Алексей Лютый - Ответный плевок [= Звездная Каэши-Ваза]

— Герр профессор, а можно брать не их, а кого-нибудь другого? — как-то жалобно попросил Зибцих.

— Вам больше по душе Торквемада, мой дорогой друг? — поинтересовался Гобе и так идиотски заржал, что стал похож на ту самую маску вуду, которая строила глазки голове Дракулы. — Ладно, не пугайтесь. Это я шучу. Хотя, последние лингвистические исследования вкупе с экспериментами по длине звуковых волн говорят о том, что шутка вызывает у человека смех не только потому, что полностью соответствует представлениям данного человека о фольклоре и является продуктом культуры, но и потому, что имеет ярко выраженную тембральную окраску, которая полностью зависит от длины звуковой волны и…

Тут профессор позволил себе замолчать. Не от того, что устал или потерял нить своей речи. Просто с каждым его новым словом бойцы тупели прямо на глазах. Зибцих впал буквально в кому и казалось, еще минута, он вытянет руки вперед и уверенной походкой зомби направится душить француза. Кедман принялся нервно шарить по карманам в поисках какого-нибудь оружия, а у Шныгина глаза налились кровью и если сейчас он и был похож на медведя, то исключительно на шатуна. И лишь один Пацук, что-то бормоча себе под нос, начал потихонечку перемещаться к тяжелому дубовому буфету, на котором стояла крайне подозрительного вида шкатулка. Именно это и отвлекло Гобе от словесного недержания и заставило прервать затянувшуюся речь.

— Уважаемый Микола, будьте любезны сказать мне, что такое вы делаете? — хитрым тоном поинтересовался профессор.

— А? Чего? Кто? Я? — Пацук сделал вид, что не понял вопроса, а затем невинно опустил очи долу. — Да я пою просто.

— Ну да. Пою. А что мне еще делать? — пожал плечами есаул. — Воно ж как у профессоров бывает? Начнут болтать о всяких биномах Ньютона, а студенту хоть со скуки помирай. Вы же неизвестно с кем разговариваете, занятий не ведете…

— Вот! Вот именно этого я и добивался, — радостно провозгласил Гобе, подняв вверх указательный палец правой руки.

— Сэр! Разрешите вопрос, сэр! — рявкнул Кедман. Зибцих окончательно вышел из транса, а профессор кивнул. — Чего именно вы добивались? Того, чтобы мы поняли, что вы занятия не ведете, или чтобы мы вас убили?

Гобе снова заржал, на этот раз скривившись так, как маске вуду и не снилось. Смеялся он долго и качественно: согнувшись пополам, держась за живот и сотрясаясь всем телом. Правда, в перерывах между приступами смеха Гобе все-таки смог приказать бойцам садиться, трижды попить воды и согнать Шныгина, никак не желавшего опускать пятую точку на чудной и неудобный металлический стул, со своего кресла. Наконец, когда агенты уже стали дружно собираться плюнуть на психиатра и уйти из его сумасшедшего кабинета, Гобе смеяться перестал.

— Странно, я думал, что смогу смоделировать заразительный смех. Видимо, где-то просчитался, — задумчиво проговорил он и опустился в кресло Людовика Четырнадцатого. То есть, не в личное кресло короля, а в то, какие делали в его эпоху.

— Жаль, конечно, что вы сами ничего не поняли, но другого я от спецназовцев и не ожидал, — продолжил свою речь Гобе. — Объясню на пальцах. Скажите, как по-вашему, почему во время операции по захвату беглеца даже страдающему похмельным синдромом пришельцу удалось установить определенный контроль над вашим разумом?.. Да потому, что вы концентрировались на инопланетянине и ожидали того, что тот попробует заставить вас делать какие-то неприятные вещи, — профессор усмехнулся. — Минуту назад я старался сделать примерно то же самое. То есть, говоря по-простому, хотел вас заболтать до полусмерти. Вы все ждали этого и, слушая меня, начали погружаться в различные степени транса. И лишь Микола нашел спасение от этого…

— То есть, герр Гобе, вы хотите сказать… — начал было делиться своими догадками Зибцих, но профессор его оборвал.

— Именно! Я хочу сказать, что вся атмосфера этого кабинета, мое поведение и особенности речи были направлены на то, чтобы оказать отрицательное воздействие на вашу психику, — оскалился француз. — Найти спасение от такого воздействия очень просто, и месье Пацук вам это продемонстрировал. Достаточно просто отрешиться от окружающего, погрузиться в себя, и воздействие на вас ослабнет, постепенно сойдет на нет. Микола перестал меня слушать и обращать внимание на окружающую обстановку. Он начал петь, а визуальное внимание сконцентрировал на моей шкатулке. Кстати, принадлежавшей некогда Марии Медичи.

— А сколько она сейчас у антиквара может стоить? — тут же полюбопытствовал Пацук, н Шныгин оборвал его.

— Да, помолчи ты, сало стяжательное, — рявкнул он, а затем повернулся к профессору. — Так это что же, получается, что мы совсем не исключительные? Защищаться от воздействия пришельцев каждый сможет?

— И да, и нет, — развел руками Гобе. — В данный момент люди не нашли средства защиты от воздействия инопланетян. Вы являетесь единственным исключением, потому что способны оказывать пришельцам сопротивление хотя бы в течение короткого промежутка времени. Моя задача — научить вас делать это как можно лучше. А со временем я надеюсь изобрести такое оборудование, которое позволит проводить психологическую подготовку любого человека, делая его невосприимчивым к ментальным сигналам пришельцев…

— Профессор, извините, что перебил, но вы сейчас на нас опять воздействуете или занятия пытаетесь вести? — с наивным выражением лица поинтересовался Пацук. — Это я к тому спрашиваю, что можно петь начинать, или вас еще нужно послушать?..

Профессор сначала сердито посмотрел на украинца, грозно шевеля губами, а затем махнул рукой и расхохотался. Третий раз за последние полчаса. Правда, теперь он смеялся не один. Почин Гобе поддержали и другие «икс-ассенизаторы». И было совершенно непонятно, научился ли уже профессор заразительно смеяться, или просто у Пацука хорошая шутка получилась…

Третья планета от Солнца. Чуть больше двух тысяч лет от Р. Х., намного больше четырех от К. В. и уж совсем далеко от мезозойской эры. Время года: не меняется уже на протяжении пяти глав. Наверное, забыло. Местное время: за полночь. Нормальные люди уже спят. Потом проснутся, и так далее…

В кубрике горела лишь тусклая аварийная лампочка над входом, да глазок видеокамеры, страдающей хронической бессонницей. Тихо жужжа сервомотором, камера моталась из стороны в сторону, по-своему, по-машинному, проклиная конструкторов, придумавших для нее непрерывный режим работы. Проклинал их и Пацук, так и не сумевший понять, спит ли когда-нибудь Раимов, или за него эту обязанность денщик выполняет. С момента последнего вкрадчивого шепота майора, ласково спросившего, не хочет ли есаул вспомнить службу дневального на тумбочке перед центральным входом, Микола не шевелился уже больше часа. И теперь решил, что лежать в позе поверженного вандалами каменного истукана больше не может.