Игорь Чубаха - За пригоршню астрала

Илья посчитал, что сказано достаточно. Что его новый знакомый – пухлый человечек с сиреневыми губами по имени Толик все понял, как надо. А недокикиморенное правильно домыслил – ведь не зря у пухлого человечка пантакль запуржило жуликоватой алчной поволокой.

– Тут есть одна проблема, – задумчиво промямлил новый знакомый Ильи, не глядя в глаза и склонившись над столом так низко, что чуть медными кудрями в чашку от кофе не угодил. – Если собираешься стать обычным чародеем, то тебе не я нужен, а рекламный отдел. Конечно, и я тоже, чтоб фотографию клево поместить, чтоб читатель глянул и сразу сомлел от любви и доверия. А остальное – все-таки в рекламный, с оплатой по полной схеме. И со всеми налогами, – понятно, новый знакомый не собирался терять заказ, он набивал цену.

– А нельзя ли так, – Илья тоже наклонился вперед, и его волосы цвета моли рассыпались. Он прекрасно сознавал, что халяве не бывать, но конспирация требовала. – Сначала вы печатаете обо мне просто статью. И если статья принесет клиентов, я заплачу за нее и несколько следующих.

Новый знакомый призадумался. Он выбирал между двумя фразами и не мог выбрать, какая красивее: «И думать не смей!», или «Даже не думай об этом!»? Наконец Толик выбрал:

– Э-э-э, дорогой! – пухлое красное, но не от загара, лицо всплыло на уровень глаз. Толик расцвел в циничной улыбке, и брезгливо отодвинул пустую кофейную чашку, за которую не платил. – Если у тебя нет денег на раскрутку, иди в поле снег косить. Начинать карьеру публичного колдуна следует, имея за душой как минимум тонн двадцать зеленых. Ты мне прямо скажи, есть у тебя такие деньги, или я зря время потерял?

– Деньги, положим, есть, – сказал Илья, не моргнув глазом. – Но как-то не очень понятно... – нового знакомого «язык не поворачивался» звать по имени-отчеству даже мысленно. Даже осовремененная форма «Толян» казалась неуместной. «Толик» – и все тут. Новый знакомый вызывал у Ильи лишь одно чувство – бесконечное презрение. Тем легче Илье удавалось корчить из себя тленника и дарить собеседника нежным вниманием.

– Да что тут непонятного?! – свысока заявил Толик. – Ты, как неглупый человек, ущучил, что колдуны классно живут. И сам решил так жить. Но здесь можно свернуть или горы, или шею. На самом деле это серьезный бизнес, невозможный без серьезных капиталовложений. На рекламу – святое дело отстегивать. И побольше, побольше, чтоб мало не показалось. Аренда зала – тысяч пять-десять...

– Баков? – еще у Ильи висела задача привлечь внимание как можно большего числа посторонних. Чтобы волна пошла. Но пока мессага никого не оторвала от еды. Журналисты – а это происходило в буфете на третьем этаже «Лениздата» – равнодушно коцали алюминиевыми гнутыми вилками по многоразовым до вечности тарелкам.

– Последними трусами шелестеть тоже не надо. Зачем баков? Рублей. Но вынь да положь. Книжку иметь обязательно. А это тоже неслабые полиграфические расходы на пути к неизбежным высотам.

– Трудовую книжку? – сделал наивные глаза Илья. И тут же их отвел, на свежевыкрашенные в кисленький салатный цвет стены, на еще не успевшие обтереться столы и стулья. Здесь недавно отгрохали ремонт, и к гастрономическим запахам примешивались невкусные запахи строительные. Впрочем, пуще всего горло драл духан из типографских цехов.

Толик ответил подозрительным каре бровей:

– Книжку, в которой ты, или аноним-соавтор, вещает, что все остальные колдуны тебе в подметки не годятся. Что в пятилетнем возрасте тебя на вокзале увидела старая цыганка. Взялась погадать, и у нее инфаркт случился. Что юность ты провел среди балалайских лам...

– Далайских лам, – проявил Илья некоторое знакомство с предметом и оглянулся, краем глаза охотясь за невольными слушателями. Нет, он продолжал быть никому не интересен. За одним столиком мыли косточки губернатору, за другим обречено шутили по поводу цен на оргтехнику. Даже буфетчица, дама с безжалостно накрашенными губами, не отрывалась от прямых обязанностей. Терла меланхолично тряпкой стакан, словно ковырялась в носу.

– Или малайских лам, – походя принял Толик подсказку. – Или камерунских колдунов, или тунгусских шаманов. Где ты провел юность?

– Еще кофе? – Илья обратил внимание, что чашка Толика пуста. Таким дрянным кофе Илье было не жалко угостить даже Толика еще раз. И как Илья ни старался, ему опять попал в глаз скрашенный четырьмя крученными рыжими волосинами рыхлый треугольник кожи, поскольку рубашка на новом знакомом была недозастегнута на две пуговицы.

Толик подумал-подумал и отрицательно качнул головой. Дался ему этот жест нелегко, но четвертая доза кофе за час – это уж слишком. Илья покосился на свой нетронутый и остывший кофе и пустился в слегка подкорректированные воспоминания:

– Молодость я провел в Кронштадте. Есть такой город трех "Б". Первая и вторая "Б" – это «булыжники» и «бескозырки»... – внимание Ильи привлекла севшая на дерево напротив заляпанного белилами окна ворона. Далее взгляд попутешествовал вниз, во внутренний двор, где двое работяг скатывали с откинувшей борта фуры дебелые рулоны газетной бумаги. Двойные рамы не пропускали пролетарский мат.

– Все ясно. Лошадям подковы счастья не приносят. Тогда лучше бы за тебя книгу написал кто-то другой. А еще в твоей книжке должно быть обязательно указано, что или старый лама, или дряхлый шаман именно тебе на смертном одре передал тайные знания. И еще не худо бы намекнуть, что ты племяш выжившего царевича. А еще запиши в расходы оплату труда менеджера. Баков четыреста... триста ежемесячно.

– Выжившего из ума царевича? И какого такого менеджера?

– Царевича – сына невинно убиенного большевиками причисленного к лику святых государя Николая. Имя в библиотеке найдешь. Дескать, верноподданные крестьяне укрывали. А менеджером – меня, – скромно дохнул на ногти и начал полировать их рукавом Толик. – По-твоему, я задаром здесь битый час уму-разуму учу? Знающий все ходы и выходы менеджер нужен однозначно. И грамотно тебя раскручивающий. ТЫ не представляешь, как ТЕБЕ повезло, что в редакции ТЫ попал именно на МЕНЯ.

Илья от подобного нахальства растерялся и даже проглотил свою порцию холодного невкусного кофе, как пилюлю от смущения. Впрочем, будущий идол сам мостился на перст божий.