Сергей Панарин - У реки Смородины

– Довольно! – резко вступил боярин Гордей. – Увы, девчонка в огромной опасности, и мы не знаем, доживет ли она до всенародного веча. Я отчего-то сильно сомневаюсь, что смерть Велемудра была последней.

– Ах, вот ты как заговорил! – Ярий встал над столом, наставляя перст на ценатора. – Я чуял, что ты причастен к убийству великого князя. Но чтобы так прямо…

– Но-но, дружина, – поднял руки Гордей. – Я всего лишь поделился с вами подозрениями. А коль ты имеешь неопровержимые доказательства, то изволь их предъявить!

– Спокойнее, уважаемые, – тихо вклинился в перепалку жрец. – Вчера боги дали мне знак. Воистину их мудрость безгранична и непостижима… Сядь, доблестный Ярий. Видел я чудный сон, в коем сошла на землю мудрая Мокошь и говорила со мной, как мать с заблудшим сыном. «Есть среди нас глава, – сказала мне великая богиня доброго жребия, – но и прочие помогают ему всеми силами. Случается поспорить, только разумные спорщики всегда найдут благое решение». Так будем ли мы с вами грызться, аки блудливые псы из-за дохлого сизаря, или станем помогать нашей будущей княгине с трех сторон, по-братски не забывая о чаяньях друг друга?

– Без обмана? – спросил воевода.

– Без.

Ценатор дотронулся до носа, подумал и сказал:

– Вполне здравое решение. Я обсужу его с боярами.

– Наша беседа отнюдь не закончена. Пока я жив, тебе, Рогволд, Легендограда не видать… Но пока отложим склоки, – хмуро резюмировал Ярий. – Есть дело святое и скорбное. Перейдем к нему.

И тройка самых влиятельных людей Легендограда стала обсуждать подготовку похорон князя Велемудра.

Явившийся на смену брату Иван еще в пути почувствовал, что произошло нечто особенное. Слишком уж изводился паренек-провожатый. Он явно хотел выплеснуть какие-то новости, но сдерживался.

Потом выяснилось, что мальчонка тащит Старшого совсем не туда, где была почивальня Василисы. Дембель пожал плечами, но внутренне собрался: мало ли что местные начальники отчебучат? Вдруг с какого-то перепугу повторится ситуация с Драндулецким? Не хотелось снова загреметь в застенки, тем более здешние обязательно будут сырыми и холодными – камень все-таки.

Иван увидел Егора и облегченно вздохнул. Правда, правая рука младшего брата была замотана белой тряпицей, и на ней отчетливо виднелись красные пятна.

– Дрался? – с тревогой спросил Старшой.

– Дал одному в дыню, – расплылся в довольной улыбке ефрейтор.

– Потому и переехали?

– Угу.

Сзади неслышно подошел Федорин:

– Ну, рассказывай, Егор, как льва победил.

– Льва?! – почти шепотом протянул Иван.

– Угу, – подтвердил Емельянов-младший. – Ночью нарисовался в коридоре каменный лев. Попер на меня. Я его остановил. Он мне лапами в грудь. Я как влечу в комнату княжны! Рассердился, конечно. Обратно выпрыгнул и, не раздумывая, ему в лобешник. Он и того.

– Это хорошо, что не раздумывая, – промолвил Старшой. – Так ты, наверное, руку в муку сломал.

– Не-а. Так, вывихнул палец и костяшки сбил. До свадьбы заживет, – беспечно ответил Егор.

– Значит так, витязи, – вклинился Радогаст. – Меня с-смущает, что вы беспечно относитесь к происходящему. Льва подослали умертвить Василису. Если злоумышленник действует столь изощренным способом, то ей угрожает чудовищная опасность. А нынче похороны. Посему ты, Ваня, держи ухо востро.

Младший побрел спать, Федорин упылил по сыскным делам. Иван проторчал около получаса в одиночестве, затем дверь спальни отворилась, и к нему вышла Василиса.

Она была одета во все белое. Бледное лицо, прекрасное и печальное, навсегда осталось в памяти Старшого как пример идеального очарования.

За княжной следовал дядька Почечуй.

– Пойдем, витязь, – тихо сказал он. – Нынче будет трудный день.

Они покинули дворец и оказались на площади, заполненной людом – от первейших вельмож до распоследней черни.

Емельянов-старший не запомнил церемонии, более того, он за ней не следил. Перед ним стояла совсем иная задача: не допустить покушения на княжну. Инструкции Федорина были четче некуда.

К тому же Иван с детства не любил смотреть на трупы. Трупы вызывали у него чувство отвращения и скорбь по поводу того, что и он когда-нибудь будет выглядеть ничуть не лучше.

А конкретные останки Велемудра он рассмотрел на месте преступления.

Помост с телом князя покоился в центре площади.

Лица, лица, лица проносились перед взором стража. Здесь были и ценатор Гордыня со всеми боярами, и волхв Рогволд, возглавивший церемонию, и хмурый воевода подле полка статных дружинников. В чреде смутно знакомых людей промелькнул и Федорин. Он расположился чуть поодаль и внимательно наблюдал за толпившимися вельможами до самого конца обряда.

Иван уже знал, что народ любил Велемудра. Князь не лютовал, не драл трех налоговых шкур, слыл тихим нравом и острым умом. При покойном не случилось войны, мора и голода.

Нынче же масштабы почитания достигли гротескных. Старшой никогда не понимал, зачем на некоторые современные похороны зовут специальных старух-плакальщиц. Они превращают повод уважить уходящего в натуральный фарс. Так вот, нынче простолюдины плакали не по заказу. Дембель был в этом уверен.

На рожах представителей знати, наоборот, читались плохо скрываемые скука, ненависть к князю и алчный интерес: что же дальше? Кто будет после Велемудра? Сядет ли девчонка на престол, и кто ею будет вертеть?

Следовало отдать должное сильным государства сего – никто не потревожил Василису до похорон родителя. Но уже завтра ей придется ох как туго.

Только все это завтра. Сейчас Иван выхватывал из толпы новые и новые лица, жесты, резкие движения, готовый в любой момент защитить стоящую чуть впереди княжну.

Волхв Рогволд произнес краткую речь, в которой назвал усопшего благим правителем, а время его княжения спокойным и благодатным.

– Давайте запомним нашего великого князя Велемудром Ненапряжным.

В толпе раздались одобрительные крики.

Ничего не случилось, пока пелись погребальные гимны. Все было тихо, когда запылал подожженный волхвами помост из пропитанных специальным составом бревен. Похоронный костер сгорел за час. От Велемудра остался лишь пепел, и Рогволд удовлетворенно закивал. Очевидно, это было добрым знамением.

– Вот и все, – промолвил слепец Почечуй.

Крепившаяся всю церемонию Василиса всхлипнула и стала оседать наземь.

Иван ловко подхватил княжну.

Толпа ахнула.

– Обморок! – крикнул воевода.

– Обморок… Обморок… Обморок… – пронеслось в зашевелившейся толпе.

Парень поднял девушку на руки и понес во дворец. Все приотстали, даже воспитатель.

В коридоре Емельянов-старший почувствовал, что княжна очнулась – напряглось тело. Василиса приоткрыла глаза, оценила происходящее и шепнула Ивану: