Дмитрий Яшенин - Мушкетер. Кто Вы, шевалье дАртаньян?

Нет, что было потом, де Жюссак уже видеть не мог. Яркие солнечные лучи ослепили его на мгновение, и лейтенант лишь нелепо взмахнул шпагой в отчаянной попытке прикрыться, а когда вновь обрел возможность различать окружающее, то увидел гасконца, почти распластавшегося по земле в длиннющем, запредельно длинном выпаде, отбить который де Жюссак не мог уже никаким чудом. Яростная вспышка боли, полыхнувшая в груди справа, вновь ослепила его, и гвардеец, хрипло вскрикнув, взмахнул руками, выронив шпагу с кинжалом, не видя ничего, кроме ослепительных кругов перед глазами, сделал три шага назад и, ударившись о стену монастырской ограды, съехал по ней вниз, оставляя красный след на серой вековой каменной кладке…

А шевалье д'Артаньян, донельзя более довольный первым своим поединком, выпрямился, отсалютовал побежденному противнику, и едва только надумал поднять свой кинжал, как вдруг услыхал аплодисменты. Резко обернувшись, он увидел Атоса, Портоса и Арамиса, рукоплескавших его победе.

Бой закончился, ибо соперники мушкетеров были уже повержены. Арамис, пришедший на помощь Портосу, помог ему разделаться с двумя гвардейцами, а Атос безо всякой помощи поставил крест на трех своих оппонентах, причем последний из них, оставшись в одиночестве, предпочел сдаться на милость победителя, не испытывая более судьбу. Теперь он вместе с двумя своими товарищами оказывал помощь тяжелораненым. Окинув быстрым взглядом поле боя, псевдогасконец сделал себе комплимент, поняв, что поступил правильно, не убив ни де Жюссака, ни другого гвардейца. Вообще-то такая мысль посещала его, и д'Артаньян полагал, что можно было бы попытаться припугнуть мушкетеров, продемонстрировав, с кем они связались. Однако уже по ходу боя разведчик решил проявить сдержанность, не ознаменовывая свое появление в Париже целой россыпью трупов. В конце концов, для начала неплохо бы разобраться, что тут к чему и стоит ли так вот легко и непринужденно отправлять на тот свет всех, с кем ты не поладил. Судя по всему, не стоит, ибо сами мушкетеры этого делать не стали: из восьми гвардейцев, вступивших в бой, убитыми оказались только двое. Пятеро были ранены, и один просто отдал шпагу Атосу, признав себя побежденным.

Мушкетеры уже зачехлили свои шпаги и успели полюбоваться финалом поединка д'Артаньяна и де Жюссака. На чьей стороне находились их симпатии, сомнений не было! Сообразив, что нужно ловить момент, разведчик подобрал-таки свой кинжал, вложил его в ножны, равно как и шпагу, и, приняв позу, исполненную благородства и решимости, сказал:

— Господа! Теперь, когда мы уладили вашу небольшую проблему с этими мсье, не угодно ли вам вернуться к нашим делам?

— К нашим делам? — переспросил Атос. — То есть вам, сударь, угодно возобновить нашу дуэль?

— Как вы уже успели заметить, господа, — д'Артаньян сделал широкий жест в сторону поверженного лейтенанта, — я не привык отказывать в сатисфакции всем, кто имеет ко мне те или иные претензии!

— Отлично сказано, черт возьми! — воскликнул Портос.

