Николай Бахрошин - Марьинская Аномалия

К облегчению родителей, Паша поступил в педагогический институт. На факультет физики и астрономии.

Нет, официальные достижения страны в области исследования космоса его не интересовали. Глупо болтаться на орбите Земли запаянными в консервной банке, как шпроты, когда другие цивилизации уже вовсю осваивают Вселенную. Глотая парсеки, как километры на «Жигулях».

Инопланетяне прилетят сами. В этом Пал Палыч был уверен. Вернее, прилететь-то они давно прилетели, сколько тому свидетельств – не сосчитать. Он интересовался всеми случаями, и все они подтверждали его догадки. По каким-то своим причинам инопланетяне пока не объявляются. Но объявятся обязательно. Мудрые, как боги, и снисходительные, как учителя младших классов. Их внешний облик Пал Палыч представлял себе смутно, слишком много тут было разночтений, но в их снисходительности не сомневался. Человечество пока еще как ребенок – глупое, жадное и жестокое, считал Пал Палыч. Пока растет. Может, и вырастет из него что-нибудь путное, может – нет, время покажет. Но, как любому ребенку, ему обязательно нужен наставник. Он появится, вопрос только – когда?

Фантастикой он продолжал зачитываться. Благо, теперь ею были завалены все книжные магазины. Мировой опыт (просто так ведь никто не будет писать!) только подтверждал его интуитивную веру.

И все-таки он растерялся.

– Значит, вы оттуда? – спросил Пал Палыч, значительно показывая глазами вверх.

– Оттуда, – согласился я. А что мне скрывать?

Пал Палыч напряженно задумался.

– И как там все-таки? В космосе? – спросил он.

– По-разному, – рассказал я. – В космосе всегда все по-разному. Как везде, впрочем.

– Ага… – сказал Пал Палыч и задумался еще больше.

Волосатый лесник Трофим наблюдал за ним с интересом, шумно прихлебывая чай из блюдца. Мы опять пили душистый чай из самовара на еловых шишках. А еще было роскошное летнее утро, светило солнце, чирикали птахи, и редуктор причинно-следственных связей, уцелевшую запчасть от взорвавшегося суперзвездолета, мой коллега Алеша уже транспортировал в нужное место. Так что торопиться теперь было некуда.

– Наверно, вам нельзя ничего рассказывать? – осторожно спросил Пал Палыч.

– Почему? – удивился я.

– Так ведь узнает кто-нибудь, – не очень логично объяснил он.

– И что из того? Пусть знают. Все равно никто не поверит. Ты меня, Пал Палыч, извини за критику, но здесь у вас люди самим себе не верят, а уж друг другу – тем более.

Он опять надолго задумался.

– А звездолеты как летают? – спросил Пал Палыч.

– На фотонно-позитивной тяге, – не стал скрывать я. – С использованием субъективного фактора искривлений реальности, согласно третьей поправке к четвертому закону Геца. Впрочем, сейчас разрабатываются и новые принципы двигателей.

Нет, он не понял меня. И не смог бы понять. Впрочем, я и сам толком не понимал, как они, эти звездолеты, летают. В конце концов, я человек не технического склада ума.

– А как там, в космосе… Нет, не то… У меня к вам столько вопросов, – наконец резюмировал он.

– Спрашивай, – разрешил я, с удовольствием прихлебывая душистый чай. – Вот Трофим уже спрашивал.

– И что?

– А я ответил. Спрашивай, Пал Палыч, не стесняйся, чего там.

Трофим с хрустом раскусил сахар, запил его чаем и усмехнулся, встряхнув своей гривой. Но ничего не сказал.

Пал Палыч загорелся было глазами и открыл рот. Потом закрыл. Улыбнулся виновато.

– Так сразу и не сообразишь, – смущенно сказал он. – Не каждый же день…

– Не каждый, – сказал я. – Да ты не волнуйся, время у нас еще есть.

Но я ошибся.

Дверь скрипнула, и в комнате появился Алеша Попов, он же профессор Шварценберг из Южной Норвегии. Глазами он показал мне, что все в порядке, редуктор отправлен и опасности больше не представляет. Знакомить его с присутствующими было не надо.

– Чайку бы попить, Трофим, – весело сказал он.

Трофим не успел ответить. Дверь опять скрипнула.

– Руки вверх!

Мы оглянулись. Наша милая Анечка незаметно отошла в угол комнаты и теперь наставляла на нас большой вороненый пистолет. Пистолет она держала двумя руками, но, впрочем, довольно уверенно и твердо. Интересно, где она его прятала при такой обтягивающей одежде?

– Руки за голову, всем стоять, никому не двигаться! Отойти от стола!

Нет, ну кто бы мог подумать, что хрупкая девушка способна обладать таким командирским голосом. Впрочем, с точки зрения тактики она, по-моему, слегка перестаралась.

– Как же мы можем отойти от стола, не двигаясь? – как можно мягче спросил ее я. Девушка и так нервничала.

– Анька, ты что, сбрендила? – опомнился наконец Пал Палыч.

– Не Анька, а старший лейтенант ФСБ Анна Юрьева, – отбрила она его. – Радиомаяк включен, опергруппа будет здесь с минуты на минуту. Не советую вам сопротивляться. Я же говорю, всем стоять!

Повторила она это потому, что лесник Трофим поднял руку и начал громко скрести заросший гривой затылок. Неосторожно с его стороны, согласен.

Я забыл сказать, что радиомаяк и был тем самым медальоном, который она якобы потеряла. Вообще, девочка старалась, как могла. Она мне все-таки нравилась. Опять же, в каком-то смысле коллега.

– Шеф, может, ей по попе нашлепать? – предложил Алеша Попов.

– Несолидно, – сказал я. – Все-таки старший лейтенант ФСБ.

– А что такое ФСБ?

– Ну, ты даешь, – удивился я. – Хоть бы справочники почитал перед командировкой. Служба безопасности это. Местная.

– Тогда действительно несолидно, – согласился Алеша. – А справочники я читал. Там служба безопасности как-то по-другому называется. С буквой «г» как-то.

– Время перемен, – сказал я.

– Здесь всегда время перемен, – проворчал он.

Наш диалог Аню явно насторожил. Она угрожающе повела стволом пистолета:

– Эй, вы! Вы чего там?!

– Да ничего мы, ничего, – успокоил я. – Просто разговариваем. Стоим как есть арестованные, никого не трогаем, разговоры между собой разговариваем. Кстати, вот дядя Сидор прется со своими архаровцами, их ты тоже будешь стрелять? Я бы на твоем месте оружие спрятал…

Мой благой совет так и остался недосказанным. Со двора послышались выстрелы и хриплый, захлебывающийся лай собак. Дверь резко, как от удара ногой, распахнулась. Комната мгновенно наполнилась вооруженными людьми.

Знакомые все лица. Длинный, Куколь, Витюня, Ерш, во главе, конечно, мечтательный Гоша, с автоматом наперевес, окончательно обколовшийся и одуревший. Бандиты были одеты как грибники и по уши перемазаны болотной грязью.

Последним вошел дядя Сидор. Авторитет был небрит, перебинтован и грозен, как штормовое предупреждение. Все-таки телогрейка и сапоги смотрелись на нем органичнее, чем английский костюм.