Дмитрий Яшенин - Мушкетер. Кто Вы, шевалье дАртаньян?

— Я, — не стала отрицать очевидное незнакомка.

— А зачем? — удивился он. — Я вам что, клумба? Газон? Палисадник?

— Затем, чтобы вы проснулись и поскорее отсюда убрались!

— Откуда — отсюда?!

— Из этой комнаты.

— Из этой комнаты?! — Мужчина ошарашенно уставился на нее. — А почему это я должен убираться из этой комнаты?! Чтобы вы знали: эта комната принадлежит моей девушке…

— Вашей девушке?!

— Да, моей! Констанции Бонасье!

— Что это еще за Констанция? — спросила дама, уверяясь, что оказалась права: какой-то гвардеец пришел на свидание к своей девчонке из королевской прислуги! — Кто она такая?

— Королевская кастелянша!

— А вы кто такой?

— Шевалье д'Артаньян! — отрекомендовался мужчина. — Гвардеец его величества! А сама-то ты кто будешь? — осторожно спросил он.

— Миледи я.

— Миледи?! — изумился разведчик. — А Миледи — это чего, имя или фамилия?

— Должность.

— Ах должность! Должность — это я понимаю! Звать-то тебя как, девица?

— Мари Винтер! Миледи Мари Винтер!

Другое дело, подумал д'Артаньян, а то — миледи, миледи! Мари Винтер, это по-нашему будет… Мария Зимина, что ли? Ну точно — Маша Зимина! Чувствуя, как боль медленно, но верно сдает позиции, он присмотрелся к миледи и пришел к выводу, что хороша Маша сверхъестественно! Жаль только — не наша.

— Послушайте, миледи, — сказал он примирительно, — я, конечно, все понимаю, однако не могли бы вы исчезнуть отсюда по-быстренькому? Сюда может прийти Констанция, и мне бы не хотелось, чтобы она видела нас вдвоем, да еще в кровати…

— В какой еще кровати?! — возмутилась миледи, лихорадочно пытаясь найти выход из ситуации. Матерь Божья, ведь Бекингем клялся, что здесь никого не будет!

— Знаете что, чешите-ка вы отсюда! — повторил свою просьбу псевдогасконец, дружелюбно махнув рукой в сторону двери. — Не морочьте мне голову, она и так раскалывается!

— Послушайте, ну вы хоть что-нибудь соображаете?! — спросила миледи, надеясь, что ей удастся выставить господина гвардейца до прихода герцога, ведь осталось… она взглянула на часы и ахнула. — Вы хоть что-нибудь соображаете?!

— Все соображаю! — браво ответил д'Артаньян.

— Ну тогда послушайте, что я вам скажу: комната эта принадлежит мне, а не вашей Констанции! И сейчас ко мне должны прийти! И ваше присутствие здесь совершенно необязательно!

Она схватила его за рукав и попыталась стащить с кровати, однако господин гвардеец не только вывернулся из ее цепкого захвата и оттолкнул ее, но еще и запустил вслед подушкой:

— Хулиганка!

— Хам! — взвизгнула она, уклоняясь.

Ах если бы за дверью была охрана! Этого дебошира в два счета скрутили бы и отправили в надежное место!

Но охрана была удалена герцогом по просьбе миледи, чтобы обеспечить секретность, необходимую в первую очередь ей же!

— Хулиганка! — повторил д'Артаньян, самостоятельно спускаясь на пол и озираясь. — Сапоги мои куда-то делись. Где мои сапоги?!

— Не знаю!

— А кто знает?! Сапоги!!! Вы где?! — позвал он. — С ума сойти можно! Ее это, видите ли, комната! А где тогда комната Констанции?!

— Не знаю!

— Ну заладила! «Не знаю» да «не знаю»! Что вы вообще знаете?!

— Я знаю только одно: один из нас сошел с ума!

