Александр Маслов - Сапожок Пелесоны

Пока Рябинина накрывала на стол, используя кое-что из моих консервов и остатков обеда в своей корзиночке, я вручил кенесийцу молоток и сказал:

– Давайте, господин Дереванш, займитесь делом.

– Вы хотите, чтобы я этим молотком разбил эту… – он потрогал носком сапога каменное орудие герцога. – Эту булаву.

– Ага. Начните с кулака. Думаю, в нем и сокрыт наш приз от господина Сур Пориза, – в ожидании я вытянулся в удобном кожаном кресле.

– Но если молотком, то будет же стоять ужасный грохот! – сообщил архивариус.

– А у вас имеются другие предложения? Ну, поломайте тогда ее руками или перегрызите зубами. Делайте что хотите, но половинку ключа вы должны поскорее извлечь. Желательно до того, как Элсирика приготовит ужин – иначе у меня не будет аппетита.

Кенесиец обреченно вздохнул, поднял молоток и нанес первый робкий удар по обломку памятка. От камня не откололось ни крошки.

– Бейте сильнее! Молотите со всей силы! – настоял я.

– А что если наш ближайший сосед – виконт Марг? – предположил Дереванш. – Его может разозлить грохот, и он прибежит сюда.

– Действительно, Булатов, не очень умно было вообще оставаться в этой таверне, так ты еще хочешь навести ненужного шума, – заметила Рябинина, скрипя консервным ножом по банке шпрот.

– Дорогая, все продумано. И не бойтесь вы этого несчастного Марга. Скажу по секрету, в моей Книге есть приличный арсенал заклятий перевоплощения и косметической магии, – успокоил я писательницу. – У Светки Сорокиной позаимствовал – а у нее там весьма редкостные рецепты имелись – закачаешься и в обморок шлепнешься. В общем, при необходимости, мы можем так преобразиться, что нас не только Марг не узнает, но сами друг друга путать начнем.

– Прошу, не надо делать так, чтобы меня с госпожой Элсирикой путали, – воспротивился Дереванш. – Ее образ очень мил, но мне непривычен. И боюсь еще что-нибудь случится со мной.

– Успокойтесь, милый мой, никто не собирается делать из вас Элсирику. Я говорю о том, что мне подвластна довольно мощная магия, которая может преобразить человеческую внешность. Вот, например, вы вполне способны стать красивым лицом, еще более мужественным, и даже освободиться от смешной плеши на макушке, – пояснил я, хотя сам точно не знал, на что годились магические формулы Сорокиной.

– И это не опасно для здоровья? – насторожился кенесиец. Идея по изменению внешности его явно заинтересовала. В мутных серых глазках, даже мелькнул озорной отблеск.

– Абсолютно. Все равно, что умыться с похмелья, – я лениво потянулся к сумке и вытащил две бутылки «Клинского».

– В таком случае, господин Блатомир, я требую, чтобы вы изменили мою внешность, – высказался библиотекарь. – Лично я очень опасаюсь, попасться на глаза виконту в нынешнем виде.

– Хорошо, как только вы разберетесь с кулачком герцога, так сразу преобразуем вас во что-нибудь подходящее, – я поддел ножом пробку, и пиво возбуждающе зашипело.

– Нет, господин Блатомир, сначала преображение. Я всерьез опасаюсь, что от моих стуков сюда придет кто-нибудь нежелательный.

– Хорошо, чертов Дереванш. Из-за вас мы никак не можем приступить к ужину, – я зло грохнул бутылкой о стол и снова потянулся к сумке.

Положив Книгу на колени, я листал ее некоторое время, стараясь найти ксерокопии Светкиных косметических формул. Нашел я их лишь по заметкам, сделанным розовым фломастером ее размашистым и красивым почерком. Конечно же, косметическая магия от Сорокиной, госпожу Элсирику тоже заинтересовала. Она уселась на подлокотник кресла и принялась разглядывать мудреные рецепты, слишком отвлекая меня голыми коленками. К сожалению, большинство этих изменяющих внешность хитростей требовало приготовления особых смесей из длинного перечня ингредиентов. Ну, где мне сейчас было взять жабью икру и заячье молочко? И даже банальных лепестков ромашки или картофельной кожуры с собой я как-то не носил. Поэтому нам ничего не оставалось, как сосредоточиться на формулах, состоявших исключительно из волшебных слов и требующих только личной магической силы.

– Берга муна, – ткнула Рябинина пальчиком в одно из заклятий. – Что-то знакомое.

– Угу, – согласился я. – И я где-то что-то об этом слышал. Но на эксперименты у нас нет времени, а то господин библиотекарь до утра ключ не извлечет. Жалко, что Сорокина не везде писала пояснения. Впрочем, вот, – я остановился на заклятии, гарантирующем рост волос и еще каких-то признаков мужественности. Каких именно, было трудно разобрать, поскольку – я уже говорил об этом – в моей Книге часто пропадали записи и появлялись совсем в другом месте.

– Будем делать это вот, – утвердился я, держа палец на первой строке.

– Барахарам Хренс Сатир, – прочитала Рябинина.

– Точно. А ты молодец, хотя бы правила чтения таких вещей помнишь, – похвалил я писательницу, сел поудобнее и сказал Дереваншу. – Мой друг, станьте напротив меня. Сейчас мы вам вырастим, по меньшей мере, волосы. Уж с хорошими волосами вас никто точно не узнает, даже родная мать. Прямо станьте, говорю, – повторил я архивариусу согнувшемуся, словно ему сейчас кто-то собирался вылить за воротник ведро кипятка. – Еще прямее. Вот так. И замрите, не двигайтесь. Да не тряситесь вы, как нервный паралитик! И сосредоточьтесь. Слушайте меня внимательно. Полностью погрузитесь в мелодию волшебных слов.

Когда кенесиец окончательно замер и прикрыл глаза, я вернулся к записям Сорокиной.

– Барахарам мебеме барахарам, – начал я.

Казалось, слова заклятия и каждая буква были материальны. Разбуженные властью моего голоса они двигались через комнату и погружались туда, куда их вела моя могучая воля – в опущенную, блестящую плешью голову Дереванша. Заклятие оказалось довольно длинным: оно занимало всего полстранички, но многие строки требовалось повторять семь и даже девять раз. Под конец у меня язык устал произносить заковыристую формулу Сорокиной. Но все-таки, ради верного соратника Дереванша, я проявил героическое терпение и дочитал все до конца. Когда последний звук сорвался с моих губ, в комнате повисла тишина. И не произошло ничего. Только огоньки в светильниках мигнули два раза.

– Нужно обозначить точку приложения, – шепотом напомнила Рябинина.

– Точно, – спохватился я. Взял посох и тихонько тюкнул им архивариуса в темечко.

После этого магия стопроцентно сработала: Дереванш схватился за голову и заорал голосом кота, страдающего мигренью. Не отрывая рук от черепушки, он повалился на пол, и принялся кататься по ковру, не прекращая издавать омерзительные звуки. Лицо его, насколько было видно за растопыренными ладонями, потемнело. Лоб, полный книжных дум, тоже потемнел, потемнели макушка и затылок – из них обильно лезли черные курчавые волосы.