Олег Шелонин - Операция "У Лукоморья"

Лихо медленно поднял голову…

Соловей-разбойник, радостно хихикая, заерзал на суку, потирая руки:

— Давай, одноглазенький, крути его!

И Лихо начал крутить. Сложив ручки на животе, склонив голову набок, он с жалостливой улыбкой смотрел своим единственным глазом на скрюченного Илью, выворачивающего содержимое своего желудка на обочину дороги. Приступы неудержимой рвоты волна за волной накатывались на капитана до тех пор, пока в желудке не осталось ничего, даже желудочного сока. Затем он распрямился, улыбнулся и, дружески хлопнув Одноглазого по плечу, о чем-то оживленно заговорил с ним, направляясь прямиком к дереву, на котором Соловей усиленно чесал затылок, озадаченный таким поворотом событий.

— …поверь опытному, бывалому человеку, — донеслось до Соловья-разбойника, — в любом вытрезвителе тебе цены не будет. Уж на что я заматерел на этом деле… Порой и хочешь в форму прийти: водички попьешь, два пальца в рот сунешь, ан нет! Не отдает организм обратно то, что с охоткой по доброй воле накануне принял. А на тебя вот глянул, сердешного… и так мне стало легко…

— И меня там будут уважать? — Мечтательная улыбка, озарившая вечно постное лицо Лиха, заставила разбойника еще энергичнее активизировать мыслительный процесс методом почесывания затылка. Ветка затряслась, что, соответственно, привлекло внимание капитана.

— Еще как будут, — заверил он одноглазого спутника. — Да вон, смотри, еще один бедолага явно с бодуна мается. Ишь куда его зеленый змий занес. Голову на отсечение даю: глянет на тебя — враз протрезвеет.

Лихо поднял голову, сук под Соловьем-разбойником треснул, и он, ломая ветки, полетел вниз.

— Ну как, полегчало? — спросил капитан у выползающего из тернового куста Соловья-разбойника. Тот почему-то кивнул и долго еще смотрел вслед удаляющейся парочке, выдергивая шипы терновника из мягких частей тела. О том, что Кощей послал его сразить Ивана лихим разбойничьим посвистом, Соловей вспомнил, когда супротивника и след простыл. После такого конфуза являться на глаза Кощею разбойнику не улыбалось. Его вдруг страшно потянуло домой, в родные Муромские леса.

— А че хорошего я на службе у Кощея видел? — внезапно задал сам себе вопрос Соловей-разбойник. — Одни попреки да придирки. Темнота, темнота… передразнил он, сплюнул и, решительно махнув рукой, углубился в лес.

Меж тем Лихо Одноглазое любезно проводил Илью до подворья Василисы Прекрасной, резонно полагая, что именно туда стремится его душа после долгой разлуки. По дороге он осторожно выяснял у капитана: кто такой вытрезвитель и где его найти. Полностью запутался в объяснениях Ильи, однако понял, что в этих местах он вне конкуренции. Одарив на прощание Илью дружеским взглядом, от которого капитану стало еще «легче», Лихо торопливо засеменил прочь в поисках новых пациентов.

— Эгей! Люди добрые, есть кто живой? — Илья медленно обвел взглядом пустой двор. Тишина. Ни звука в ответ. Три десятка неказистых домишек тянулись вдоль узкой улочки, которая и привела Илью на площадь перед богатым резным теремом.

— А где ж народ? Да в поле пашет… — пробормотал капитан. — Какие хоромы! Под старину кто-то косит. Не иначе новый русский себе хибарку заказал. А это еще что такое?

В центре площади кто-то вкопал целый лес деревянных столбов, около которых валялся в пыли огромный серебряный поднос. Размеры каравая заставили капитана поскрести затылок. Подошел поближе, отломил кусочек и задумчиво пожевал.

— Пришел! Хлебушко жует! — радостно чирикали воробьи (бывший хор мальчиков). В стане Василисы Прекрасной царило бурное ликование.

— Ну, Кощеюшко, посмотрим теперь, кто кого. — Медведица азартно потирала лапы. — Малашка, Парашка, бегом к Ивану. Растолкуйте ему, что к чему, пока солнце не село. И до заката чтоб обратно!

— А сама-то ты что ж, хозяйка? Неужто не соскучилась по миленку своему? — удивилась Парашка.

— И то правда, — подхватила Малашка. — Ой, я бы сейчас как на крылышках летела к своему суженому. — Белочка мечтательно прикрыла черные бусинки глаз и скрестила на груди лапки. — Поцеловала бы его в уста сахарные…

— Брысь, вертихвостки! — взревела медведица. — Куда я в таком виде… а ну, быстро к Ивану!

Что-то пискнув в ответ, белочки стремительно взлетели вверх и помчались к посаду, прыгая с ветки на ветку, с дерева на дерево.

Несмотря на терапию Лиха Одноглазого, «сушняк» все еще давал о себе знать. Далекий рев медведя застал капитана уже на крыльце. «На мишку я еще не хаживал, — мелькнуло у него в голове. — Эх, сейчас бы здоровьице подправить да на охоту…» Илья толкнул дверь и замер. Посреди огромного зала стоял длинный стол, покрытый белоснежной скатертью, расшитой затейливыми петушками и крендельками по краям. Вдоль стола стояли длинные лавки, во главе — два кресла с высокими спинками, а на столе… Илья судорожно сглотнул набежавшую слюну.

— Икра черная, икра красная, икра белая… блин, горячка это белая, а не икра…

От обилия закусок на столе рябило в глазах. Конечно, зрелищем жареного поросенка, аппетитно лежащего на овальном деревянном блюде, бравого капитана было трудно удивить, но запеченные целиком лебеди с гордо поднятыми головами доконали Илью. А тут еще ароматы из высоких кувшинов…

— Вы уж простите, хозяева дорогие… — внезапно осипшим голосом пробормотал в пустоту Илья, — но терпеть больше мочи нет. — И, отбросив все сомнения, сел во главе стола (не из наглости, а в силу привычки — за спиной стена, распахнутая дверь напротив, окна тоже перед глазами). Не долго думая, сграбастал со стола кувшин и, не обращая внимания на стоящую рядом чару, приник к горлышку.

— Фу-у-у, — покачала косматой головой медведица, — ну и манеры… Набрался ты в тридевятом царстве… Ну ничего, как только к нам прежний облик вернется, я займусь твоим воспитанием.

Василиса дыхнула на мгновенно запотевшее зеркальце и осторожно протерла его мохнатой лапой. Из глубины овальной зеркальной поверхности, обрамленной серебряной оправой, на медведицу смотрело повеселевшее лицо Ильи, довольно вытиравшего рот рукавом.

— Почему я его не вижу!!! — бесновался Кощей.

— Ничего не могу поделать. Над посадом магический щит. Хочешь узнать, что внутри, — поди и посмотри, — злорадно проинформировало зеркало.

— Работничек! Послал гос… — Кощей внезапно поперхнулся и разразился сухим старческим кашлем.

— Не поминай имя Господа всуе, — ехидно посоветовало зеркало, — ибо сказано в Писании…

— Молчать! — взвизгнул Кощей. В руке его материализовался молоток. Не такое уж ты и ценное, — зловещим голосом прошептал он, подступаясь к задрожавшему трюмо, — какого-то щита дрянного испугалось.