Борис Штерн - Реквием по Сальери

А Людвиг ван Бетховен приставит ладонь к уху и переспросит: «Что вы спросили?.. Не расслышал, извините.»

«Моцарт, спрашиваем, кто такой? — обозлятся добрые люди. — За что деньги плочены? Что этот пресловутый Моцарт такого сделал?»

А Франц Шуберт пожмет плечами: «Не помним… Не знаем… Нету такого… И никогда не было.»

И тогда Ференц Лист вздохнет и поправит: «Был Моцарт, да весь вышел.»

Вот до чего додумался хитрый Сальери — убить Моцарта медленной и мучительной смертью его же собственными руками, безо всякого цианистого калия.

И вот однажды Антонин Иванович, наблюдая из своего прекрасного далека за раздвоением и смертью Моцарта, которую сам же подстроил, очень развеселился и решил отметить это событие, помянуть Моцарта добрым словом, все же Моцарты умирают не каждый день. Купил бутылку относительно дешевого китайского спирта, включил телевизор и сел за старенький клавесин своей юности, что на его даче в Перестройкино. Смотрит себе футбол «Спартак» «Тмутаракань», наливает рюмашку, наигрывает «Чижика-пыжика» и душевно отдыхает — что старику еще надо?

Выпил рюмку, выпил две…

Чувствует: закружилось в голове, а в животе что-то не тово… Спирт какой-то плохой попался… То ли древесный, то ли метиловый (что-то китайцы не в себе в этом деле, авторучки не в пример лучше делают). Короче, выпил Сальери на всякий случай третью рюмку, не досмотрел первый тайм и… как говаривал его великий тезка, Антон Павлович Чехов: «Лег на диван и… помер»

Занавес медленно-медленно опускается

Антракт

Зрители бегут в пустой буфет,

где, кроме китайского спирта, ничего не наливают.

Во 2-м действии партию умершего Моцарта

исполняют два других танцора:

Экс-Моцарт

и

Лже-Моцарт

Дача Сальери в Перестройкино.

Диван, клавесин, телевизор.

На диване лежит Сальери.

По телевизору идет программа «Время».

Не помер Сальери, не помер! Живой! Это Моцарт умер, как и положено, а Сальери — живой!

Спирт конечно был дрянь, Сальери плохо себя почувствовал, испугался и прилег на диван, примерился…

Но все как-то обошлось. Проспал весь второй тайм вместе с программой «Время» и очнулся сразу после спортивных новостей («Спартак» все-таки сумел выиграть у «Тмутаракани» один-ноль — браво, маэстро!), как раз в тот момент, когда какой-то странный человек в черном костюме с красными глазами брал интервью у Моцарта о состоянии музыкальных дел в стране.

Смотрит Сальери и не понимает: в глазах, что ли, двоится?.. Печка одна, двустволка — одна, рояль, самовар, черный человек — одни, а Моцартов — двое!..

Вроде, Моцарты, и… вроде, не Моцарты. Похожи на Моцарта и… не похожи на Моцарта… Один, Лже-Моцарт — обрюзгший, с животом и вторым подбородком; другой, Экс-Моцарт — облысевший дистрофик с кривыми ногами.

«О чем интервью-то?» — пытается сообразить Сальери.

«Ну-с, расскажите, что там у нас с музыкой происходит?» — спрашивает обоих Моцартов этот черный человек с мэфистофэльской ухмылкой.

«Сплошная разруха, как и везде», — отвечают братья-близнецы и начинают жаловаться на свою жизнь: что им и ТО мешает, и ЭТО…

«А я слышал, завтра у вас презентация музыкально-акционерного общества „Реквием“?..» — перебивает черный человек, думая о чем-то своем.

«Ну да», — отвечают Псевдо-Моцарты.

«Похоронное, что ли, общество?»

«Ну да… Хоронить-то надо с музыкой», — вроде бы оправдываются близнецы.

