Александр Житинский - Дитя эпохи

– Давай, старик, начнем писать сценарий, – предложил я.

– Про что? – спросил Симаковский. – Тему выдвигай ты. Мне все равно. Только учти: служение людям… Кстати, ты как консультант будешь получать тридцать процентов.

– А сколько это в рублях? – спросил я.

– Договор заключат, тогда узнаешь, – сказал Симаковский. – А заключат его по готовому сценарию. Соображаешь? Времени у нас в обрез. Одна неделя.

– А где мы возьмем Прометея? – спросил я.

– У тебя есть знакомый доктор?

– Шеф у меня доктор, – неосторожно сообщил я.

– Гениально! – воскликнул Грудзь. – Доктор – значит, Прометей!

Я мигом себе представил лицо шефа в рамке телевизора. У меня энергичное воображение. Картина получилась настолько нелепой, что у меня потеплели уши.

– Он не пойдет, – сказал я.

– Пойдет, – заявил Симаковский. – Дадут полтинник, и пойдет! Чем он занимается?

– Рассеянием электронов на примесях, электрон-фотонным взаимодействием… – начал перечислять я.

– Кто его изобрел?

– Никто его не изобретал. Оно всегда было, – сказал я.

Откровенно говоря, я боялся называть фамилии. Во-первых, там все очень запутано, а во-вторых, у Симаковского с его общительностью вполне могли оказаться знакомые однофамильцы.

– Ладно, – сказал Симаковский. – Прометеев найдем после.

Он поставил на стол пишущую машинку, заправил в нее четыре листа бумаги, переложенные копиркой, и отстучал заголовок:

Ю.П. СИМАКОВСКИЙ-ГРУДЗЬ

«ОГОНЬ ПРОМЕТЕЯ»

Симаковский раскрыл скобки и спросил:

– Как называется наука?

– Физика твердого тела, – сказал я.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Симаковский. – Надо же! Твердого тела!

Это ему очень понравилось. Он написал «физика твердого тела», закрыл скобку и несколько раз перевел рычаг.

– Слева пишем, что показывать. Справа – что говорить, – сказал он и понесся дальше.

На всей первой странице он решил показывать огонь крупным планом. При этом диктор должен был излагать легенду о Прометее. Ту, которую я уже излагал. У Симаковского она получилась красочнее. Прометей у него был прибит к мрачной, выжженной солнцем скале, а орел выглядел совсем несимпатично. Орел был явно фашистского вида.

– Чем ты работаешь? – бросил через плечо Симаковский.

– Головой, – сказал я.

– Да не то! Прибор там у вас есть какой-нибудь?

– Лазер, – сказал я. Это была первая данная мною консультация.

Симаковский отбарабанил слева: «Лазер крупным планом». Справа он написал большими буквами: ВЕДУЩИЙ. И остановился. Далее должен был следовать текст ведущего.

Грудзь набил трубку и закурил. Начиналось подлинное творчество. Трубка не помогла, и Симаковский выпил коньяку. Коньяк помог. Грудзь написал: «Мы с вами находимся в лабо-». Строчка кончилась. Страница тоже. Он вынул закладку и полюбовался ею. На странице не было ни единого исправления. Грудзь был настоящим профессионалом пера. Даже еще лучше. Он был профессионалом машинки.

– Знаешь, сколько это стоит? – спросил он. – Примерно пятнадцать рублей.

Я мысленно взял тридцать процентов. Получилось четыре пятьдесят. Такова была стоимость слова «лазер», произнесенного мною. У меня в желудке образовался комочек холода, потому что я решил, что занимаюсь жульничеством. Не знаю, может быть, оперные певцы за свои слова получают и побольше. Но они их поют.

– Хватит на сегодня, – сказал Симаковский.

Он вручил мне один экземпляр страницы с легендой о Прометее, и мы расстались. Я вышел от Симаковского, и уже на лестнице мне почему-то захотелось послать это дело подальше. Впоследствии таких минут становилось все больше.

Еще через день я позвонил Симаковскому, чтобы продолжить работу над сценарием. К этому времени я уже кое-что придумал и раскопал корифеев физики твердого тела. Тех, которые уже отдали себя человечеству полностью, и других, у которых еще что-то осталось отдать. Шефу я ничего пока не говорил.

Я позвонил, но Симаковского не оказалось дома. Не оказалось его и спустя сутки, потом двое и трое. Я встревожился. Мне пришла в голову печальная мысль, что Грудзь умер. Зря он все-таки умер, не успев отразить служения людям!

Еще день я соблюдал траур, а потом на душе стало легко, потому что все разрешилось само собой. Хорошо, что я ничего не сказал шефу!

Кончалась отведенная Грудзем неделя на сотворение сценария. Еще немного, и я был бы вне опасности. Но тут мне позвонили на работу со студии.

– Мы ждем завтра сценарий, – сказал женский голос.

– С кем я говорю? – спросил я.

– С редактором передачи. Моя фамилия Морошкина. Зовут Людмила Сергеевна.

– А где Симаковский? – спросил я.

– Как где? – удивилась трубка. – Это вы сами должны знать. Как у вас со сценарием? Передача включена в план. Сценарий должен быть завтра в четырнадцать на столе у главного. До свидания!

Из этой речи мне очень не понравились следующие слова: «план» и «на столе у главного». Такими словами не шутят. Я понял, что завтра в четырнадцать на столе у главного будет лежать нечто, называемое сценарием. Оно будет лежать там, даже если обоих авторов уже не будет в живых. Даже если произойдет наводнение или на город свалится метеорит. Такова сила слова «план».

Я поехал к Грудзю и до ночи ждал его у дверей квартиры, чем возбудил подозрение соседей. Они по очереди звенели дверными цепочками и высовывали носы из щелей. Им очень не понравилось, что какой-то тип прогуливается по лестничной площадке. На мои вопросы о Симаковском они поспешно захлопывали двери.

Когда я вернулся домой, жена подала мне телеграмму: «СРОЧНО ВЫЕХАЛ ИРКУТСК ТЧК ПЕРВЫЙ СЦЕНАРИЙ СДАЙ САМОСТОЯТЕЛЬНО ТЧК ПРИВЕТ СИМАКОВСКИЙ».

– Привет, – сказал я. Телеграмма была из Казани.

– Связался с Грудзем – полезай в кузов, – сказала жена.

– Ненавижу каламбуры! – сказал я.

Первый сценарий я писал от полуночи до шести утра. Шесть часов я, как Прометей, отдавал себя людям. Слева я писал, что показывать, справа – что говорить. Ни разу не перепутал. В кроватке светилось спящее личико сына. Оно меня вдохновляло.

Перед своим мысленным взором я поместил экран телевизора и старался заполнить его интересной информацией по физике твердого тела. Чтобы зрители не очень скучали, я включил в сценарий музыку Баха, стихи Ломоносова, репродукции полотен кубистов и песни Таривердиева. Время от времени, следуя заветам Симаковского, я показывал огонь крупным планом.

В сценарии было очень много служения, горения и отдавания себя людям.

Летняя ночь давно кончилась, когда я написал: «Мы попросили доктора физико-математических наук Виктора Игнатьевича Барсова рассказать о сегодняшнем дне физики твердого тела». «На экране В.И. Барсов», – добавил я слева. «Здравствуйте, шеф!» – виновато пробормотал я.