— Да, — согласился Атос. — Сказано человеком воистину благородным, привыкшим сверять каждый удар своего сердца с велениями долга и чести! Однако, сударь…

Он посмотрел на своих товарищей и вновь обратил взор на псевдогасконца. Три мушкетера стояли рядом подле ступеней монастыря, разведчик, положивший ладонь на эфес Прасковьи, — в двух шагах напротив них. Уцелевшие в схватке гвардейцы перетащили своих товарищей к монастырской ограде и отправились на поиски транспорта, пригодного для перевозки раненых в казарму или же лазарет. Убитых оставили лежать посреди площади, благо их путь был гораздо короче — всего-то до ворот монастырской церквушки, откуда им предстояло переместиться прямиком на кладбище, к месту своего окончательного упокоения. Цветочные же торговки, наезд на которых и послужил отправной точкой поединка, боязливо выглядывали из калитки скверика, в котором они схоронились во время схватки, дабы не угодить под удар разгоряченного клинка.

Густая листва деревьев, возвышавшихся над монастырской оградой, купалась в ярких солнечных лучах полуденного светила, безраздельно властвовавшего в радостном июльском парижском небе пронзительно-голубого цвета…

— Однако, сударь, — продолжил Атос, — у королевских мушкетеров нет привычки скрещивать шпаги с людьми, бившимися с ними рука об руку. Поэтому чего я и мои товарищи предлагаем вам забыть обо всех обидах, вольно или невольно нанесенных нами друг другу, и отметить победу над приспешниками его высокопреосвященства в одной прелестной таверне, расположенной неподалеку отсюда. Не так ли, друзья? — Он посмотрел на Арамиса с Портосом.

— Истинно так, Атос, — согласился коренной парижанин, погладив лоб, украшенный небольшой шишкой. — Стоит ли нам, д'Артаньян, вспоминать всякие пустяки, просто не достойные этого?

— Точно, земляк! — Портос широко улыбнулся. — После такой-то славной стычки нам должно быть просто стыдно припоминать… мелочи, из-за которых мы переругались прежде!

Атос удовлетворенно кивнул и посмотрел на псевдогасконца, а тот, не помня себя от счастья, расцвел улыбкой, затмившей на мгновение полуденное солнце, и, шагнув навстречу мушкетерам, сказал:

— Господа, от души и по-христиански прощаю вам все обиды, нанесенные мне, и приглашаю выпить за мой счет!

Атос с Арамисом улыбнулись, а Портос панибратски хлопнул разведчика по плечу и, расхохотавшись, воскликнул:

— Опоздал ты, землячок! Как говорит наш дорогой капитан де Тревиль, кто приглашает, тот и угощает!

— Поэтому он никогда в жизни и не приглашал никого из нас выпить! — прибавил Арамис. — Говорит, мол, не мужское это дело — другого мужика по трактирам водить!

— Хотя сам никогда от этого не отказывался, — согласился Атос.

Портос же тем временем подозвал цветочниц и сообщил, что у него для них есть две новости: одна — хорошая и вторая — так себе. Хорошая заключалась в том, что теперь у них, цветочниц, на одного защитника больше, нежели было до сих пор, ну а вторая, разумеется, в том, что этому защитнику также полагается платить, вследствие чего ежемесячная плата за охрану возрастает с этого дня на одно экю. После чего потребовал заплатить за месяц вперед. Судя по лицам флористок, это стало для них очередной, третьей, новостью, и д'Артаньян был практически уверен, что денег ему с мушкетерами не видать, как не увидели их и гвардейцы. Однако его уверенности хватило ровно на пять минут, потребовавшихся одной из женщин, той самой, избитой злобным де Жюссаком, чтобы сбегать до дому и обратно. Вернулась она с четырьмя экю, торжественно переданными ею Портосу.

Получив плату, мушкетеры заверили своих подопечных, что теперь им бояться решительно нечего, после чего, сопровождаемые разведчиком, направились в таверну «Серебряная фляжка», находившуюся неподалеку от монастыря Дешо. По пути они заглянули к одному оружейнику, хорошему знакомцу Арамиса, и загнали ему восемь трофейных шпаг. Получив за каждый клинок по два пистоля и окончательно почувствовав себя богатеями, великолепная четверка добралась-таки до вожделенной «Фляжки» и, устроившись за лучшим столиком, начала праздновать победу над гвардейцами кардинала.