Сергей Панарин - У реки Смородины

– Тпру, залетный! – Стоеросыч поднял руки-ветви. – Шутковал. Мы, леший народ, изрядно любим шутку. Как старая кочерыга поживает?

– Кто?

– Глухой, что ль? – крякнул леший. – Как там Скипидарья?

– А, хорошо. Гадает помаленьку.

– Горазда, песочница, горазда. Ты-то чего приперся? Как зовут?

– Егором. Так ты – леший?!

– Он самый.

– Отрыв башки! Я, это… Пришел дракона мочить. В смысле, убивать.

Стоеросыч скептически глянул на меч:

– Вот этим ножиком зарубишь?

– Другого нету, – вздохнул Егор-Емеля.

– Ладно, подсоблю я тебе, милок.

– Дай, я тебе руку пожму, – горячо проговорил Егор и принялся трясти ветку, очень напоминающую человеческую кисть.

– Ты что?! – Леший вылупил янтарные глаза. – Нельзя нам руку жать.

– Что, примета плохая? – насторожился ефрейтор.

– Хуже! – трагично заявил Стоеросыч. – Дело в том, что у нас, леших, нет рук. Лапы у нас.

Его смех сильно походил на треск, и Емельянов-младший испугался, не разломится ли «старый пень».

– Это хорошо, что ты припожаловал. Змей обуял, это верно. Лес топчет, гнезда разоряет, вон, зверье все перепугалось. Лоси ушли, олени тоже. Они чуют гадину. Кабаны остались. А деревьев пожег, мать моя дубравушка!.. Большой, оглоед, хотя я его не видел.

– Как же так?

– Он – дракон, порождение магии огня и воздуха. Я – дитя стихии лесной, от земли род веду. Мы друг друга не видим. В деле волшебства всегда так. Но следы его приметные я встречал. Близко он, совсем близко. Мается, орет. Голодный, наверное.

– Что же мне делать?

– Да, ты хоть и большим вырос, но змея собою не прокормишь. Слушай внимательно. Во-первых, драконы не переносят человеческого запаха.

– А как же они людей едят?

– Хм… Ну, вот тебе нравится запах живой свиньи? А мясо, небось, за милу душу уплетаешь.

– Ясно.

Леший испустил причудливую трель: нечто среднее между птичьим пением и автоматной очередью. Через минуту на его лапу села серая пичужка с травинкой в клювике. Стоеросыч взял травинку, пташка улетела.

– Вот тебе заповедная бальзам-трава. Мало кто знает, что она отбивает любой запах. Раньше ею ваших мертвецов отмачивали, если нужно было долго тело хранить. Отщипни чуть-чуть, разжуй и проглоти. Остальное сбереги, вдруг пригодится.

Егор так и поступил. Леший продолжил:

– Во-вторых, дракона умертвить сложно. Лучше его прогнать. Некоторые змеи не выносят грубости матерной, другие обижаются на обзывания. В большинстве своем драконы к словам равнодушны, пока не заденешь какое-нибудь больное место. Еще их можно заболтать, то есть наплести с три короба. Дракон соловеет, засыпает, и делай с ним, что хошь.

«Е-мое! – запаниковал ефрейтор. – Тут Ваня развернулся бы. С его языком дракон не только бы заснул, но и сдох бы! А я-то…»

– А можно его как-нибудь без слов ухайдакать? – не выдержал Егор.

– Меч-кладенец помог бы, только где ж его взять… Девственницей приманить? Жалко душу невинную, я имею в виду драконью… Шучу! Вот что, Егор. Ежель в словесах не шустр, то рази проклятого промеж глаз. Там у него слабое место.

– А если у него три головы?

– Тогда вилы надо было брать, – рассмеялся Стоеросыч.

Его юморок стал напрягать дембеля.

– Что-нибудь еще подскажешь полезное? – раздраженно спросил парень.

– Дай-ка подумать. Мой руки перед едой.

