Иван Мроев - Дорога через миры (сборник фантастических рассказов)

«Вот же пакость, — подумал Дронов. — Не сон, а издевательство форменное». Сны стали в последние полгода сниться нудные, не оставляющие в памяти ничего, кроме ощущения усталой скуки. Сны выматывали не хуже недосыпа — после них и день проходил, словно ненастоящий, нарисованный в серых тонах бездарным художником-подмастерьем.

Очнувшись, Андрей не успел открыть глаза, как вовсю заиграл мобильный. Тут же стала понятна и причина некоторой необычности ощущений. Буднему утру полагалось начинаться со звуков «Призрака оперы», а тут в квартире стояла полная тишина — впрочем, нарушенная уже звонком. «Видно, первую серию проспал, — догадался Дронов, — кто же это настырный такой?». Он пошарил под кроватью. Сощурился, глядя на яркий экранчик. Сонная одурь мигом растаяла, едва прочёл, двигая от умственной натуги губами, имя «настырного».

Звонила Даша.

Как же можно было не узнать! Он же сам выбрал для её вызовов мелодию. «Нежность». А вот, поди ж ты, не вспомнил — полгода прошло…

— Да, Даш, привет, — прохрипел он, прижимая трубку к уху так, что аппаратик захрустел.

— Приезжай, Андрюш, я… В общем, приезжай, — тихо проговорила Даша, и пошли короткие гудки.

— Еду! Еду, Дашуль! — проорал Дронов, стоя одной ногой на полу.

Вторая нога запуталась в постели, он нетерпеливо дёрнулся: простыня затрещала обиженно, но отпустила. Дронов стоял в тёмной комнате и смотрел на ещё не погасший экран телефона, чувствуя, как частит сердце, а губы сами складываются в улыбку.

Дронов вышел из подъезда, осторожно придержав стальную дверь — но та, как обычно, громыхнула, притянутая могучим магнитом.

Два часа ночи, июль, во дворе непривычная тишина.

Огромная липа пахнет так, что не хочется делать перерыв на выдох, только вдыхать и вдыхать, пока…

Пока — что?

Андрей мотнул головой, надавил кнопку на пульте: старенькая девятка сварливо крякнула и мигнула поворотниками. Усевшись и пристегнувшись, он завёл двигатель и прошептал: «Ну, не подведи, довези только — будет тебе и техобслуживание, и шины новые». Для большей убедительности ещё и погладил осторожно руль. И отдёрнул руку, оглянулся смущённо. «Голову не забудь полечить», — посоветовал некто ехидный, живущий в той же голове.

А ведь был он когда-то главным — этот, что теперь лишь иногда подаёт голос. Нет, не просто главным: это и был он, Андрей Дронов. «Как стальные шарики по полу», — сказала Даша, когда он представился. Он в ответ только слегка приподнял бровь: не понял, мол. «Имя такое… др-р-р», — пояснила она с улыбкой.

Дронову в тот момент было не до улыбок. Дашку к нему в гости притащила расстроенная и нуждающаяся в свободной жилетке Маркиза. Маркизой Анюту он называл исключительно про себя, ни разу не произнеся прозвище вслух. Анька пребывала в крайней степени депрессии и в лёгкой степени опьянения, смотрела жалобно, словно обиженный щенок. Семейная жизнь давалась ей, как обычно, с трудом: снова потребовалась помощь старого друга — записного циника и внимательного слушателя.

Даша весь вечер находилась будто бы вне поля зрения Дронова, впечатления не оставила никакого — фигура как фигура, и голос… тихий такой голос. Запомнилась только улыбка: открытая, беззащитная, детская.

Ближе к полуночи, когда Маркиза перестала капать слезами, а носик её приобрёл нормальные размеры и естественный оттенок, Андрею улыбаться тоже не хотелось. В теле звенела усталость — словно не в кресле сидел, а, как принято сравнивать, мешки ворочал. В голове, кроме звона, помещалась единственная мысль: «спать!». Он вспомнил о новой знакомой, о Даше, даже и не на следующее утро, а только вечером — при очередной попытке понять причину неудобства, какой-то мелкой занозы, весь день мешавшей сосредоточиться.

— Дронов, ты влюбился, что ли? — радостно осведомилась Маркиза, очевидно, воспрянувшая духом.

— С чего ты взяла? — возмутился было Андрей.

— От, я тебя не знаю! Сколько мы знакомы? Вот. Так что, пропал ты, братец. Пиши телефон, Ромео.

Андрей, вяло отбиваясь, записал номер, выслушал обещание Маркизы «оторвать голову за Дашку». И позвонил.

А потом были встречи, цветы, ожидания.

Были качели настроения от счастливого одурения до чёрной тоски.

А потом всё кончилось.

Даша закончила институт — она была моложе его на тринадцать лет — и получила диплом. И не нашла работы. Её семья, большая и дружная, настояла, убедила…

— Чёрт с ней, с работой, — попытался Дронов в последний раз, — оставайся, найдём что-нибудь.

— Нет, Андрюш… Я… Мне…

— Позвони мне. В любое время… дня и ночи…

Даша вырвалась. И, глухо хлопнув дверью, её проглотил огромный автобус.

«Поехать туда, за ней? И что там делать, в этой дыре? Не захотела… Ну и я не декабристка! Дура!» — бормотал он под нос, пугая встречных. Не чувствуя мороза, не чувствуя ничего.

Покрышка лопнула на пятидесятом километре на скорости в сто десять. Чудом не перевернувшуюся девятку помогал доставать из кювета дед на старом москвиче. Дед спешил к утреннему клёву: был неразговорчив и дёрнул так, что едва не порвал трос. Дронов не успел ещё завернуть последний болт на запаске, как на шоссе рухнул ливень. Одежда промокла в первую секунду, молнии били в землю совсем рядом; гром гремел так, что Андрей не слышал собственных матюгов.

Водные потоки сократили видимость до нескольких метров. Андрей, зло ощеряясь, вёл машину на черепашьей скорости и метров через двести едва не въехал в замечательный по объёму информации натюрморт. С десяток знаков украшали вкривь и вкось сколоченный деревянный щит — Дронов разглядел «кирпич», «ремонт дороги» и, венчающую шедевр безопасности, стрелку «объезд».

Объездная дорога почему-то не значилась в атласе и совершенно не внушала оптимизма по поводу… по всем поводам. Ливень кончился, небо украсилось звёздами и зарозовело на востоке. Но было не до красот: выбоины неизвестной глубины, скрытые под ровной поверхностью воды, заставляли водителя покрепче сцепить зубы. «Держись, старушка!». Старушка держалась, скрипела, гремела и даже, кажется, стонала, но ехала.

Когда солнце только показало свой краешек над горизонтом, на границе поселка с веселым названием Ладушкино Дронова остановил сонный гаишник. Вяло взмахнув жезлом, рыцарь дорог отлепился от столба с ржавым указателем и неспешно направился к притормозившей девятке.

— Сержант Спиридонов, предъявите… — что предъявлять, сержант уточнить поленился.

— А в чём дело-то? — зло бросил Дронов через открытое окно.

— Здесь скорость не больше двадцати.

Андрей чертыхнулся, с таким ограничением никакого радара не надо. Пришлось доставать стольник. Сержант наблюдал за суетой нарушителя, не меняя выражения. «Странный какой-то, глаза стеклянные… С перепою, что ли?» — мелькнула мысль.