Роберт Говард - Джентльмен с Медвежьей речки

– Неплохая работа, сынок! – крикнул мне старик Брентон. – Если когда-нибудь я…. О, Иуда Искариот, нас сейчас разнесет в клочки! Что-то выкатилось из-за угла хибары. Противоположная сторона улицы несколько возвышалась над нашей, поэтому предмет, набирая скорость, быстро приближался. Вглядевшись, я увидел бочонок галлонов на пять со вставленным фитилем. Фитиль горел, разбрасывая искры, и, вращаясь вместе с бочонком, опоясывал его огненным кольцом. Я спросил Брентона:

– Что там у него внутри?

– Порох – взвизгнул старик и вскочил на ноги. – Деру! Живо! Он сейчас влетит прямехонько в дверь! Старик так струхнул, что начисто забыл о парнях напротив, за что сразу получил пулю в бедро, и страшно ругаясь, опустился на пол. Я перешагнул через него и направился было к двери, но в этот момент другая пуля задела мой бок. Бочонок ткнулся в ноги и остановился. Я наклонился, осторожно приподнял его и со всей силы швырнул на другую сторону улицы. Не успел он коснуться хибары, как раздалось жуткое б-бах!, и противоположная сторона улицы скрылась в клубах дыма. Когда с неба перестали сыпаться парни и обломки хибары, когда слегка прояснело, там остался только безлюдный пустырь.

– Провалиться мне на месте, – прошептал старик Брентон.– Никогда бы не поверил, если бы не увидел собственными глазами!

– А вас здорово задело, мистер Брентон?

– Я умираю, – слабым голосом простонал он.

– Тогда прежде чем умрете, может быть, дадите мне письмо для папаши?

– Как зовут твоего отца? – еле слышно спрашивает он.

– Билл Роллинг Элкинс, – отвечаю.

Пожалуй, старик несколько преувеличивал опасность своего ранения. Поднявшись с пола, пусть и не без труда, он взял кожаную сумку и, порывшись в ней с минуту, вытащил конверт.

– Помню, я что-то говорил старику Роджерсу насчет письма для Билла Элкинса, – сказал он, переворачивая конверт. – Постой-ка! Да оно адресовано вовсе не твоему отцу. Эх, глаза мои начинают сдавать! В тот раз я чуток ошибся. Оказывается, оно для Билла Элстона, что живет при дороге на Белую Клячу. И вот тут я хочу лично опровергнуть злостные слухи, что якобы в отместку хотел прикончить старика Брентона и разнести его магазин. Я уже докладывал, каким образом старик повредил себе ногу, что же касается остального, то все произошло совершенно случайно. Когда до меня дошло, что все напасти, выпавшие мне на долю, я претерпел зазря, то до того разозлился, что повернулся и выбежал из дома на задний двор. Только я забыл открыть дверь – потому и сорвал ее с петель. Потом я вскочил в седло, опять-таки забыв отвязать Александра от крюка. Я дал ему пятками по ребрам, мул рванул и вырвал вместе с крюком угол здания. Вот почему на магазинчике осела крыша. Старик Брентон в доме страшно закричал. В это самое время к дому подлетела группа всадников, которых три враждующие стороны – из Белой Клячи, Гунстока и Томагавка послали выяснить, что это здесь у нас так громко рвануло. Парни тут же решили, что я и есть причина всех бед, и, недолго думая, открыли пальбу из всех стволов, так что мне пришлось уносить ноги подобру-поздорову. Вот как я заработал в спину заряд крупной дроби. Мы вылетели из Томагавка и так лихо поскакали в горы, что со стороны казались, наверное, одной сплошной линией. А я твердил про себя, что не такая уж это, оказывается, простая штука – сделать себе имя, и что в цивилизованном обществе на подростка с неокрепшими мускулами расставлено слишком много капканов и слишком много вырыто волчьих ям.

