Андрей Белянин - Жениться и обезвредить

Короче, он опять лез немытыми граблями в квашеную капусту тётки Матрёны. Она подняла хай, бабы в очередной раз поддержали, и наш недоумок не придумал ничего умнее, как цапнуть начатый бочонок и бежать. Естественно, продавщицы кинулись за ним, благо до отделения недалеко. Ну и за нашими воротами Митенька осмелел, при поддержке еремеевцев намереваясь изобразить мне свой беспардонный поступок как арест изготовительницы на продажу недоброкачественной пищевой продукции с конфискацией содержимого бочонка в качестве вещественного доказательства. И кстати, он во всём прав! Типа я же сам могу лично засвидетельствовать, что ночью его скрутило и припёрло, а такое могло произойти лишь по причине некондиционного товара. Стало быть, казнить его не за что, а вот наградить надобно.

Олёна к концу рассказа уже хохотала в углу как ненормальная. Судя по всему, она думает, что у нас тут каждый день так весело. К этому времени в горницу вошла нахмурившаяся бабка, и Митяй быстренько слинял во двор в ожидании указаний по службе…

– Как результаты экспертизы? – для виду поинтересовался я, хотя почти на сто процентов знал ответ.

– Двух экспертиз, – задумчиво буркнула Яга, усаживаясь за стол. – Капусту вчерашнюю я заодно проверила. Нешто, думаете, вашу беготню ночную от меня, старой, скрыть можно? В общем, плохо дело, участковый.

– В каком смысле?

– Да ты, девка, не напрягайся. – Моя домохозяйка зыркнула на навострившую ушки Олёну. – Твоей вины нигде не отмечено. И дверь в порядке, и капуста квашеная выше всяких похвал! Всё замечательно, всё как надо, в лучшем виде всё! Непонятно только, с чего ж она вчерась не открылась и отчего у мальчонки нашего всё пузо свело.

– Случайность?

– Ага, она самая…

Браться за блокнот смысла не имело. Всё опять упирается в полное отсутствие хоть сколько-нибудь серьёзных улик. Единственная зацепка – факт смерти возчика. Мы опять вернулись к той же точке, с которой начали.

У нас было много разных дел. Среди них попадались как очень лёгкие, так и безумно непростые. Но чтобы вот так – всё шло навыворот с самого начала… Вот сейчас бы самое время сказать, что «хуже не бывает», а потом неискренне удивиться: «Ах, всё-таки бывает!» И это будет абсолютно справедливо, потому что в горницу заглянула раскрасневшаяся царица, вежливо объявила всем «гутен морген», протопала по лесенке наверх, а уже через пару минут, переодевшись и расчесавшись с похвальной армейской скоростью, она выложила передо мной лист бумаги.

– Дас ист заяфление участковому, – коротко пояснила государыня, принимая из рук моей невесты чашку чая.

Яга нервно хихикнула, закрыв лицо руками, типа она в этом шоу по старости лет уже не участвует. Меня снова оставили один на один с «проблемой». Причём с проблемой государственного масштаба…

– Читаю вслух, – зачем-то оповестил я. – Сейчас. Тут вообще-то сплошные грамматические ошибки, но… я так понимаю, писать по-русски вы ещё только-только учитесь. «Господину Ивашёву (Ивашов через „о“ пишется!) в полицейское управление (в милицейское!) от гражданки-царицы Лидии Карповны (круто звучит!) заявление»… Так, если никто не против, дальше я просто читаю, без комментариев, ошибки отдельно подчеркну потом, дома аккуратно перепишете и ещё раз к нам. Итак, «Господину Ивашову в милицейское управление от гражданки-царицы Лидии Карповны заявление. Прошу предоставить мне место в отделении в связи с уходом от мужа. Согласна на любую работу. Умею шить, вязать, стрелять из пистолетов, готовить, знаю три языка, вытираю пыль, мою пол. Жалованье – исходя из штатного расписания. Временным жильём обеспечена. Прошу удовлетворить». Дата, подпись, личная печать. И что это значит? Каким ещё «временным жильём» вы тут обеспечены?!

– Не тут, – гордо выпрямилась государыня. – Я есть жить в Немецкой слободе, а слюжить Родине здесь! Ви уже имел честь со мной бить в деле, и ви знайт, что я есть не подведу, у фас можно слюжить женщине?

– Э-э… вообще-то в отделении практически мужской коллектив.

– Герр, мутер Яга – не женщина?!

– Это единичный случай.

– А фаша нефеста Олёнушка? – с чарующей улыбкой начала загибать пальчики Лидия Адольфина. – И я знаю, как в нашем народе поговорят поговорк «Бог Троицу льюбит»! Я быть третий. Ви мне не отказать!

– Почему это?

– Потому что тогда я вся буду очень горько плакать.

Мне пришлось попросить тайм-аут на размышление и выманить бабку в сени. Олёна, утешая, гладила царицу по голове, подсовывая ей плюшку, а мы с нашей опытнейшей эксперт-криминалисткой резко провели внеплановое совещание. Митяй тоже подал пару реплик, но они были не по существу и касались скорее психотипа поведения Гороха как несостоятельного мужа, а потому записи в протокол не подлежали. В целом, если кратко, у нас получилось следующее:

– Наша Лида на пределе. Ещё чуть-чуть дожать, и вся её хвалёная нордическая крепость рухнет в слезах и истерике. Вежливо выпроводить её мы не можем, некуда ей идти. Кнут Гамсунович наверняка не одобряет её демарша, но в крыше над головой не откажет, исходя из принципа «милые бранятся – только тешатся».

– А царь? – убито вздохнула наша старушка.

Я тоже вздохнул:

– Ну а что, в сущности, царь? Тут всего два варианта: либо он на фиг сровняет с землёй всё отделение, а нас полной опергруппой зашлёт на Магадан, либо… просто казнит. Чего тут непонятного?

Мы с Ягой коротко, по-родственному, обнялись и вернулись в горницу. Олёна смотрела на меня так, словно только я на всём белом свете мог погрозить пальчиком венценосному мужу её подруги. В случае невыполнения мной этого самоубийственного подвига она берёт своё слово обратно и за такого низкого труса замуж не выйдет. Может, конечно, я чего и преувеличиваю, но в дверь постучали, и прибежавший со двора Митька доложил о визите дьяка Филимона Груздева с жутко срочной депешей от государя…

– Зови, – прокашлялся я. – А всем остальным быстренько приготовить тут всё… для встречи важного гостя!

Когда это чучело огородное, этот панк в сутане, этот гейша-трансвестит в подряснике с недощипанной бородёнкой сунулся к нам в горницу, мы встретили его полным парадом. Баба-яга, в кузнечных перчатках и противогриппозной маске на лице, что-то мудрит с порошками и бытовой химией, время от времени завывая и цыкая зубом на кота. Кот Вася, вздыбив шерсть, то есть зримо увеличившись на четыре с половиной килограмма, опасно раскачивается на печке с самым зверским выражением в глазах и зелёными искрами, пробегающими по загривку. Под печкой сидит, скрестив ноги в новых чувяках, наш азербайджанский домовой, сияет белозубой улыбкой и демонстративно точит тесак размером чуть меньше собственного носа. Моя Олёнушка, бывшая бесовка, бывшая преступница, напевая тихую колыбельную, мастерит из девичьей ленточки недорогую удавку. Матушка государыня, подоткнув подол и засучив рукава, со здоровым немецким энтузиазмом намывает в лохани посуду. И только я скромно сижу за столом с раскрытым блокнотом, честно выполняя свои служебные обязанности – «приём заявлений от населения с 8 до 12».