«А с прибылью — что намерены делать?»

«Прибыль пойдет в „Фонд помощи пьющим и незакусывающим музыкантам“.»

И так далее: прибыль, акции, дивиденды.

Не интервью, а допрос какой-то…

И ни слова о Сальери!

Эти преступные господа, убившие в себе Моцарта, так заработались на посту Сальери, что про самого Антонина Иваныча намертво забыли. Раньше у Сальери брали интервью и этот… как его — с акцентом и с сигареткой, и тот… который с наушниками, и даже тот самый — с именным подарочным револьвером, а сейчас Сальери уже нуль без палочки, и какой-то странный человек, похожий на следователя ОБХСС, берет интервью у этих плохих танцоров, которым, как известно, и ТО, и ЭТО, и ВСЕ мешает.

«Вот так: умрешь, и никто по тебе даже „Реквиема“ не сочинит! злится Сальери, сползая с дивана. — Ну, погодите! Я уважать себя заставлю! Будет вам первый труп, будут вам образцово-показательные похороны!»

То ли от старости, то ли от дрянного спирта, но Антонин Иваныч задумал шутку совсем уж бородатую и дурного тона — отправился поздним вечером по перестройкинскому бездорожью на телеграф и послал срочную телеграмму, воспользовавшись сонной и неопытной телеграфисткой (а сколько раз ее предупреждали: «Анюта, не спи на работе!»):

ТЕЛЕГРАММА

БЕТХОВЕНАМ, ШУБЕРТАМ, ЛИСТАМ, ВСЕМ СОВЕТСКИМ КОМПОЗИТОРАМ

ТОЛЬКО ЧТО СКОРОПОСТИЖНО СКОНЧАЛСЯ САЛЬЕРИ

ПОХОРОНЫ ЗА ВАШ СЧЕТ

И ни слова о Моцарте.

К прежней обстановке ЦД Композиторов добавляются:

японский телевизор,

небольшой складик ксероксов и компьютеров,

коллекция пустых причудливых бутылок

с иностранными наклейками,

пустые коробки из-под гуманитарной помощи

и прочие приметы нашего времени.

Так конечно порядочные люди не поступают. Хочешь, чтобы тебя уважали, — умирай честно и не будоражь общественное мнение. Но, что дозволено Юпитеру, то затравленному старику простительно. Тем более, Антонин Иваныч под телеграммой честно подписался: «САЛЬЕРИ». Дураку понятно. Даже умный подумает-подумает и поймет: шутка.

Но случилось непостижимое: телеграмму доставляют в ЦДК заполночь, а там вовсю идет генеральная репетиция завтрашней презентации похоронно-акционерного общества «Реквием». Шампанского для отмыва грязных денег заготовлено рекой, голых девочек — толпой, весь кордебалет задействован; кто спит, кто просто лежит, как вдруг телеграмма: «СКОРОПОСТИЖНО…» И все принимают эту телеграмму за чистую монету и хватаются за головы — завтра презентация, а тут Сальери такое учудил! И никто не знает — горевать или радоваться. Смерть — она всегда не во время, но тут, вроде бы, в самый раз… И никто не замечает, что под смертью Сальери стоит подпись «САЛЬЕРИ», к тому же не заверенная участковым врачом.

А Псевдо-Моцарты хватаются за головы первыми: им же первым и докладывают: «Сальери Антонин Иваныч померли только что под Москвой, хорошо, что не под забором; причина смерти неизвестна, но все равно, хоронить надо.»

«А может, не надо?.. — трусливо думает Экс-Моцарт. — Может, он как-нибудь сам… без нас?..»

«Дурак! — отвечает Лже-Моцарт, подставляя граненый стакан под тульский самовар. — Похороны Антонина Иваныча нам никак нельзя выпускать из рук. Когда мы еще такой труп найдем? Похороны Сальери будут почище любой презентации. Давай, вспоминай, кого мы хоронили за счет Союза Композиторов?»