— Точно! — кивнул лазутчик. — И я даже знаю кто!

— Я тоже знаю, — отозвалась миледи, мрачно глядя на него.

— Вы что, меня имеете в виду? — спросил д'Артаньян, подходя к ней.

Миледи настороженно подобралась, опасаясь новой выходки, однако разведчик просто смотрел на нее, а потом вдруг рыгнул, как это часто бывает с похмелья, когда желудок, радуясь тому, что благополучно пережил очередное безумство хозяина, резвится и устраивает всяческие шалости.

— Фу! — И, презрительно скривившись, миледи отвернулась от него.

— Извините, — пролепетал разведчик, озираясь по сторонам и все больше и больше не узнавая комнату Констанции в Лувре. — Караул! — шепотом завопил он. — У меня такое чувство, что я где-то… но не дома…

— Прекрасно, сударь! — воскликнула миледи. — Прекрасно, что вы наконец стали это осознавать! Может быть, вы хоть теперь-то уберетесь прочь?!

— Да нет, нет! Погодите! Погодите! — заартачился д'Артаньян. — Я же все помню! Мы с друзьями сидели в трактире, ну это у нас традиция такая, потом меня затолкали в какую-то карету и отправили в Лувр, к Констанции…

— Куда вас отправили?!

— В Лувр, к Констанции, — повторил псевдогасконец, не понимая, почему у миледи так округлились глаза.

— Но Лувр в Париже!

— Ну разумеется, в Париже! Где же еще?!

— Ну а мы где?! — спросила миледи, которую вдруг осенило: так вот откуда французский язык!

— Что значит — где? — уставился на нее разведчик. — В Лувре, естественно…

— В Париже?!

— В Париже!

— В Париже?! — Миледи расхохоталась. — Так вы думаете, что это — Париж?!

— А вы, получается, думаете иначе?! — Разведчик улыбнулся. — Париж это, красавица! Париж! Древняя Лютеция! Город на Сене!

— Ах вот оно как! Значит, Париж? Древняя Лютеция? Город на Сене, да? — Красавица задумалась на мгновение, потом остановила свой взгляд на окне и, подбежав к нему, отдернула занавеску.

— Да что вы здесь хозяйничаете-то?! — возмутился псевдогасконец. — Что вы здесь… дергаете-то все?! Может, Констанции нужно, чтобы занавески были задернуты?! А вы…

— Идите-ка сюда! — не дала ему договорить миледи.

— Идите-ка вы сами знаете куда! — огрызнулся д'Артаньян, тем не менее подходя к ней.

Миледи Винтер с улыбкой смотрела, как он нетвердым шагом приблизился к окну и, опершись рукой о подоконник, выглянул на улицу.

Что же касается самого лазутчика, то, бросив всего один взгляд, он мгновенно уловил резкое изменение в привычной картине, видимой из окна кастелянши ее королевского величества Анны Австрийской. Нет, если бы дело заключалось в том, что из ее окна стала вдруг видна речка Сена, это было бы еще полбеды! Настоящей бедой были изменения, произошедшие с самой речкой Сеной: она стала гораздо шире, прямее и… величественнее прежнего, набережные ее изменились до неузнаваемости, равно как и дома, стоящие вдоль них, а на другом берегу в неясной дымке… псевдогасконец присмотрелся… на другом берегу возвышалась огромная, массивная башня, верхушка которой терялась в тумане. Прежде ничего подобного из окна Констанции Бонасье он не наблюдал. Впрочем, что уж душой-то кривить: прежде ничего подобного он не наблюдал ни в Париже, ни во всей остальной Франции!

Однако память, нагруженная знаниями, почерпнутыми из книг, дала верную подсказку.

— Так это что же… это что же… получается… — пролепетал лазутчик, — получается, это вот… Лондон?!

— Да, сударь! — торжествующе подтвердила миледи. — Это Лондон! Древний Лондиниум! Город на Темзе!