Ефрейтор зарычал. Леший замахал ветвями:

– Ну, не злись, милок. Я же предупреждал: лесной народ потешиться любит. А над кем еще посмеешься, как не над вами – людями? Это тебе еще повезло. Самая любимая шуточка у нас – игра в потеряшки. Заведем, запутаем, человечишко шел в Тянитолкаев, а вышел к Задолью.

– Не вижу ничего потешного, – хмуро проговорил Егор.

– Извиняй, милок, природу смешного в два счета не объяснишь. Я тебя лучше направлю прямо на змия. Мне вот сорока подсказывает, надо тебе вон на ту елочку идти и далее прямо. Если что, слушай сорочий крик, так и выведет. Ну, считай, славу ты уже снискал. Песни про тебя напишут при любом раскладе. Удачи.

Пожелание утонуло в утробном рыке дракона. Потом раздалось шипение.

Настала тишина. Даже птицы смолкли. И ветер. Так продолжалось несколько мгновений, затем лес ожил.

Емельянов-младший поблагодарил Стоеросыча и двинулся дальше. Впереди то и дело мелькала черно-белая сорока. На небе неестественно быстро сгущались сизые тучи, только Егору было не до них:

– Славу снискал, песни напишут… Тут бы выжить, еханный бабай!

Первыня вернулся из леса и явился с докладом к Станиславу. Долговязый боялин нетерпеливо вскочил навстречу дружиннику:

– Ну, что?

– Отвел. Он потопал к дракону. Теперь ждем. Дозорные с леса и дороги глаз не сводят.

– Это все?

– Да. То есть нет! Егор сказал, что он совсем не немчуриец.

Драндулецкий отступил на шаг. Растерянно развел руками:

– А кто же он?

– Он из Рассеи, – рубанул Первыня.

– Откуда?!

– Из Рассеи.

– Ты пил? – Боялин стал с подозрением принюхиваться.

– Ни капли, – торжественно изрек дружинник, и фонарь под его глазом чуть ли не засветился. – Перед смертью мужчина врать не станет. Егор так сказал, что я поверил. В жизни всякое приключается. Правда богов такова. Знать, пришло время, когда древние взялись за наше спасение. А ты их в темницу да змею на расправу.

– Эвон как ты заговорил, Первыня, – удивленно произнес Драндулецкий. – Пора тебе в волхвы идти. Видать, крепок удар оказался, не одним синяком ты отделался. Все, иди, иди, отдыхай. Отвара успокоительного выпей.

Боялин Станислав опоздал с отварами. Еще по дороге потрясенный дружинник стал рассказывать на каждом углу, что двое странно одетых чужаков вовсе не иноземные послы или злочинители, а герои древней Рассеи, ниспосланные богами. Народ подхватил новость, погнал по всему Тянитолкаеву. В канун войны да с драконом, разоряющим округу, приход спасителей был как нельзя кстати. Люди поверили, зашумели. Они пока не знали, где точно остановились чудесные герои и как их приветили, а то Драндулецкому пришлось бы туго.

Станислав крепко задумался: «Вдруг бестолочь прав и братья не немчурийцы? Тогда, с одной стороны, не случится скандала с кайзером. С другой стороны, кто эти люди? Неужто возможен приход предков на нашу грешную землю? Чур меня, чур!»

Он помучился, крутя рыжий вихор, и отправился в подвал. За боялиным тихо покатился колобок.

Иван изводился, сидя в каморке. С тех пор, как его покинул головорез с мечом, прошло больше половины дня. В голове крутились черные мысли. Старшой старался их изгнать, отвлечься, но раз за разом возвращались дурные предчувствия. В основном, вспоминалось, что Егор ужасающе невезуч. Узник обратился к школьным годам. Впервые близнецы влюбились в третьем классе. И оба – в Олю Зоренко. Она предпочла Ивана. А сколько раз младший срезался на соревнованиях, даже не дойдя до ринга? А неудачи в учебе? В классе было правило: «Никогда не прогуливай с Емелей!» Потому что всегда влетало. Притягивал он несчастья.