Высоцкий Михаил - Башня Драконьей Кости

Авьен уже начала волноваться. Если в школе Ахима она, казалось, забыла, что мой покровитель - Ахтарил, бог пути, то теперь каждый день напоминала мне об этом. Ей казалось, что мы слишком долго засиделись в одном месте, что замок Кэй-Вэй уже выполнил свою роль, позволив ей обрести магию. Она говорила, что пора уходить, но я проявил стойкость и не согласился со своей даву. Мне тут нравилось. Это было очень покойное место, и я пока еще не хотел бежать за Авьен куда-то прочь, в неизвестность.

А через месяц произошло событие, которое стало поворотным в моей жизни. Все началось с того, что одна женщина, служанка, должна была родить. Но во время родов возникли какие-то осложнения, и ситуация стала критической. Повитуха, которая принимала роды, лекарь, которого она вызвала - они сказали, что ситуация безнадежная, что ни у женщины, ни у ребенка нет никаких шансов. Мать умрет, и ребенок тоже. Они не могли спасти никого из них, но кто-то вспомнил о нас с Авьен, и нас позвали попробовать хоть что-то сделать.

Я никогда не учился на гинеколога, а мои познания в лечебной магии ограничивались тем, как сбить у человека жар. Даже Авьен больше знала о процессе рождения, да и она была более сильным магом, чем я, потому первой попробовала что-то сделать. Когда же она вышла из комнаты, все поняли - бесполезно. Шансов нет, Авьен сказала, что тут уже никто не поможет, что смерть уже пришла, чтоб забрать мать с новорожденным ребенком, и нам остается лишь молиться за их души.

Тогда я отстранил Авьен в сторону, и сам зашел, чтоб сделать невозможное. Это было как откровение. Мне вспомнились все уроки из школы Ахима, слова Авьен внезапно подарили мне идею. Я подошел к роженице, и сказал:

- Я не могу тебя спасти. Никто не в силах тебя спасти, ты умрешь, это неизбежно. Но я могу спасти твоего ребенка. Ты хочешь, чтоб я это сделал?

Это был странный вопрос. Но женщина была не в том состоянии, чтоб об этом думать. Она плохо понимала окружающее, но мои слова дошли до ее сознания, и она кивнула.

- Хорошо. Но я не смогу сделать это без твоей помощи. Если ты хочешь, чтоб твой ребенок жил, то сейчас, умирая, ты должна думать только об одном. Что ты добровольно отдаешь свою жизнь мне, ты согласна, чтоб я использовал ее для проведение ритуала черной магии. Это единственный способ, как я могу спасти твоего ребенка. Ты сделаешь это?

Женщина еще раз кивнула, и мне оставалось лишь ждать. Ждать и надеяться, что она умрет раньше, чем ребенок, что у нее хватит силы воли и желания подарить мне свою смерть, а у меня - умений, чтоб вытянуть с того света ее новорожденного сына. Ритуалы некромантии были очень просты, они почти не требовали никакой формальной составляющей, а лишь полной концентрации воли и нужного источника магической силы. Я был готов к тому, что задумал, и, когда роженица перестала дышать, я обратился к силе ее смерти.

Это был тот самый миг, когда я стал другим. До этого я просто не понимал, что такое истинная магическая мощь, и лишь теперь я это почувствовал. Женщина смогла осознать, что я от нее хочу, и в последний миг она думала лишь о том, чтоб я смог сделать свое заклинание. Она стала той самой добровольной жертвой, которые служили источником магии некромантов, и на миг я стал богом. Я был настолько переполнен мощью, что мог свернуть горы, изменить русла рек и одним мановением руки разметать полчища врагов. Но сейчас еще было не время для таких подвигов. Я дал слово, и я его сдержал - мощнейший магический удар вынес из тела ребенка всю хворь, его сердце забилось, его легкие начали вдыхать воздух. Исчез застрявший в горле кровавый комок, срослись все кости, поврежденные при рождении по вине неопытной повитухи. За один миг ребенок превратился из умирающего в абсолютно здорового, и сотворил это чудо я сам.

Опьяняющая мощь ушла. Я потратил ее всю, до последней капли, на ребенка, но он это заслужил. Это была жертва его матери, и хоть я мог часть силы оставить себе, предпочел этого не делать. Зато теперь я был уверен - по крайней мере первые несколько лет своей жизни этот маленький человек не будет знать, что такое хвори, а если и будет у него какое горе - то только потому, что нет той, кого можно назвать "мама".

Я вышел из комнаты, и сказал:

- Мне не удалось спасти мать. Она умерла. Но ребенок жив, я излечил все его хвори. Позаботьтесь о нем. Он, наверно, хочет есть. Найдите какую-то кормилицу, и…

- Моше, - перебила меня Авьен, - не говори больше ничего. Женщины знают, что нужно делать с новорожденными детьми. Скажи мне, как ты это сделал? Я видела этого ребенка - он умирал, даже сам араршаин не смог бы его спасти. Что ты сделал?

- Я сделал то, что могло спасти хотя бы одну жизнь. Пусть даже ценой другой.

Я тогда не стал рассказывать Авьен о некромантии, потому что не знал, как она к этому отнесется. Но с тех пор я часто думал об этом разделе магии. Мне не раз во снах вновь и вновь грезилась та мощь, что давала некроманту добровольная смерть жертвы, и постепенно в моей голове родился план. Я тогда уже понимал, что он слишком безумный и неоднозначный, а потому ничего про него не рассказал Авьен. Это был даже не план, а лишь некая, пока еще расплывчатая, идея. Даже не идея, решение. Одно из самых сложных в моей жизни. Я решил стать некромантом.

Но тогда я им еще не стал. Потому что нас с Авьен позвал ширай, и сказал:

- Завтра я еду в Пограничье. Вы едете со мной.

И все. Нас никто не спрашивал, хотим ли мы, мы не имели права отказаться. Кесарр сам за нас уже принял решение, и нам ничего не оставалось, как послушаться. Конечно, мы могли куда-то бежать, но зачем? Пограничье - это еще не край света. Хотя близко к нему.

Очень странно, но в Латакии не было карт, и даже слова такого, "географическая карта", не было. Когда я спрашивал у Авьен, как же они ориентируются, что где, она говорила: "если не знаешь, всегда можно спросить". И еще она говорила, что невозможно большое нарисовать маленьким, потому что тогда оно будет все неправильно показывать. Я пытался объяснить, что такое "масштаб", и как можно его "соблюдать", но она не понимала. Она показывала мне тексты, где описывались разные части Латакии, и говорила, что это намного лучше, чем рисовать какие-то картинки. В этих текстах говорилось: "вот вы доехали до перекрестка между Сцалой и Хорвой, если повернете направо, то попадете туда-то, налево - туда-то, если же поедете прямо, то доедете до перекрестка между тем-то и тем-то". И так далее. Тут ходили толстые книги с такими вот путеводителями, но ни в одной из них не было никаких рисунков, и мне приходилось все это представлять самому. Однажды мне это надоело, я сел, взял листик бумаги, и нарисовал Латакию так, как я ее себе представлял. Получилась довольно примитивная карта, а когда я показал ее Авьен - она вообще не поняла, что это такое. Даже когда я объяснил, она все равно не могла понять, что так ориентироваться удобнее, чем на слова из книжки.