Сергей Шведов - Черный скоморох

Увлеченный спором Пигал выпустил из поля зрения перспективу, а потому и прозевал совершенно немыслимой красоты создание, которое находилось от путешественников ну никак не далее чем в тридцати шагах. С такого расстояния принять прекраснейшую из прекрасных за каракатицу мог только слепой.

– А ваше мнение, ибсянин? – повернулся Феликс к брату.

– Я предпочитаю брюнеток,– буркнул тот не слишком любезно.

– Я абсолютно с вами согласен, просвещеннейший,– сказал Феликс,– животное было оленем, а эта блондинка – прекраснейшая из женщин.

Как кавалер отменно любезный, барон подхватился с места и походкой взалкавшего любви либийского индюка направился навстречу инопланетной индюшке. Ах молодость, молодость. В последний момент просвещеннейший Пигал спохватился и собрался было предупредить человека молодого, что он находится в Темном круге, где далеко не все золото, что блестит. Но, увы, запоздал – благородный барон уже рассыпал цветы своего красноречия перед местной красавицей. И громкое предупреждение магистра показалось бы в данной ситуации крайне неуместным и даже грубым, поскольку белокурое дитя прямо-таки сияло чистотой и невинностью. Прелестница была одета с непривычной сиринскому глазу незатейливостью, а проще говоря, кроме туники зеленовато-голубоватого цвета, на ней ничего не было. Нет, длина наряда была вполне пристойной, но, к сожалению, материя, из которой он был изготовлен, выглядела слишком прозрачной, и тело белокурой богини чересчур откровенно радовало глаз. Как человек отменно вежливый, магистр не стал при первой же встрече докучать девице замечаниями по поводу ее одежды, но попозже, если будет такая возможность, он обратит ее внимание на вефалийскую моду, которая больше подходит девушкам благородного происхождения.

– Вы не видели моего Арто, благородные люди? – прощебетала красавица.– Он такой забавный, но все время теряется.

– Я видел оленя,– сказал Пигал, склоняясь в изящном поклоне.

– Я говорю о своей собаке,– развела руками красавица.

– Магистр Пигал Сиринский,– представил своего спутника Феликс.– Один из самых возвышенных умов Светлого круга. Он делает нам с братом честь, сопровождая в дальнем путешествии. Мы, видите ли, задумали жениться, а обычай нашего клана таков, что жен следует непременно искать на других планетах.

– А вы с другой планеты? – всплеснула руками несравненная.

– Мы межзвездные скитальцы,– возвел глаза к небу Феликс.– И помыслы наши чисты, как девичья слеза.

Просвещеннейший Пигал в чистоту помыслов барона не верил, но опровергать его не стал. В конце концов, выдуманная Феликсом на ходу цель путешествия как нельзя более удачно скрывала цель истинную, о которой не стоило распространяться даже перед прекраснейшей из прекрасных.

– Мой брат Андрей,– представил ибсянина Феликс.– К сожалению или к счастью, но он, в отличие от меня, ищет в жены брюнетку. Есть, знаете ли, люди с недоразвитым вкусом.

– Вы не представляете, барон Садерлендский, как бы на вас обиделась моя сестра,– сказала красавица.– Она брюнетка.

– Будем считать, что я ничего не говорил,– прижал руку к сердцу Феликс,– кроме того, что страстно влюблен в блондинку.

– Зачем же вы отправились на другую планету за невестой, если дома осталось ваше сердце?

– Видите ли, несравненная, сердце мое со мной или, точнее, оно у ваших ног, ибо блондинка, о которой я говорю, это вы.

Красавица потупила глазки, и ее щечки порозовели. Просвещеннейший Пигал умилился такому явному проявлению скромности.

– Видите ли, несравненная,– передразнил барона Андрей Ибсянин,– на планете Либия, где моего брата угораздило родиться, говорят так цветисто, что иной раз и сами себя понимают с трудом.

Красавица засмеялась, и ее смех серебряным колокольчиком прозвенел в наполненном ароматами цветов воздухе. Если бы Пигал не сам выбирал планету чуть ли не в самом центре Темного круга, то он непременно бы решил, что его занесло каким-то чудом на родной Сирин, ибо открывшиеся его взору ландшафты были воистину сиринскими. То есть восхитительными в своей красоте, прелести и невинности. И расцвеченные множеством цветов луга, и весело зеленеющие вдали леса, и ласково голубеющее над головой небо – все это было слишком сиринским для истомившегося по родному дому сердца магистра.

– Планета как две капли волы похожая на Ибис,– сказал шагающий рядом с Пигалом Андрей.– Поразительно. А мы не заблудились, просвещеннейший?

Пигалу всего один раз довелось побывать на Ибисе, но визит был случайным и не оставил в сердце теплых воспоминаний. Ибис не показался ему тогда похожим на родной Сирин, но ведь каждый из нас хранит в памяти о родном доме только самое лучшее и, вглядываясь в чужую красоту, непременно находит в ней и нечто свое. Потому что понятия о красоте универсальны для всех планет как Светлого, так и Темного круга. Это сделанное магистром открытие порадует, надо полагать, его коллег на Сирине.

– Скажите, магистр, вы действительно видели оленя?– спросил Андрей Ибсянин.

– Человек молодой,– возмутился Пигал,– я обладаю уникальным зрением даже для сиринца.

– А каких девушек вы предпочитали в молодые годы, блондинок или брюнеток?

Вопрос был, конечно, бестактным, но, похоже, ибсяне вообще грубоватый народ, а потому магистр ответил без обиняков:

– Блондинок.

– Я так и думал,– неожиданно отреагировал ибсянин.

– А собственно, почему это вы так думали? – не сдержал возмущения Пигал.

– Потому что в первый момент мне показалось, что к нам направляется брюнетка.

Этот ибсянин просто слепой или дальтоник, хотя и дальтоник способен различать белое и черное. Но, если у человека молодого дефект зрения, возможно, свойственный всем ибсянам, то вправе ли воспитанный сиринец указывать на это пальцем? И уж тем более глупо возмущаться по столь прискорбному поводу.

– Послушайте, несравненная,– грубоватый ибсянин оставил магистра и принялся за красавицу, щебетавшую о чем-то своем с очарованным Феликсом,– как называется ваша планета?

– Релан,– отозвалась та, чуть повернув прелестную головку.– Вам нравится у нас?

– Я бы очень хотел взглянуть на вашу собаку,– хмуро бросил Андрей.

Невоспитанность ибсянина возмутила не только Пигала Сиринского, но и барона Садерлендского, и только несравненная блондинка не обиделась на грубость трефового кавалера, а засмеялась своим чудесным серебристым смехом, от которого даже у магистра замирало сердце.

– А вот и Арто.

Пес вынырнул из-за ближайшего куста и с радостным визгом бросился к ногам смеющейся хозяйки. Был он пятнист, необычайно лохмат, а уши на его голове торчали рожками.