Я не сдерживал Александра, пока Томагавк совсем не скрылся из вида. Тогда я с рыси перешел на шаг, чтобы, не торопясь, обдумать свое положение, В результате этого мое сердце упало прямо в башмаки, на шипах которых до сих пор болтались ошметки шкуры мистера О'Тула. Так вот чем закончился первый выход в большой свет с намерением показать Глории Макгроу мое мужество и отвагу! Что осталось от недавних дерзких планов? Пара чужих штанов с кожаными заплатами на заднице да чертовы башмаки, клещами стиснувшие ноги, и только! Правда, я сохранил свой пояс, оружие и кобуру с отцовским долларом, но где мне его потратить? Единственное мое приобретение – лишь добрая порция дроби под шкурой.

– А, пропади все пропадом! – воскликнул я, в сердцах грозя кулаком сразу всему свету. – Ни за что не вернусь на Медвежью речку в таком виде! Да Глория подымет меня на смех! А что, если отправиться на Дикую речку? Ну да! Наймусь пастухом на какое-нибудь ранчо, заработаю деньжат, куплю себе и лошадь, и обновы.

Приняв решение, я вытащил кривой нож и принялся выковыривать пулю, засевшую в боку, и те дробины в спине, до которых сумел дотянуться. Прежде-то мне никогда не доводилось пасти коров или коз, зато я приобрел дома богатый опыт по части стреноживания диких бычков. Видите ли, по мере того как бычки подрастают, они переходят с равнинных пастбищ на горные, где быстро набирают вес и крутой характер. Мы с Александром всегда охотно брались за такую работу, и потому не было случая, чтобы, отправляясь куда-нибудь верхом, я не захватил с собой лассо. Оно и сейчас было приторочено к седлу, и я был очень доволен, что никто из ковбоев не догадался его стащить. Впрочем, скорее всего, они просто не додумались о назначении этого предмета. Я сам его смастерил и использовал не только на бычков, но также для ловли кугуаров и гризли, которыми прямо-таки кишат горы Гумбольдта. Лассо, очень прочное, было сшито из полос буйволовой кожи, имело в длину девяносто футов и в то же время по весу не превышало обычное лассо, а хонда представляла собой полфунтовый кусок железа, обработанный кувалдой для придания необходимой формы. Я всерьез полагал, что меня возьмут ковбоем даже без шикарной одежды и с мулом вместо лошади.

Итак, я отправился через горы в страну ковбоев, не придерживаясь определенного маршрута, но примерно представляя, в каком направлении находится Дикая речка – цель моего путешествия. Разве этого не достаточно? Я знал, что если ехать, никуда не сворачивая, то рано или поздно все равно на нее наткнешься. К тому же в лесах по берегам ручьев густо росла молодая трава – необходимое условие для поддержани бодрости духа у Александра, а для меня в изобилии водились кролики и белки.

К ночи я уже забрался высоко в горы. В тот вечер мой ужин состоял всего из девяти поджаренных на огне белок, которых едва хватило, чтобы приглушить голод до утра. Я очень надеялся, что на следующий день повстречаю медведя или, на худой конец, дикого кабана, потому как, сами понимаете, долго на такой ерунде продержаться было невозможно.

Утром я был в седле еще задолго до восхода солнца. В тот день пришлось обойтись без завтрака – местность вокруг выглядела вымершей, к тому же за все утро я так и не заметил ничего, достойного внимания, лишь однажды мне повстречался канюк. Было далеко за полдень, когда перевалил через Большой хребет и выехал к плато размером с небольшой округ. Природа здесь была великолепна: источники с чистейшей водой, речушки, на берегах которых трава доходила мне до стремени, ольховые перелески и сосновые леса по склонам холмов. Отсюда можно было различить небольшие каньоны, скалы, разбросанные в живописном беспорядке, и даже невысокие горы, высившиеся по краям плато. Честно говоря, это было сказочное местечко – самое красивое из всех, что я когда-либо видел прежде, и к тому же, на первый взгляд, совершенно безлюдное. Но, как показало время, с выводами я поторопился.