Дмитрий Казаков - Дорога из трупов

– Шшшш-сссс сссс шш, – подтягивал Тили-Тили.

Поскольку оба певуна обладали слухом и голосом глухого от рождения павлина, дуэт вышел отличный. Пораженный силой искусства Погас забыл про Топыряка напрочь.

Арс прокрался летающему коню за спину, разбежался и, не дав себе времени подумать и испугаться, вскочил тому на круп. Погас гневно захрапел, из груди его вырвалось ржание, а из ноздрей – два потока пламени. Один опалил Тили-Тили ухо, второй едва не лишил Рыггантропова головы.

– Отвязывайте его! – завопил Арс, обеими руками цепляясь за густую и горячую гриву. – И ко мне!

Жеребец попытался взвиться на дыбы, ударил копытами, причем одним угодил по голове Рыггантропову. Раздался мягкий гул, из глаз двоечника полетели искры, но череп, укрепленный невежеством, выдержал.

Погас оказался немало этим удивлен. Воспользовавшись его замешательством, йода шустро скользнул к статуе, отвязал поводья и бросил их Топыряку. Мгновением позже тот очутился на конской спине.

– Да-да-да-вай! К на-нам! – прокричал Арс немного невнятно по причине того, что его подбрасывало, а челюсти щелкали друг о друга, точно кастаньеты.

Разъяренный тем, что на него уселись откровенно негероические типы, Погас заржал, взмахнул крыльями и устремился в небо. Рыггантропову отчаянным скачком удалось лишь в последний момент превратиться из пешехода во всадника.

Топыряку в лицо ударил ветер, в пояс вцепились ручонки йоды, и потом он обнаружил, что земля осталась далеко внизу. Поплыли в сторону улицы со статуями, крыши домов и храмов.

– Клево, – сказал Рыггантропов.

Город с высоты казался грудой белоснежных кубиков, стадион – глубокой тарелкой с тонким слоем каши на дне. Блестело уходившее за горизонт синее море, кучковались острова.

Глядевших на свалку богов отсюда почему-то видно не было.

– Э… да, – осторожно согласился Арс, в то время как его сознание обсуждало с подсознанием крайне важный вопрос: боится ли кто-то из них высоты? – Но…

Оказалось, что боятся оба. Сердце дернулось, желудок покрылся льдом, а душа скользнула в пятки. Осознав, что под ними, кроме воздуха, ничего нет, торопливо помчалась в макушку. Топыряк закрыл глаза, словно это могло изменить тот факт, что внизу лежит бездна глубиной несколько километров.

– А ты умеешь им управлять, в натуре? – спросил Рыггантропов.

Смысл вопроса не сразу дошел до сознания Арса. А когда дошел, он рискнул чуть приоткрыть один глаз и протянуть:

– Ээээ…

Ездить верхом Топыряк умел, но на обычном коне. Там все было просто – добавить скорости, убавить скорости, свернуть вправо или влево и не забывать держаться в седле. Но Арс не имел никакого представления, как заставить крылатого жеребца двигаться вниз или вверх и куда делись стремена.

Это было все равно что пересесть из игрушечного электромобиля в гоночный болид. Принцип тот же, отличаются только детали, и весь вопрос в количестве этих деталей.

Обычно герой, оказавшись в транспортном средстве, которым он не умеет управлять, просто начинает тыкать во все подряд и тянуть за то, за что можно тянуть. И все как-то само собой устраивается. Но здесь такой подход не годился. Погас не был оснащен педалями, кнопками, тумблерами и рычагами, нажимать оказалось нечего, а потянуть можно было только за гриву.

Но вряд ли она представляла собой средство управления.

– Нет, – честно признался Арс, крепче вцепился в поводья и закрыл глаза.

– Тогда летим наугад, в натуре, – сказал двоечник бодро. – Типа, эта тварь должна устать и приземлиться раньше, чем мы умрем с голоду.

Уж чего было у Рыггантропова не отнять, так это оптимизма.

Хотя отнять у него что угодно являлось достаточно трудной задачей.

Потом Вытек сидел на травке и слушал, а двое козлов, у которых были честные открытые лица и мускулистые руки, вешали ему на уши даже не лапшу, а пасту в каком-то изощренном соусе.

– Наши менее интеллектуальные сородичи, – хрипло вещал один, – за такие слова набили бы тебе морду…

– Но мы, – голосом профессионального исполнителя шансона подхватывал второй, – не можем себе этого позволить. И так племя сатиров пользуется плохой репутацией, ни к чему ее портить окончательно.

«А, сатиры», – подумал посол.

Неподалеку колыхалась стена чавкающего тумана, за которым скрывался Лоскут Утопия. Из нее один за другим появлялись стражники, мокрые, грязные и с выпученными глазами.

– Но если ты, – продолжил первый сатир, отличавшийся от собрата более темной шерстью, – позволишь себе еще перейти на личности, то мы можем вспомнить, что мы не только мыслители…

– …а еще и буйные, необузданные, агрессивные создания, – закончил фразу второй, с обломанным правым рогом.

– Конечно. Всенепременно. Как вам будет угодно, – сказал Потом Вытек, в котором заработали посольские инстинкты. – А что вы вообще тут делаете? Вы же должны, ну… это… – Он замялся.

– Вот-вот, от этого мы и сбежали, – сказал первый сатир. – Все считают, что мы обязаны бегать в свите богов, играть на свирелях и все такое. А на самом деле знаешь, как скучно все время пьянствовать и гоняться за смазливыми селянками? Да и болезни разные можно подцепить…

– Какие болезни? – спросил посол.

– Нехорошие. – Обладатель сломанного рога почесал в затылке. – Растяжение связок, потертость копыт. Поэтому мы ушли и заделались вольными философами.

Вышедший из тумана последним капитан Эверст Сиреп поглядел на сатиров с подозрением.

– Все в порядке, ваша чрезвычайность? – спросил он.

– О, да, да… – слабым голосом откликнулся Потом Вытек.

– Мы разрабатываем философские теории. – Первый сатир дружелюбно помахал капитану. – По пять штук в день. Вот вчера, например, изобрели антикреационизм, который разложили на мягкий и последовательный. К вечеру придумали макроидеализм и, как его, все название не запомню…

– Аццкий сотонизм, – подсказал второй.

– Да? Как интересно, – вяло поддержал беседу посол.

Как оказалось, он совершил большую ошибку.

Настоящие философы вообще плохо принимают всякие условности, к которым относится и вежливость. А уж философы, которые наполовину козлы, да еще и беглые, вообще о ней никогда не слышали.

– Интересно? – оживился первый сатир. – Тогда слушай. Согласно антикреационизму, мир не был сотворен, а появился сам…

– Мира не существует, – принялся вещать второй, – есть только аццкий сотона, которому все это снится…

– Следовательно, мы…

– Исходя из постулата…

Потом Вытек пожалел, что не оглох еще в детстве. От двух бубнящих голосов у посла заболела голова.

– Э, стоп! – воскликнул он, поднимая руку. – Стоп!!

Сатиры замолкли и уставились на него с возмущенным видом профессора, лекцию которого прервал какой-то студент.