Терри Пратчетт - Монстрячий взвод

Маледикт всегда находил что-нибудь, к чему можно прислониться. Он расслабился и, глядя на стропила, произнес:

— Я еще могу допустить, чтобы мужчина умел готовить. Но чтобы он говорил «сахар», когда ругается? Ты когда-нибудь слышал такое? Вряд ли. Могу поспорить.

Значит, это ты дал мне носки, подумала Полли. Ты знаешь, кто я, я просто уверена, но знаешь ли ты о Лофти? И, может, Шафти учили быть очень вежливым… но одного взгляда на всезнающую улыбку Маледикта было достаточно, чтобы она отказалась от высказывания подобного варианта. Кроме того, если смотреть на Шафти, зная, что это девчонка, убеждаешься, что так оно и есть. Ни один мужчина не говорит «Сахар!» Трое…

— И я почти уверен насчет Лофти, — добавил Маледикт.

— Что ты собираешься делать с… ними? — спросила она.

— Делать? Зачем мне что-то делать? — переспросил Маледикт. — Я вампир, который официально притворяется не быть таковым, так? Я буду последним, кто решит заявить, будто играть нужно с тем, что есть на руках. Так что, удачи… ему. Но потом ты отведи его в сторонку и поговори чуток. Знаешь… как парень с парнем.

Полли кивнула. Была ли в этом капля понимания?

— Лучше пойду, отнесу лейтенанту его поскребень, — произнесла она. — И… дьявол, я забыл про его стирку.

— А, не беспокойся, старик, — слегка улыбнулся Маледикт. — Учитывая, как все складывается, Игорь, должно быть, переодетая прачка.

Белье Полли все же выстирала сама. Она не была уверена, что ей удастся ускользнуть от Молли еще раз, да и стирать было не так уж и много. Она развесила вещи перед пылающим очагом.

Конина получилась на удивление вкусной, но гораздо больше поразила ее реакция Блуза на поскребень. Он сидел за своим столом в парадной форме — надевать особый костюм, чтобы поесть в одиночестве, это для Полли было в новинку — и смаковал каждый кусочек, и потом отправил ее за добавкой. Мясо было абсолютно белым, а на поверхности плавала пена. Отряд долго гадал, какую же жизнь вел офицер, чтобы поскребень пришлась ему по вкусу.

— Почти ничего не знаю о нем, — говорил Скаллот. — Он здесь всего пару недель. Слышал, будто привез с собой целый воз книг. По мне, так вылитый руперт. Они все стояли где-то за дверью, когда раздавали подбородки. Сержант, который был здесь, говорил, что он даже и не солдат вовсе, а просто какой-то идиот из штаба, что разбирается в числах.

— Великолепно, — отозвался Маледикт, варивший у огня свой кофе. Маленький приборчик журчал и шипел.

— Кажется, он совсем не видит без своих очков, — добавила Полли. — Но он очень, э, вежлив.

— Значит, не слишком долго в рупертах. Они обычно говорят «Эй там! Ты! Черт бы тебя побрал, пфа пфа пфа!» Хотя я знавал вашего сержанта, старика Джекрама. Он бывал везде, эт точно. Все знают старого Джекрама. Он тоже был в снегах Ибблстана.

— Сколько же людей он съел? — ко всеобщему веселью спросил Маледикт. Ужин удался, да и хереса осталось на стаканчик каждому.

— Ну, скажем, я слышал, будто бы на равнины он спустился не таким худым, как был.

— А капрал Страппи? — спросила Полли.

— О нем вообще не слышал, — отозвался Скаллот. — Ворчливый маленький засранец. Политикан, наверняка. Почему он смылся, оставив вас здесь? Получил тепленькую кроватку в таверне, а?

— Надеюсь, он не ст-танет нашим сержантом, — промямлил Уоззи.

— Он? С чего вдруг? — не понял Скаллот.

Полли пересказала все, что произошло. К ее удивлению, Скаллот рассмеялся.

— Они снова пытаются избавиться от него, а? Смех, да и только! Понадобится больше, чем кучка гавейнов и родни, чтоб вышибить Джекрама из его собственной армии, помяните мое слово. Он дважды представал перед трибуналом. И оба раза его оправдывали. И знаете, он однажды спас жизнь генералу Фроку. Был везде, у каждого ему есть свои должки, знает больше шишек, чем я, а я знаю нескольких и не из последних, помяните мое слово. И если он решит идти завтра с вами, он пойдет, и никакой худосочный руперт его не остановит.

— Так почему же подобный человек занимался вербовкой? — резко спросил Маледикт.

— Его тяжело ранили в ногу в Злобении, и даже когда рана начала гноиться, он не подпускал к себе ни одного хирурга, умник, — парировал Скаллот. — Он сам вычистил ее личинками мух и медом, потом выпил пинту бренди и сам зашил рану, и потом с неделю валялся в горячке. Но генерал, я слышал, пришел к нему, когда тот был слишком слаб, чтобы протестовать, и сказал, что он на год станет вербовщиком, и никаких возражений. Но даже сам Фрок не осмелился бы отдать ему эти бумажки, только не после того, как Джекрам тащил его на своем горбу все четырнадцать миль по вражеской территории…

Дверь распахнулась, и в комнату, заложив руки за пояс, вошел Джекрам.

— Оставим приветствия, парни, — сказал он, когда они виновато повернулись к нему. — Здорово, Тричасти. Приятно видеть почти всего тебя, старый ты ловкач. А где капрал Страппи?

— Не видели его весь вечер, сержант, — ответил Маледикт.

— А он разве не пошел сюда с вами?

— Нет, сержант. Думали, что он с вами.

Ни один мускул не дрогнул на лице Джекрама.

— Ясно, — проговорил он. — Что ж, вы слышали, что сказал лейтенант. Лодка уходит в полночь. Мы должны быть у Нека в среду к утру. Попытайтесь поспать, если удастся. Завтра будет долгий день, если вам повезет.

И он повернулся и ушел прочь. Снаружи завывал ветер, но но, как только закрылась дверь, он тут же замолк. Мы будем у Нека, заметила Полли. Отлично, Тричасти.

— Капрал исчез? — спросил Скаллот. — Это что-то новое. Обычно недосчитываются рекрута. Ну что ж, мальчики, вы слышали сержанта. На горшок и в люльку. Уборная была грубоватой. Полли улучила момент, когда они с Шафти оказались наедине. Она долго ломала голову, как получше начать этот разговор, но одного взгляда оказалось вполне достаточно.

— Я прокололась, когда вызвалась готовить обед? — пробормотала Шафти, уставившись на поросшую мхом раковину.

— Для начала, — кивнула Полли.

— Но ведь многие мужчины готовят, ты же знаешь! — горячо ответила Шафти.

— Да, но только не солдаты, и не с таким рвением. И они не готовят маринады.

— Ты сказал кому-нибудь? — краснея, пробормотала Шафти.

— Нет, — ответила Полли. Это, по крайней мере, было истинной правдой. — Слушай, у тебя, правда, получалось, по крайней мере, до «сахара».

— Да, да, знаю, — прошептала Шафти. — Я могу рыгать, и ходить по-идиотски, и даже ковырять в носу, но я просто не могу ругаться так, как вы, парни!

Мы, парни, подумала Полли. О, боже.

— Мы — грубая и распутная солдатня. Так что, боюсь, подойдет черт или дьявол, — проговорила она. — Э… а зачем это тебе?

Шафти уставилась на сырую каменную раковину, будто бы этот странный зеленый мох и вправду был интересен, и что-то пробормотала.