Руслан Белов - Муха в розовом алмазе

Представив себе абсолютно черный цвет, Баклажан вспомнил кумархские подземелья, затем ему увиделись алмазы в голубизне трубке взрыва...

"Если каждый человек станет таким же чистым, как алмаз и если каждый человек оформит каждую свою грань и засверкает ими, если каждый человек займет свое место в природе и обществе... О, Господи! Что будет тогда! Мир, Вселенная расцветятся людьми, появятся совершенно новые горизонты, появятся высокие потребности, появится, наконец, смысл жизни! Люди соединятся в нечто целое, всемогущая и незримая паутина соединит их..."

Баклажан был уверен, что эта паутина, соединяющая людей и явления, связывающая прошлое и будущее, существует. Существует, невзирая на человеческую черствость, невзирая на неистребимый человеческий эгоизм. Много раз он замечал следующее: стоило ему о чем-нибудь серьезном спокойно задуматься, как все вокруг соединялось в нечто единое и начинало ему помогать.

Например, он брал в руки случайную книгу, раскрывал ее на случайной странице и находил слова по теме своих размышлений.

Или включал телевизор и видел фильм, в котором герой разговаривал с ним одним.

Или выходил на улицу и приходил туда, где что-то наталкивало его на правильное решение или путь к нему.

Или вдруг делал глупость, которая, как выяснялось со временем, уводила его на чистую воду.

Спать Баклажану не хотелось и он, чтобы лишний раз удостовериться в наличии простой взаимосвязанности сущего, решил провести эксперимент.

Он спрятал алмаз в мешочек, в котором лежали восемь других камней, реквизированных им у Синичкиной, положил его в нагрудный карман рубашки, не вставая, сунул руку под диван, повозил ладонью по полу и вытащил карту Москвы, сложенную так, что Поварская улица сразу же бросалась в глаза.

С глубокомысленным "Гм..." отправив ее на место, Иннокентий Александрович протянул руку и взял с полки над диваном первый попавшийся журнал. Это была "Наука и Жизнь" за 1999 год, за ноябрь. На обложке журнала красовалась фотография глубокого карьера, уничтожающего кимберлитовую трубку "Мир"; в левом ее углу были сделаны вставки снимков трех алмазов. Один из них, верхний, выглядел розоватым. Раскрыв журнал наугад, увидел название статьи – "Алмазы – сажа из труб преисподней".

Усмехнувшись, Баклажан взял с тумбочки пульт, включил телевизор. Диктор рассказывал о перестройке одного из районов Москвы. "Некоторые из домов, в числе которых особняк академика Михаила Бомштейна – ценнейший архитектурный памятник XIX века, будут разрушены или уже разрушены" сказал диктор, исчезнув за кадром, изображавшем дом Михаила Иосифовича.

Эксперимент удался: Иннокентий Александрович мгновенно вспотел. Был уже четвертый час ночи. Решив немедленно ехать в Москву (решение это далось не просто – ехать ночью с алмазами в кармане было крайне опасно, можно было нарваться на милицию), Баклажан пошел лесом на станцию. Ни такси, ни частников на ней не оказалось. Первую электричку тоже пришлось пропустить – алмазы грелись на груди, и ему показалось, что в поезде находится группа небритых людей, которым наверняка не понравится его физиономия.

Устроившись у окна в первом вагоне следующей электрички, Баклажан враз окунулся в ставшие привычными мысли.

"Человек строит дома, – думал он, провожая глазами дачные пейзажи, – и с каждым веком они становятся все выше и все красивее.

Человек создает произведения искусства, и с каждым веком они становятся все выразительнее и выразительнее.

Человек создает машины, и с каждым веком они становятся все совершеннее и совершеннее.

Но почему человек сам в основной своей массе остается неизменным? Почему люди в основной своей массе остаются несовершенными как внешне, так и внутренне?

Да потому, что подавляющее количество людей считает себя венцом природы, совершенством!

Они выучиваются читать и считать и на этом самодовольно останавливаются, останавливаются потому что первейшим критерием ума и образованности в человеческом обществе вот уже пять тысяч лет считается именно умение читать и считать.

И они читают в электричках, в скверах, перед сном, читают такое, что сердцу становится скучно.

А невиданные дома, завораживающие полотна, изумительные машины создают другие, те, которые испуганы или даже раздавлены ощущением своей незначительности, своей низменностью, своей пугающей простотой.

А моя алмазная бомба, мои алмазные плутониевые бомбы, построенные на всех континентах, заставят всех без исключения людей забыть о своем отупляющем "совершенстве", они заставят их мозги шевелиться, шевелиться и генерировать прекрасное..."

На Казанский вокзал Иннокентий Александрович приехал в семь тридцать. На Поварской улице он был в восемь пятнадцать. У дома Михаила Иосифовича – в восемь семнадцать. Особняк, который он видел по телевизору, был окружен забором из сетки-рабицы, покрашенной в хорошо заметный желтый цвет. За забором стоял кран с огромной железной бабой на тросе. И эта огромная тяжелая баба летела на дом.

Стена, в которую ударила баба, рухнула, взметнув в воздух клубы пыли. Взрыва не последовало. Потом рухнула вторая, третья стена, но Москва продолжала заниматься своими насущными и ненасущными делами.

"Обманул Михаил Иосифович... – чуть не плача, подумал Баклажан. – Не было настоящей бомбы, не было..." – И побрел по улице, безразлично глядя себе под ноги.

Мир без бомбы был сер, уныл и удручающ. В нем не осталось живых красок. В нем люди работали по много часов подряд, работали, чтобы есть, по крайней мере, три раза в день. Работали так много, по муравьиному работали, что привыкали работать. Привыкали перелистывать страницы, класть кирпичи, покупать и продавать акции, нажимать на клавиши, присутствовать на голубых экранах.

И еще они отдыхали. Они лежали на диванах, читали книги или смотрели фильмы, в которых описывалось и показывалось то, что они хорошо знали или то, что они делали бы, если бы могли это делать (воровали, убивали, насиловали, а потом дарили и миловали). Или смотрели и слушали новости о столкнувшихся поездах, заказных убийствах, локальных войнах и массовых забоях скота в Англии.

Еще они молились Богу и Сильным мира сего, чтобы они послали им больше денег и здоровья; денег, чтобы покупать еду и денег, чтобы покупать здоровье, покупать, чтобы долгие годы есть с удовольствием, не омраченным никакими телесными хворями.

Некоторые из них понимали, что реальный мир животен и совершенно не приспособлен для осмысленного существования, понимали и уходили в призрачные миры, миры компьютерных игр, миры наркотиков, миры религий. Все они хотели, чтобы жизнь их быстрее кончилась и длилась вечно. Все они хотели одного и того же.