Игорь Чубаха - За пригоршню астрала

Скрип-скрип. Ярко ни для кого горит одинокая реклама «Оттянись со вкусом!». Самуил Яковлевич краем глаза уловил сзади какое-то неясное движение. Произнес невзначай любимое «Кхе-кхе». Остановился и оглянулся испуганно, похожий на трепанного в драке воробья.

Размытое серое пятно, все больше проявляясь и набирая скорость, текло по следу Флюгера.

Самуил хрипло вскрикнул и затопал ставшими вдруг невероятно тяжелыми ботинками подальше отсюда. Озираясь и спотыкаясь, вжимая голову от страха в воротник песочного плащика, и далее, в воротник полосатого костюмчика на три пуговицы. Пятно стало непроглядно черным, и Берладский остановился, признав в пятне родимую тень, порожденную пышущими лучами рекламного табло.

Самуил Яковлевич Берладский остановился, казалось, даже время остановилось, замерло, не дыша, но тень-то – нет! Она, успевшая принять конкретные очертания – руки, ноги, голова – не прекратила погоню. И, запинаясь на стыках серых плит, к Флюгеру заскользили черные отростки тени. Словно чернила из опрокинутой чернильницы.

Ой-ей-ей, как это было страшно. Не только последние волосы под шерстяной шапочкой, а и волосы на груди и ногах встали дыбом. Ногти на пальцах встали дыбом! Рот наполнился горькой цианистой слюной. Ой-ей-ей, как это было жутко. Швырнув в преследующее пятно газету, стукач опять побежал. «Оттянись со вкусом!» промелькнуло кометой.

Там, впереди, метров через пятьдесят, кончатся серые плиты, и останется всего лишь победить ступеньки подъема на станцию «Гостиный Двор». Там толчея, там люди! Хватило бы только времени отмахать сорок пять метров, взбежать под вторым сияющим табло рекламы «Оттянись со вкусом!» по ступенькам... Но оттуда, навстречу вусмерть перепуганному Самуилу Яковлевичу застелилось такое же более темное, чем сизый мрамор, пятно. Пока еще неясное и размытое, но насыщающееся подробностями.

И тогда бедный Флюгер шарахнулся круто вбок. Вправо. Прочь от одной перечеркнутой накрест шпалами и рельсами ямы к другой перечеркнутой рельсами и шпалами яме. На самом деле не к ней, а через отключенный строй турникетов с табличками «Нет входа». Этот пешеходник тоже вел к надежному «Гостиному Двору». И взмыв по неизбежным ступеням, Самуил козлиными прыжками понесся вперед, к спасению. Вот-вот не выдержит состязания со временем, сдаст, лопнет сердце.

Его хлестал по глазам пульсирующий как боль свет вытянувшихся монорельсом над головой неонов. Налитые усталостью ноги, опережая время, взахлеб глотали метры за метрами. Сквозь надсадный полный хриплой муки каждый вдох и выдох уши не ловили нарастающий шорох за спиной. Но погоня была – Флюгер чуял всеми нервами – от копчика до мочек ушей.

Кисло-соленый пот стекал из-под шерстяной шапочки по лбу, скулам и подбородку, застил глаза. В висках бабахало, забивая сваи по самые барабанные перепонки, сердце. Но рос и озаренный неоновой благодатью финишный полукруг, за которым освобождение. Еще тридцать движений налитыми усталостью ногами, и спасен. Преследующий морок не посмеет покинуть пешеходник. Хватило бы времени на еще восемнадцать движений!

Подпирающие потолок стены расступились, приблизился сладкий людской гомон.

Не пускающий пассажиров по переходу мент решил, что шум с перекрытой на плановый ремонт станции ему померещился, и заленился спускаться вниз перепроверять. Иначе он бы увидел катающегося по полу и отчаянно хрипящего предсмертные матюги Самуила Яковлевича Берладского, и хищно мечущиеся вокруг Самуила Яковлевича три непроглядных пятна. Тени, рожденные тремя фонарями, установленными в конце (или вначале – смотря откуда считать) нижней площадки.

Видимо, НЕ ТУДА сунул нос ушлый Флюгер. И пожалел для него «не вмещаемый небом и землей» бог Яхве толику времени, чтобы бедняга успел. Видимо, отвернулись от бедного стукача ангелы-хранители. Не повезло Самуилу Яковлевичу, не повезло.

...И все-таки хоть в чем-то Светлане повезло. Ей повезло, что лик венчающего двадцатипятиметровую колонну ангела обращен от нее. Сейчас ей ни к чему было общение со скульптурой глаза в глаза. А так вполне терпимо. И время благополучно течет, и есть занятие. Можно разглядеть каждую складку одеяния, можно пересчитать ангелу перья на крыльях. А ангелу и дела нету, ушел он в божественные думы, закрытые для смертных.

Где-то девушка заказчика понимала. Он старался посвящать в историю как можно меньше своих людей. Может, чтобы не иметь лишних болтунов, когда придет черед убрать Свету. Но скорее всего потому, что сама огласка истории в определенных кругах нанесет репутации заказчика непоправимый урон. И естественно, любой из подчиненных заказчика, узнай подробности, расшибется в лепешку, чтобы огласка имела место, а место заказчика освободилось. Таковы законы осиного гнезда, куда она неосторожно с Сережей сунулась.

Взгляд на часы. До назначенной встречи две минуты.

Взгляд вниз. А вот и он, ее цветущий камер-юнкер. Кожаный черный плащ, манжеты белой рубашки с запонками. Подходит к ступеням у колонны весьма вальяжно, как хозяин жизни. Каков наглец...

Чтоб зря глаз не напрягать, Света смотрит поверх оптического прицела. Игорь топчется на месте. Даже топчась на месте, сохраняет важность, ну сейчас ты у меня... Оглядывается по сторонам. Делает шаг навстречу. Прекрасно. Господин Передерий под руку с Дианой. Бежевое кашемировое пальтецо и длиннополое серое пальтище. Не опаздывают. А Света боялась... Лица сосредоточенные, будто не в музей собрались, а на лекцию по маркетингу игорного бизнеса. Расслабьтесь, господа.

Теперь никаких эмоций. Между зрачком Светы, оптическим прицелом винтовки и виском Герасима Варламовича выросла незримая прямая линия. Улыбочку, сейчас отсюда вылетит баклан. На паузе между вдохом и выдохом пальцем, сквозь тончайшую резину чувствующим холод метала, плавный нажим... Па-а-аф-ф-ф! Простившаяся с девятимиллиметровым патроном СП-5 тяжелая пуля, кончающаяся свинцовым наконечником, вышла погулять со скоростью 290 метров в секунду.

Совсем даже негромко. Выброшенная гильза гремит по кровле гораздо громче. Совсем даже маленькое облачко пороховых газов. Винтовка выпадает из рук. Видно, как Передерий покачнулся, словно оступился... Дальше Света не смотрит. Она уже в трех метрах от позиции.

Дальше, дальше, дальше... Не пригибаясь, а почти стелясь, прочь от сжимающей лавровый венок из листовой меди монументальной Славы, по тренькающей под каблуками кровле, дальше, дальше, дальше, двести шагов по дуге и сто шагов прямо. А вот и обозначенное в чертеже слуховое окно, дальше, дальше, дальше. Слишком темно по сравнению с внешним миром – она налетела на косо прислоненные картонные силуэты с приклеенными желтыми мишенями, и те легли на пол чердака пасьянсом. Захрустел под ногой окуляр списанного противогаза. Стоп, здесь по плану нужно сорвать маскхалат. Он так и сшит, чтобы содрать его в два притопа, три прихлопа.