Сергей Платов - Зимнее обострение

— Там типа бунта что-то или гулянье какое! — отрапортовал богатырь.

— Что типа?! — завопил Зосима, возвращая кружку на стол и старательно дуя под рубаху.

— Хорошо, что вы не в кольчуге были, — заботливо отозвался стражник, — типа гулянье.

— Да, хорошо… Так что там, гулянье или все-таки бунт?

— Что-то среднее, — философски пожал плечами посыльный, всем своим видом показывая, что его дело сообщить, а начальство для того и получает большее жалование, чтобы решать подобные проблемы.

Главный тюремщик привычно покряхтел, встал из-за стола и, прихрамывая, направился к огромному сундуку, занимающему добрую четверть горницы. Кованная железом крышка со скрипом поднялась, и на свет божий была извлечена кольчуга. Ее длинный рукав протащился по дну и звякнул по струнам.

— Гусли тоже захватите, на всякий случай, — подсказал скучающий в дверях богатырь, — я же говорю, там непонятно что происходит. Может, биться будем, а может, гулять.

— Гулять на службе по уставу не положено, — отрезал Зосима и отложил гусли в дальний угол сундука. Потом немного пораскинул мозгами и передвинул поближе: — А вот после службы можно.

Несмотря на больную ногу, Зосима передвигался довольно споро, так же споро он взобрался по лестнице на небольшую сторожевую башню, находившуюся справа от ворот. Посыльный не соврал, то, что открылось взору paтника, действительно сложно было идентифицировать однозначно.

— Никакой это не бунт, вон, в толпе, чуть ли не вся сотня Муромца, причем в полной боевой амуниции. Никогда не поверю, чтобы он бунтовать решил, — сделал первый вывод Зосима, и тут же получил возражение:

— А если ради дружбы? У него, между прочим, в темнице друг томится. Вот, поди, его и направляется спасать, по пути народ взбаламутил.

— Тогда, пожалуй, все же бунт, — нехотя был вынужден согласиться Зосима.

— Хотя, с другой стороны, чтобы Илья Муромец на такое дело со скоморохами пошел… Он бы все по-умному, по-тихому сделал.

— Тогда, пожалуй, праздник какой, а мы не знаем, — опять был вынужден согласиться Зосима. — Песни поют, пляски затеяли — точно праздник.

— А почто тогда к темнице топают? У нас тут место невеселое, отродясь никаких гуляний не было. Впрочем, вам решать, скажете — биться будем до последнего, а по-другому скажете, гульнем по полной. У нас, кстати, скоро смена заканчивается, так что сможем присоединиться к веселью с чистой совестью.

Биться тем не менее со своими сослуживцами да с городским людом совершенно не хотелось. Неправильно это, не по-людски как-то. Народные гулянья были бы, конечно, предпочтительнее, но только не в таком странном составе и не подле городской темницы.

Однако толпа приближалась, и нужно было срочно решать, как именно поступить в сложившейся ситуации. Тут до уха Зосимы донеслась странная песня — то ли про кошку, то ли про блудного кота. В общем, про кого-то из кошачьего племени. Еще с полминуты Зосима вслушивался, причем все его внимание сконцентрировалось не столько на тексте, сколько на одном из голосов, старательно выводящих песенные рулады. Наконец на губах старого вояки промелькнула еле заметная улыбка, и рука облегченно смахнула со лба выступивший пот.

— Не бунт это, впрочем, и не гуляния, это Изя. И то и другое в одном лице.

Как только все непонятки оказались сняты, разум Зосимы заработал с привычной четкостью и решительностью:

— Во двор пустить только Илью Муромца с десятком богатырей, не более. Остальные ратники пусть держат караул снаружи. Скоморохов и прочих зевак гнать в шею, нечего им тут делать!

— А Изя, его пускать? — На всякий случай уточнил подчиненный.

— Его не пустишь, — буркнул себе в бороду Зосима. — Конечно, пускать, и ежели с ним кто из «Дружины специального назначения», тоже.

Словно живая иллюстрация к его словам, на двор гулко шлепнулся Мотя и приветствовал окружающих небольшим снопом искр из трех голов.

— И тебе не хворать, — правильно понял Змея смотритель темницы.

Гореныш важно засеменил по снегу, подошел к старому ратнику и осторожно, но вместе с тем решительно укусил его за валенок.

— Мотю накормите, вишь, как оголодал маленький.

Трехголовый с явным удовольствием отметил изрядные умственные способности ратника и, не дожидаясь приглашения, зашлепал лапами по направлению к небольшому строению, откуда неслись вполне сносные запахи. Что ж, бывают ситуации, когда и тюремная баланда для негодующего от голода желудка покажется райским наслаждением.

Пока разбирались с вечно голодным Мотей, странная процессия наконец добралась до тюрьмы. Приказ Зосимы был выполнен в точности, и вскоре в приоткрытых воротах пред его глазами нарисовались остальные члены «Дружины специального назначения» в сопровождении погрустневшего Муромца и нескольких богатырей. Лишившаяся своего идейного вдохновителя толпа немного погудела и стала расходиться, во всю распевая вольную фантазию про Мурку, ветер северный и Владимирский централ.

Как только унялась суета и стих общий гомон, тут же прорезался голос главного виновника торжества:

— Зосима, привет! Как ты тут без меня? Нас, вишь, того и гляди, в расход пустят, так мы уж, позволь по старой памяти, до приведения приговора в исполнение у тебя перекантуемся?

— Э-э… — протянул Муромец, вспомнив, что в данный момент находится при исполнении и докладывать должен именно он.

— Ах да, чуть не забыл! — подсуетился черт. — Это наш друг, товарищ по оружию и, по нелепому стечению обстоятельств, конвоир Илья Муромец! Вы, конечно, знакомы, но это я так, для порядка. Говори, Илюш.

Муромец, и без того ощущающий себя не в своей тарелке, окончательно стушевался.

— Ну не хочешь, не надо, — тут же согласился черт. — Ты, Илюш, не волнуйся, пропишемся, как положено. Так, значит, на чем это я остановился? Ах да, мы тут некоторое время поживем. Надеюсь, все готово?

Последняя фраза относилась к начальнику княжеской темницы. В ответ старый вояка степенно кивнул.

— Отлично.

Тут Изя обернулся к коллегам:

— Значит, располагаемся, отдыхаем, заморим червяка, расслабляемся, а потом уже за дела наши тяжкие поговорим. Идите прямо за Зосимой, он проводит. А я быстренько.

С этими словами он подтолкнул коллег к входу в темницу, а сам принялся нашептывать что-то на ухо одному из стражников. Тот бросил умоляющий взгляд на свое непосредственное начальство, но старый вояка только рукой махнул: мол, делай, что он скажет. Когда арестованные уже скрылись за тюремными дверьми, до их слуха донеслось последнее наставление их коллеги. Делалось оно уже совсем не шепотом вслед удаляющемуся ратнику:

— Только не забудь сразу с порога сказать, что от меня пришел, а то он с тобой и разговаривать не станет, сразу чем-нибудь тяжелым по башке шарахнет.