Сергей Мусаниф - Во имя рейтинга

Главная угроза Трое — все-таки не Ахилл.

Но сейчас его надо устранить в первую очередь.

Ахиллес должен умереть.

Но способен ли кто-нибудь его убить?

Полковник Трэвис

Вооруженный подобранным с земли обломком копья, Гектор заступает дорогу сыну Теламона.

За его спиной Эней заносит кинжал. Готов поставить свою месячную зарплату против дырявой сандалии Ахиллеса, что кинжал Анхисида отравлен.

Убьет?

Гектор уворачивается от смертоносного молота Аякса. У меня не было бы сомнений в исходе их поединка, если бы до этого Приамид не лишился своего оружия в схватке с Ахиллом. Аякс силен и хорошо сражается, но равным Приамиду он никогда не будет. Говорят, что Аякс упражняется в воинском искусстве с двухлетнего возраста. В таком случае Гектор родился с мечом в руках.

Молот разбивает на части щит троянца. Шлем уже давно слетел с головы Приамида, его волосы развеваются в такт движениям головы.

Эней бьет Ахилла в пятку кинжалом и промахивается. Кинжал вонзается в землю, разъяренный сын Пелея скидывает с себя Основателя и вскакивает на ноги.

Молот описывает круги над головой Аякса.

Дэн

И самое странное, что никто никого так и не убил.

Гектору удалось оглушить Аякса обломком копья, и, пока доблестный сын Теламона мотал головой, как бык на корриде, троянцы успели отступить. Ахиллес рвал и метал, на пару с подоспевшим Патроклом пытаясь пробиться к троянским вождям, но опомнившиеся после прорыва Диомеда воины Илиона сомкнули ряды так, что даже Ахиллес не смог прорвать их защиту.

Кипящий досадой Одиссей развернул свою колесницу и покинул поле боя.

Гетайры аргосца не стали развивать свое преимущество и начали сдавать позиции. Диомед буквально вынес с поля боя ничего не соображающего Аякса.

Битва постепенно стихала. Войска нехотя расходились, Скейские ворота были открыты, и троянцы втягивались под защиту городских стен.

Эта война никогда не закончится.

Полковник Трэвис

— Я разговаривал с прадедом, — сообщил Одиссей, стаскивая с себя доспехи. Его мускулистое тело было покрыто пылью. — С моим молодым хитрым прадедом. Он сообщает, что корабль из Микен, на котором плывет на заклание дочь нашего вождя, прибудет в Троаду завтра.

— Погано, — сказал Диомед. Он уже успел разоблачиться в своем шатре и теперь возлежал на шкурах, попивая вино и наблюдая за манипуляциями Лаэртида. — Думаю, наш малыш не будет тянуть со свадьбой.

— А после того как свадьба состоится, Агамемнону конец, — сказал Одиссей. — Как и его братцу, и всей линии Атридов. Не хочу сказать, что мне кого-то из них жалко, но воевать под командованием Пелида я не хочу.

— Ты думаешь, кто-то даст ему командовать? — спросил Диомед. — Формально я тут второй воевода. И армия моя уступает по размерам только микенской. А по доблести — вообще никому не уступает.

— Агамемнон вызвал меня вчера для разговора и чуть ли не приказал мне застрелить Пелида, — сообщил Одиссей. — Получается очень смешно. Прадед, как и его папаша с молниями, хочет, чтобы я убил Ахиллеса. Агамемнон, как и его младший братец с рогами, хочет, чтобы я убил Ахиллеса. Алекс, наш странный гость, тоже хочет, чтобы я убил Ахиллеса. А поганец все никак не умирает.

— Возможно, мама его оказалась достаточно умной женщиной и во время купания в Стиксе подержала его сначала за одну пятку, потом за другую. Вообще, я никогда в эту историю с пяткой не верил, — признался я. — Слишком глупый прокол.

— Допустим, — согласился Одиссей. — Может, она его вообще не за пятку держала, а, скажем, за волосы. И куда его разить в таком случае?

— Туда, куда вода не затекает, — посоветовал Диомед, прикладываясь к вину. — В задницу, например. Одиссей богоравный, муж, преисполненный козней различных и мудрых советов, в зад Ахиллесу Пелиду копье он нацелил, и поразил гада в самое срамное место…

Одиссей расхохотался.

— Между тем, в этом предложении присутствует логика, — сказал я. — Конечно, выглядеть это будет не совсем эстетично, и удар очень сложно сделать смертельным, но если копье отравить…

— Я — лучник, — сообщил Одиссей. — По копьям у нас Тидид главный.

— Я, конечно, главный, — согласился Диомед, — Особенно по копьям. Но меня никто не просил, между прочим. Ни Зевс, ни наместник его Агамемнон.

— Я тебя попрошу, — сказал Одиссей.

— Нет, — сказал Диомед. — Бить в спину… Может быть, так и ведут себя басилеи занюханных островов, но ванакту Аргоса такое не пристало.

— Не в спину, — уточнил Лаэртид. «Занюханный остров» он поминать не стал. — Чуть пониже.

— Я безмерно уважаю Клеада, своего оруженосца, и не могу представить, как он будет отмывать мое оружие после такого удара.

— Возьмешь другое.

— Поищи лучше другие пути, друг.

— Основа надежности любого предприятия в его простоте, — заявил Одиссей. — Тут все просто. Ахиллес уязвим для копья. Ты — копейщик. Чего еще искать?

— Я отказываюсь, — сказал Диомед. — Пусть меня об этом лично попросят заинтересованные стороны.

— Тебе нравится идея бесконечной войны?

— Я сейчас еще вина выпью, и мне все будет по приапу.

— Выпей вина и вколоти копье ему в зад.

— Столько даже я не выпью.

Дэн

Академик Северов, светило науки, приносящей миллиарды долларов телевизионному магнату, выглядел затравленным зверем. Он похудел на пару килограммов, а поскольку и раньше не обладал тучной фигурой, то сейчас выглядел как жертва концлагеря. Одежда пребывала в полном беспорядке, на лице — недельная щетина, а в глазах — бездна тоски.

— Мне больше не с кем здесь поговорить, Данил, — признался он, закрывая дверь в мой кабинет. — Оборудование зафиксировало еще три сильных энергетических скачка, никак не связанных с графиком передачи данных, но это никого, кроме меня, не волнует. Я прорубил туннель во времени, а теперь по нему туда-сюда шастает что-то большое и непонятное.

— Вы на самом деле думаете, что кто-то шастает?

— Я уже не знаю, что мне думать. Кстати, вы тоже не слишком хорошо выглядите, Данил. У вас проблемы?

— Я тоже вижу что-то непонятное, — признался я. — Правда, больше всего мне непонятно то, чего я не вижу. Слово «Италия» вам что-нибудь говорит?

— Это название какой-то европейской провинции?

— Нет. Хотя можно сказать и так.

— Тогда я не знаю.

— А Рим?

— Что-то такое вертится в памяти… Извините, не помню.

— Конечно, поздно об этом спрашивать, но вы не думали о том, что существование туннеля может вызвать временные парадоксы?

— Нет. Прошлое — это то, что уже свершилось, и настоящее незыблемо. Я не вижу никаких изменений.

— В том-то и соль, что, если эти изменения произошли, мы не могли их увидеть.