Татьяна Устименко - Дочь Господня

Затем мы отправились в ту самую кофейню, которая несколько ранее поколебала волю нашей фигуристой валькирии. Диета тут же оказалась забыта напрочь. Мы успокоились лишь после того, как перепробовали весь обширный ассортимент предлагаемой в кафе выпечки и выпили несколько литров крепкого кофе. Оливия со вздохом сытого удовлетворения расслабленно откинулась на спинку диванчика, немного покаянно рассматривая свою тарелку, усеянную крошками от съеденных пирожных. Мечта о похудании благополучно скончалась, утонув в масляном креме и взбитых сливках.

– Да сижу я на диете, си-жу! – оправдывалась Оливия, украдкой пряча в карман шоколадные конфеты. – Только иногда, это, – подпрыгиваю!

Я скромно сжевала бутерброд с сыром, потому что чревоугодие никогда не входило в число моих излюбленных грехов. Да и нужно было держать марку, соответствуя данному мне прозвищу – худобина. Уверена, упитанная Дочь Господня смотрелась бы слишком пикантно, больше смахивая на героиню пошлого комикса! Нат с Ариэллой надолго увлеклись терамису и яблочным штруделем.

– Воистину, лучший друг человека – это холодильник! – убежденно признала Оливия, ковыряясь в зубах.

– Аллилуйя! – неразборчиво поддержал Натаниэль, плотно завязнувший в солидном куске десерта.

– Поели, можно и поспать! – интимно прожурчала его милашка, завлекающе поглядывая на ангела.

– Хм, ну не знаю, какой особый смысл вкладывает в это предложение Ариэлла, но отдохнуть бы и точно не помешало, – я действительно не возражала против нескольких часов полноценного сна. Ведь прошедшая ночь выдалась на редкость утомительной. – Покупаем билеты на поезд до Турина, падаем на полки в купе и дрыхнем без задних ног!

– А из Турина – куда дальше? – быстро спросила Оливия.

Я одарила ее недовольным взглядом:

– В Венецию, конечно!

– В Рим! – упрямо возразила подруга.

– В Венецию!

– Нет, в Рим!

Так мы препирались до тех пор, пока Нат с Ариэллой не переглянулись и поддержали меня.

– Едем в Венецию! – категорично потребовал Натаниэль.

– Ой, глядите, кто осмелел! – язвительно ощерилась Оливия. – Никак нашего красавца на подвиги потянуло. Тебе жить надоело? Ну какой резон очертя голову соваться в это стригойское гнездо?

– Мне нужна информация, – хмуро буркнула я. – Без нее я чувствую себя очень неуютно. Словно смотрю невесть какую по счету серию затяжного боевика, пропустив весь первый сезон. Признаюсь – ни фига не понимаю. А как можно принимать правильные решения, не владея необходимой информацией? Мне срочно требуется поговорить с госпитальерами и наконец увидеть эту мою сестрицу-стригойку!

– Любознательная ты больно, в ущерб себе, – хмыкнула Оливия, смиряясь с моим планом. – Гляди, как бы она тебе кровушку-то не повыпустила!

– Аллилуйя, ставлю на Селестину! – стукнул кулаком по столу Нат. – Да она этой кровососке на ходу голову открутил и клыки повышибет!

Оливия скептично хмыкнула, окидывая меня оценивающим взглядом.

– Ой, что-то я в этом сильно сомневаюсь! Не советую Сел так необдуманно рисковать здоровьем. Его уж точно потом в бутике не купишь.

– Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Вердикт окончательный, бесповоротный и обжалованию не подлежит: едем в Венецию! – с видом третейского судьи провозгласила Ариэлла.

Ее фраза сильно смахивала на тост, поэтому мы дружно чокнулись чашками с остывшим кофе, решив остановить свой выбор на Венеции и более не спорить.

Как известно, от судьбы не уйдешь. Она в любом случае плавно подведет тебя к угодному лишь ей одной решению, соблазняя громкой славой, головокружительными приключениями и в придачу всеми чудесами мира одновременно, упакованными в обманчиво праздничную обертку возможности свободного выбора. Как же, держи карман шире – вот как раз выбора-то у тебя не будет! Однако уйти от судьбы все-таки можно и только одним способом – убегая, лавируя и надеясь на сопутствующие тебе зигзаги удачи. Но удача – добыча верткая, и далеко не каждый способен ее поймать, а тем более приручить и удержать в своих загребущих руках. А самонадеянность, присущая молодости, в таком щекотливом деле – отнюдь не самый надежный помощник и советчик. Жаль, тогда я этого еще не понимала. За что и поплатилась впоследствии.

Мы взяли два двухместных купе. Спрашивается, зачем нам с Оливией бестактно мешать истосковавшимся по уединению влюбленным? Меня настораживала одно – а вдруг валькирия имеет неприятную привычку храпеть по ночам? Впрочем, спать хотелось так сильно, что я в любом случае вырублюсь как мертвая раньше, чем успею головой коснуться подушки.

Я сидела на мягкой вагонной полке, мерно покачиваясь в такт плавному движению поезда, почти уже убаюканная ритмичным постукиванием колес. Из кондиционера веяло прохладой, ненавязчиво бубнило радио, через задернутые оконные занавески просачивался приглушенный свет. Возникала почти позабытая ассоциация с моей монастырской спальней, да еще с приснопамятной ночью искушения Натаниэля, положившей начало нашим приключениям.

Доставшееся нам с Оливией купе оказалось на редкость уютным. Неугомонная подруга куда-то убежала – то ли к проводнику, то ли в санузел. Жутко хотелось пить. На столике с накрахмаленной салфеткой красовались запечатанная бутылка минеральной воды «Эвиан», вазочка с рафинадом, чай в пакетиках, пачка печенья и упаковка мармелада. А вот стаканов или чашек почему-то не нашлось. Может, забыли принести? «Пойти попросить!» – мелькнуло в голове. Но лень и усталость накрепко припечатали меня к велюровой обивке сиденья. Пить хотелось все сильнее. Странно, я и сладкого-то совсем не ела! Почти не осознавая, что делаю, двигаясь как в тумане по какому-то слепому наитию, я извлекла из-за пазухи священный Грааль, освободила его от холстины, раскупорила бутылку с водой и набулькала в Чашу Христову немного пузырящейся жидкости. Вода вяло плескалась между деревянных стенок, отливая серебром. Я засмотрелась на игру пузырьков, медленно всплывающих на поверхность. Помнится, меня уже неоднократно посещали смутные видения, являющиеся то в купели со святой водой, а то и просто в оставшихся после дождя лужах. От медитативной сосредоточенности немного кружилась голова. В Граале мелькнуло нечеткое изображение полыхающего огнем распятия и заживо сгорающего на нем человеческого тела, прозрачного сосуда странной формы, а затем все заслонили настырные мужские глаза – карие, окруженные пушистыми ресницами. Потом я видела саму себя, опутанную пудовыми цепями, и вот меня поднимают в несколько когтистых рук, куда-то несут и опускают в огромный каменный гроб… От спонтанно нахлынувшего ужаса я вскрикнула и вздрогнула, чуть не расплескав крепко зажатую в руках Чашу. Видения исчезли. Я словно выплыла из обморочного сна. Вполголоса посмеиваясь над своими расшатанными нервами, я поднесла воду к губам и жадно, в два больших глотка до дна осушила Чашу Христову…