. Снова закричала Лулу, но в этот раз, кажется, напрасно, князь Тимерийский хоть и покачнулся, но устоял, а его энергетический меч, со свистом разорвав воздух, обрушился на голову Кибелиуса. Голова пастыря Грогуса раскололась на две половинки, но обезглавленное тело не рухнуло на пол, а продолжало стоять, чуть покачиваясь на упругих ногах. А на месте отрубленной головы появилась другая, совершенно ужасная по виду, но, вероятно, настоящая. Больше всего этот новый чудовищный нарост на теле бывшего барона напоминал голову ытухтарской гадюки, виденной Пигалом только однажды, но запомнившейся своей непомерной величиной и омерзительностью. Голова гадюки повернулась в сторону князя, и из гигантской пасти вырвался огненный язык, на что Чернопалый ответил не менее страшным языком Черной плазмы. Два языка сплелись в один, совершенно невообразимый по своему накалу, который и слизнул превращающегося в нечто совсем невообразимое барона Риго-Кибелиуса, пастыря Грогуса.