Александр Житинский - Дитя эпохи

– Конечно, провокация! – уверенно заявил генерал.

И действительно, шторм оказался неуместной провокацией. Нас бросало туда-сюда часов десять. Черемухин лежал, вцепившись зубами в спинку кровати. Лисоцкий умолял ни в коем случае не хоронить его по морскому обычаю в пучинах вод с тяжелым предметом на ногах. Он просил довезти его тело до России. Генерал ругался, как во время артподготовки противника. А у меня было такое чувство, что кто-то залез холодной рукой мне в желудок и пытается вытянуть его наружу через рот. Иногда это у него получалось.

В разгар шторма к нам зашел невозмутимый Рыбка.

– Рассказать о Бризании? – спросил он.

Рыбка демонстрировал полную устойчивость при крене в сорок пять градусов. Он что-то сказал насчет цвета наших ушей, добавил пару бризанских анекдотов и ушел стоять на своей вахте. После этого случая Черемухин возненавидел Рыбку еще больше, а я еще больше зауважал.

Шторм стал стихать. Мы лежали пластом в каюте и думали о своем. Я думал о прогрессе. Кое-кто утверждает, что прогресса нет. Я взглянул на своих позеленевших от морской болезни спутников и убедился, что прогресс есть. Черемухин потянулся за бутылкой и влил в себя первые капли рома. Бутылка пошла по кругу, снова делая нас людьми. С зеленовато-багровыми физиономиями мы вышли на палубу.

Над Средиземным морем светило зарубежное солнце. «Иван Грозный» спокойно покачивался на волнах, не двигаясь с места. Во время шторма произошла какая-то неисправность, которую спешно устраняли. Метрах в двухстах от нас так же покачивался на волнах американский крейсер. Тишина и спокойствие, синее небо, синяя вода – в общем, все как полагается в этом районе земного шара в июне месяце.

И вдруг в этой тишине с американского крейсера грянуло: «Мы трудную службу сегодня несем вдали от России, вдали от России…»

– Да это же наши! – закричал Черемухин.

И мы все – боцман, матросы и туристы – подхватили песню. Удивительно трогательно над Средиземным морем звучало: «И Родина щедро поила меня березовым соком, березовым соком…»

Потом с крейсера спустили шлюпку, которая поползла к нам, взмахивая усиками весел. На шлюпке прибыла делегация военных моряков. Начались дружественные переговоры. С нашей стороны в них участвовали капитан, старпом, стармех и Михаил Ильич как представитель общественности. От него мы и узнали результаты. Было решено, что крейсер поможет нам устранить неисправности, а «Иван Грозный» организует на крейсере шефский концерт и танцы. Моряки уже пять месяцев не танцевали.

Генерала назначили командовать танцами. К вечеру, когда нам починили машину, с крейсера пригнали пять шестивесельных ялов за гостями. Генерал встал у трапа и принялся руководить посадкой.

– Женщин вперед! – командовал он в мегафон. – Осторожно, дамочки, осторожно!

Туристок не нужно было долго упрашивать. Они сами рвались посмотреть военный крейсер. Слегка повизгивая от удовольствия, они спускались по веревочному трапу, а внизу их бережно принимали на руки матросы в белых бескозырках. Ялы один за другим наполнялись женщинами и отчаливали от «Ивана Грозного». Последним спустился генерал. Трап тут же подняли, и Михаил Ильич прокричал в свою трубу:

– Счастливо оставаться! Не волнуйтесь, товарищи! Я их всех до одной привезу обратно…

Тут только мужья туристок и просто желающие поплясать поняли, что их жестоко обманули. И они стали звать своих неверных спутниц.

Но было уже поздно. Последняя команда генерала, прозвучавшая из мегафона, адресовалась мне.

– Петр Николаевич! – прогремел генерал. – Прошу организовать в наше отсутствие шахматный блиц-турнир!

Какой-то слишком ревнивый муж хотел броситься вплавь и уже начал раздеваться, но боцман его отговорил. Боцман сказал, что акулы только и ждут ревнивых мужей, а кроме того, муж не подумал, что же он будет делать на крейсере в одних плавках? Муж сник от железных доводов боцмана и ушел в коктейль-бар. А остальные принялись наблюдать и вслушиваться.

На «Иване Грозном» установилась чуткая тишина, как в обсерватории во время солнечного затмения. Зато на крейсере везде горели огни и раздавалась оглушительная музыка. Железная палуба крейсера гудела от танцев. Женщины издавали счастливый смех. Изредка доносился мегафонный бас генерала.

– Белый танец! Дамы приглашают кавалеров!

Или:

– Товарищ лейтенант! Ваша прекрасная блондинка устала. Дайте ей отдохнуть. Покажите даме ваше замечательное судно!

И все мужья прекрасных блондинок сжимали кулаки, напряженно вглядываясь в средиземноморскую ночь. Воображение рисовало им страшные картины. Слава Богу, что я был без жены на этом теплоходе. Я имел возможность воображать бесплатно.

Женщин привезли часа в четыре ночи. От них пахло разведенным спиртом, настоянным на лимонных корочках. Как видно, кроме танцев, был еще и банкет. Женщины возбужденно смеялись, а потом до утра на «Иване Грозном» шло повальное выяснение отношений.

И все равно утром большинство женщин стояло на корме и махало платочками в направлении удаляющегося на горизонте крейсера. Оба наши судна наглядно изображали метафору: «и разошлись, как в море корабли». Крейсер выпустил сноп красных ракет и провалился за горизонт.

Через несколько часов мы уже входили в лазурные воды Неаполитанского залива.

Последнюю фразу относительно лазурных вод Неаполитанского залива я, по-моему, где-то заимствовал. Нашедшего прошу сообщить. Вероятно, из каких-нибудь путевых очерков, которых много развелось в период разрядки международной напряженности.

Там же вы можете прочитать об исторических памятниках, итальянских синьорах и синьоринах, Папе римском, острове Капри и прочем. У меня же сейчас совсем другие задачи. Мне нужно как можно скорее добраться до Бризании и начать там преподавание физики.

Если оно возможно.

Короче говоря, мы оказались на какой-то площади, где был автобусный вокзал. Там мы распрощались с генералом. Он в последний раз сфотографировал наше трио на фоне торговца спагетти, расцеловал нас и удалился за угол, помахивая фотоаппаратом. На генерале были темные очки, приобретенные уже в Неаполе. Казалось бы, несущественная деталь. Однако не торопитесь с выводами.

Мы сели в автобус и поехали в Рим. Так и тянет описать картины итальянской природы, но я не умею. Собственно, ничего особенного там не было, исключая Везувий, который праздно возвышался в заднем окне автобуса. Склоны Везувия были вытоптаны туристами. К его жерлу тянулись три подвесные канатные дороги и одна асфальтовая.

Черемухин, изнывавший от языкового бездействия, начал болтать с итальянцами. Потом оказалось, что это не итальянцы, а испанцы. Вдобавок, члены правящей партии франкистов. Узнав об этом, Черемухин замолчал.